Читать книгу 📗 "Холодный март 14-го (СИ) - Васильев Сергей Александрович"

-А знаешь, Миша, как называли обеденный стол наши пращуры? - задал риторический вопрос отец Ника.

Он отложил вилку, вытянул ноги и, закинув руки за голову, с удовольствием потянулся всем телом, как кот, объевшийся сметаны.

- Трапезную столешницу древние русичи окрестили ладонью Бога и относились к ней, как к чему-то, обладающему сверхъестественной силой. Считалось, что если на обеденный стол под скатерть положить монетку, можно откупиться от нечистой силы. А ещё обеденный стол считался неким порталом, посредством которого можно пообщаться с предками и высшей силой…

- Это отсюда пошла мода “крутить тарелочку”?

-Нет-нет, это из другой оперы. Спиритизм - порождение эпохи модерна. А у славян обеденный стол - семейный алтарь, с односторонней передачей данных отсюда-туда. А обратный процесс - это уже как-то по другим приметам. Их в славянском фольклоре - не счесть…

-И как же нам настроить нашу рацию и отправить высшим силам послание?

-Ну, первым делом - необходимо всё доесть, - у Ника вилка опять перешла в боевое положение, - в противном случае высшие силы подумают, что мы брезгуем, не ценим того достатка, что имеем, могут урезать наш паёк и показать нам, неблагодарным, язык. Ну а когда покончим с яствами, нальем братину, пустим по кругу, символизируя единство помыслов, тогда поговорим о ближайших и отдаленных планах. Высшие силы всё это выслушают и, будем надеяться, помогут, или, как говорили в Российской империи - Божьей милостью поспешествуют.

Хорошая компания генерирует хороший аппетит, и пусть не сразу, но за неспешной беседой мы очистили от снеди семейный алтарь моих гостеприимных хозяев, не оставив высшим силами ни единого повода быть нами недовольными.

Подкупало, что темы наших разговоров упрямо возвращались к злободневному, где и без братины мы были едины: у Украины в 1991 году на руках был вечный проездной билет на все мыслимые виды российского транспорта, а она с великой гордостью обменяла его на право владения колченогим приставным стулом в европейском зале ожидания. Наша задача - вывести из этого серпентария как можно больше своих, несогласных с местом на коврике в прихожей англосаксов. Пусть там остаются те, для кого лакейская Европа - предел мечтаний.

-Какие планы, Миша? - старший Николай наконец-то озвучил висевший в воздухе вопрос.

-Сами видите - природа не терпит пустоты, - начал я осторожно, издалека. - Там, где нас нет, и там, где мы сопли жуём, моментально, как черти из табакерки, вылезают англосаксы. Надо заполнять постмайданный вакуум власти там, где это возможно.

-Со стратегией согласен, - старший бросил в кружку пакетик чая, залил его кипятком, прижал ложечкой ко дну, - а как быть с тактикой? Что конкретно собираешься делать? Или это секрет?

-Смотря с какой целью интересуетесь.

-Ну как с какой? Одно дело делаем.

-Ищу людей - решительных, даже отчаянных, желательно с боевым опытом. В Харькове масса правильновекторных энтузиастов, но отсутствует так называемая точка кристаллизации. Все существующие прорусские организации парализованы. Почему - еще предстоит выяснить, но факт остается фактом - руководители не выходят на связь или ссылаются на отсутствие большинства, позволяющего принимать резкие решения.

- “Мы не сделали скандала, нам вождя не доставало, настоящих буйных мало, вот и нету вожаков”, - процитировал Высоцкого Ник.

-То есть ревком необходимо завезти, - резюмировал старший.

-Именно!

Отец и сын коротко переглянулись.

-Какие-то наметки есть? - осторожно поинтересовался Ник.

-Откуда? Хочу заглянуть к активистам антимайдана, в штаб сопротивления…

-Там много не навербуешь, - вставил Ник свои пять копеек, - у местных сейчас другое на уме…

-А есть альтернативные предложения?

-Кое-что…

Опять этот быстрый обмен взглядами между отцом и сыном.

-Только я сразу говорю, все ваши ветеранские штучки - без меня, я ничего не слышал, ничего не видел, - выставляет перед собой ладони Ник.

