Читать книгу 📗 "За речкой (СИ) - Март Артём"
— Разрешите обратиться, товарищ старший лейтенант, — поднял я руку.
Муха уставился на меня. Потом переглянулся с Волковым. Лицо последнего снова стало предельно кислым, когда я подал голос.
— Разрешаю. Что такое, Селихов?
— Что вы имели в виду, говоря о щепетильных проблемах политического характера? В чем их особая «щепетильность»?
Муха нахмурился. Едва заметно вздохнул.
— Муаллим-и-Дин однозначно занимается вербовкой новых боевиков. И особое его внимание направлено на детей. Он активно раздает оружие малолетним от десяти до двенадцати-четырнадцати лет, — Муха заглянул мне в глаза. — И хотя я надеюсь, что такого не произойдет, но вполне возможно, что во время выполнения боевой задачи, нам придется столкнуться с этими детьми в бою.
Глава 20
БТР-70 медленно ползли по белой, выжженной дороге, что протянулась по степной равнине. Они, словно огромные бронированные жуки, неумолимо двигались вперед, вяло вращая своими большими колесами.
У нас за спиной развернулись огромные холмы. По правую руку протянулась горная цепь. Она походила на уродливые красные собачьи зубы, пляшущие в разогретом афганском воздухе. С левой стороны тоже высились какие-то горы. Ну а всюду вокруг — равнина. Только редкий суховатый кустик, валун или верблюжья колючка попадался на сухой, устланной кое-где коричневой травой земле.
Почти все мы ехали на броне. Внутри моей машины остались только механик-водитель Махоркин да наводчик-оператор Глебов, сидевший в башенке.
Бойцы остальных машин тоже сидели на броне. Кто-то внимательно наблюдал за окрестностями. Кто-то оставался в полудреме, отдыхая, пока была возможность. Конечно, отдыхом это не назвать — солнце палило нещадно. Да и сохранять бдительность было необходимо.
Да, на броне мы были неплохой мишенью для засады душманов, но лучше уж вступить в стрелковый бой, сидя на корпусе бронемашины, чем подорваться на противотанковой мине, оставаясь внутри десантного отделения. Да и духота внутри царила нещадная. Бойцы, кто послабее, запросто могли перегреться в таких условиях. А это никому не надо.
Сейчас нашей основной задачей было добраться до точки под условным названием «Ландыш-1». Это был небольшой укрепленный пункт, представлявший из себя пару землянок, капониры для бронетехники и несколько окопов. Там надлежало оставить бронемашины и ограниченное охранение. А затем в пешем порядке выдвинуться к кишлаку, чтобы оборудовать наблюдательные точки в близлежащих скалах.
Колонна шла медленно. Волков на своем БТР полз первым в составе головного дозора. Командирская машина Мухи ехала в середине. Мы — замыкающими.
— Задолбала эта тушенка, — немного гундосо сказал Бычка, стараясь с голодухи открыть банку консервов ножом разведчика. — Постоянно тушенка-тушенка. Сил моих больше нету. Вот вчера гороховый концентрат давали. Вот-то царь-паек! Вроде и немного, а я нажрался так, что охалось. И вкусно же.
— А я все думаю, — ответил ему Звягинцев, с хрустом почесывая синюю от щетины щеку, — кто пердит всю ночь, а? Фан в холупе нашей стоял такой, что не продохнуть.
— Ну да. Было дело… — Кисловато заметил Пчеловеев. — Я среди ночи даже пару раз просыпался. От чьего-то громкого… Кхм… Сигнала…
С этими словами он, сидевший, прислонившись к башенке бронемашины, покосился на Бычку.
— А че ты на меня смотришь? — Обиделся Бычка, расковыряв, наконец, тушенку. — Я что ли один вчера горох жрал? А сам-то?
— Я не ел, — пожал плечами Пчеловеев.
— Я тоже, — поддержал его Звягинцев.
— У-у-г-у. То-то вы сегодня такие вялые. А я бодр и полон сил, — усмехнулся Бычка.
— Ага. У самого-то вон какие круги под глазами. Почти как эта… Как ее… Куала! Во!
— Панда… — поправил Звягинцева Пчеловеев.
— Сам ты куала… — буркнул Бычка. — Я…
Договорить он не успел, потому что машину тряхнуло. Это Махоркин заехал на кочку. Бычка дернулся, стараясь усидеть на броне, и случайно столкнул свою же банку тушенки. Мы все наблюдали, как паек бухнулся в дорожную пыль. Бычка выматерился. Потом принялся с досады облизывать жир с ножа.