-Да уж как-нибудь обойдемся, - отмахнулся от него батя. - Значит так, Миш. Есть у меня в твоём городе боевые хлопцы, коренные харьковчане, которые остались там с тех пор, когда мы… Впрочем, это неважно… Сидят в подполье, переживают, ждут команды, но сами пока на рожон не лезут и в городских беспорядках не участвуют. Этих людей задействовать на митингах и в уличных драках - что микроскопом гвозди забивать.

-Боюсь, без уличных драк нам не обойтись, - не согласился я.

-Если приспичит, помогут и это организовать. Есть у них свои связи и с криминалом, и с футбольными фанатами. Кое-какую пехоту соберут, когда потребуется пошуметь, ну а с главной ударной силой мы подтянемся.

-Адреса, явки, пароли предоставите? С народом созвонитесь?

-По телефону они на серьезные темы говорить не станут. А на гонца среагируют правильно. Так что тебе, Миша, надо срочно возвращаться в Харьков.

-Поедете со мной? - спросил я, с надеждой глядя в глаза старого вояки.

-Весточку с тобой отправлю. Познакомитесь по-людски, приглядитесь. Тебе надо самому с моими людьми пообщаться, поводить носом, посмотреть, все ли там хорошо, и если да - подготовить базу для приема севастопольского десанта. А мне нужна неделя, чтобы пройтись по нашим активистам - глядишь, и соберу группу энтузиастов для визита вежливости…

-И когда отправляться?

-Судя по активности супостата,- батя кивнул на мой планшет, - немедленно…

***

До сих в моей памяти осталось то тягостное ощущение, когда я в 2014-м году возвращался в Харьков после крымского референдума. В марте 2014 года в Крыму я впервые в своей жизни понял, что чувствовали наши деды 9 мая 1945 года. Такая же атмосфера победы царила в Севастополе. Город сиял, город праздновал. Это была одна мощнейшая положительная эмоция, эйфория, восторг, экстаз, ощущение сопричастности творимой истории. Большая человеческая радость на весь Севастополь! Из этого праздника мне приходилось возвращаться в город, который уже оккупировала киевская хунта, туда, где стелилась коричневая мгла с жовто-блакитным подбоем. Ещё не явно, но уже тогда было понятно, что дальше будет только хуже.

В этот раз всё было по-другому. У меня было понимание и главное - надежда. В памяти прокручивался жестокий эксперимент с крысами, когда им, плавающим в закрытом бассейне, давали надежду на спасение, и эта мимолетная надежда вселяла в зверьков такие силы, что они держались на плаву целых 40 часов вместо стандартных 15 минут… Вот и я был окрылен такой надеждой, не вспоминая ни про болтающийся на руке браслет, ни про беглянку, из-за которой я вернулся в 2014-й год.

Неизменным в прошлой и нынешней реальности оставалось одно: надо было возвращаться.

Я доехал на автобусе до Симферополя, прошелся по городу, украшенному триколорами, сел в поезд. И тут меня накрыло. Полное впечатление, что история повторяется в деталях, до мелочей. Все, как в прошлый раз: пустой, скрипучий вагон, проводник – татарин. Я достаточно напряженно ждал, что же будет при пересечении административной границы Крыма с остальной территорией. В отличие от дороги в Крым, здесь поезд остановился, и первое, что я услышал из своего купе – «москали в потяге е?». Время мгновенно уплотнилось, стало вязким и тягучим. Рука автоматически оказалась на рукоятке “Макарыча”, а большой палец привычно сбросил вниз предохранитель. Вспомнил, что поезд должен тут стоять две минуты, и они, если всё повторится в точности, не должны успеть проверить все купе… А если успеют? Тогда после перестрелки нужно выскакивать, а там – чистое поле. И хотя темно, и луна светит, но забег будет неприятным и вряд ли - результативным. Слышу, как проводник совершенно спокойно ответил – «да нет, пустой поезд, никого нет, никто не едет». С грохотом раскрылись двери первого к выходу купе. Второго. Ещё три, потом - моя... Может, дверь заблокировать? А смысл? Ещё хуже - насторожатся, соберутся. Нет уж, пусть как есть - дойдут до меня уже расслабленные и менее внимательные. Грохот следующей раскрываемой двери слился со свистком за окном. Потом пара смачных ругательств, топот ног, и всё затихло. В моё купе опять, как и 10 лет назад, не успели зайти, а поезд уже отправлялся. Я возвращался в Харьков.