— Ну ее в баню эту тушенку. Давали б че поразнообразнее, — начал он, — может быть и жилось получше.
— Да че ты ноешь, Бычка? — выдохнул Звягинцев.
— Не ною я. Как есть говорю.
— Рот открываешь? Открываешь. Жалуешься? Жалуешься. Значит ноешь!
— Вот это ты ныть будешь, когда у тебя от тушенки печень станет жирная! — Обиженно фыркнул ему Бычка.
— Гороховый концентрат, — заумничал Пчеловеев, — имеет сомнительную питательную ценность и вызывает метеоризмы. А также другие проблемы с пищеварением. А тушенка — это классика. Чистый белок и жир. То что надо при высоких физических нагрузках.
— Да замолчи ты… — снова пробурчал Бычка. — И у тебя печень жирная станет! Вот увидишь!
— При такой активности, как у нас, — не станет, — в тоне Пчеловеева появились менторские нотки.
— Станет станет.
— А мне макароны по-флотски нравятся, — вклинился вдруг мечтательный Сережа Матавой. — Как нам в учебке давали. С дому приехал, думал — ну что за дрянь? А сейчас бы я такого добра целый тазик слопал!
— Мечтай, зеленый, — рассмеялся ему Бычка.
— М-да… — Пчеловеев вздохнул. — Сейчас перед тобой, паря, стоит дилемма — метеоризмы или жирная печень. Вот ты что выберишь? А? Матавой?
Несмотря на то что в тоне и вопросе Пчеловеева чувствовалась явная издевка, благоразумный Сергей пропустил ее мимо ушей.
— Я бы сгущенки навернул.
Старики грянули дружным «О-о-о-о».
— Ну эт ты, паря, погорячился! — Рассмеялся Бычка. — Сгущенки ему подавай!
— Не по чину тебе щас такое. Ой не по чину, — ехидно улыбнулся Матавому Звягинцев.
Спор развивался стремительно и имел хоть и грубоватый тон, но почти что академический характер. Во всяком случае, велся с достойным академиков рвением. Очень быстро выделилась фракция «гороховиков» — это Матавой, поколебавшись немного, примкнул к Бычке. А потом образовалась оппозиция в виде «тушеночников», причем самым главным аргументом состоявших в ней Звягинцева и Пчеловеева стала бесконечная апелляция к метеоризму, который, де, так хорошо всем продемонстрировал Бычка нынче ночью.
В конце концов дискуссия мне надоела, и я пресек ее на корню, посоветовав всем нажраться пыли:
— Она низкокалорийная, — обернулся я к бойцам. — С ней вам ни метеоризм, ни жирная печень не грозят.
Некоторое время мы ехали спокойно. Внимательно наблюдали за тылом и флангами. Я, примостившись возле башенки, поглядывал в бинокль. Осматривал переднюю полусферу.
Внезапно впереди, примерно в полукилометре от нашей текущей позиции, я рассмотрел одинокого ишака, гулявшего бесхозным. Несмотря на это, он, тем не менее, нес на себе какую-то поклажу. И ее с такого расстояния рассмотреть было решительно невозможно.
— Ветер первый, как слышно? — вышел я на связь с командирской машиной. — Вижу ишака впереди. Справа от дороги, метров четыреста, как слышно, прием.
В гарнитуре радиостанции несколько мгновений шумела статика. Потом раздался голос Мухи:
— Ветер три, вижу его. Всем отделениям замедлить ход. Возможно мины впереди. Повторяю: возможно мины впереди. Как поняли?
— Ветер три, — отозвался я, — понял.
— Ветер два, — в радиоэфире появился голос Волкова. — Вас понял, Ветер один. Идем тише.
Я перелез через башенку к люку мехвода. К этому времени первая и вторая машина уже поехали тише. Я постучал по броне. Заглянул в люк. Оттуда на меня посмотрела чумазая и страшно потная физиономия Махоркина в шлемофоне.
— Тише езжай! Впереди могут быть мины!
— Понял!
— Противник справа! — Раздался вдруг оглушительный крик Сережи Матавого.
Я тут же оглянулся. Все бойцы вспохватились. Вскинули автоматы, стараясь высмотреть неожиданного противника. Я полез к ним.
— Там в кустах! — крикнул снова Серый.
— Где⁈ — отозвался Бычка. — Не вижу!
Матавой вдруг вздрогнул, и я понял — сейчас он будет стрелять. Я тут же положил руку ему на ствольную коробку автомата.