Читать книгу 📗 "Сирийский рубеж 3 (СИ) - Дорин Михаил"
Здесь же в ожидании нашей остановки столпилось много человек. Основная часть, судя по всему, представители командования местной базы. Но рядом с ними сгруппировались и мои подчинённые. Издалека можно было узнать и Хачатряна, и Ибрагимова, и друга Кешу.
Когда мы зарулили, к вертолёту уже побежали несколько человек встречать наших пассажиров. Карим встал со своего места, чтобы пойти открыть сдвижную дверь. Казанов перед выходом заглянул в кабину и пожал каждому руку.
— Александр, далеко не уходите. Будет разговор.
Я утвердительно кивнул, и Виталий вылез из вертолёта. Уже после выключения, Могилкин решился обратиться ко мне.
— Сан Саныч, разрешите получить замечания? — спросил Петя после остановки несущего винта.
— Нормально всё. Только мы не на проверке техники пилотирования. Поэтому оценки не будет, — ответил я, поднимаясь с кресла.
— Ну а в целом? — продолжил допытывать меня Могилкин.
— В целом, нормально всё. Пошли на воздух.
— Товарищ командир, но всё-таки. А то я ж от волнения спать не смогу.
— Ну это ты зря. Будь спокоен, как абориген под пальмой. Я же сказал — нормально всё.
Хвалить его не стоит, чтобы парень не зазнавался. Как и не стоит принижать его успехи. А они есть.
Когда я спустился на бетонную поверхность стоянки, ко мне уже шла целая бригада моих подчинённых.
— Садыки куда-то готовятся, — показал Карим на один из Ми-8 с эмблемой сирийских ВВС.
Этот вертолёт приводили в порядок весьма тщательно. Бортовой техник протирал остекление кабины, а остальной инженерный состав оттирал нагар от выхлопных газов двигателей.
Погода в Хама в это время года не такая тёплая, как в Хмеймиме. Солнце греет не столь сильно, а на термометре комфортные +15°. В пору и шевретовую куртку надеть.
Уходящие от нас Казанов и Айюб так и сделали, надев сверху тонкие куртки.
Через минуту ко мне подошли и мои подчинённые. Хачатрян со своим лучшим другом Ибрагимовым, два представителя инженерно-технического состава и главный «виновник торжества».
Иннокентий Джонридович Петров выглядел счастливым, но чересчур заплывшим. Такое ощущение, что его пчёлы покусали. Поднабрал Кеша несколько килограмм как минимум. А ещё обзавёлся интересным «аксессуаром» на правой руке в виде перебинтованного пальца.
Причём среднего пальца. Другую фалангу ну никак на руке Кеша повредить не мог.
— Товарищ командир, старший передовой группы…
— Да ладно, Рубен. Как оно? — остановил я доклад Хачатряна, пожимая ему руку.
— В целом, хорошо. Работы особо нет. Облёт окрестностей делаем. Наши самолёты на посадке прикрываем. Иногда представителей командования контингента перевозим по точкам.
— Текучка, короче. Как у остальных? — спросил я, поздоровавшись с другими ребятами.
В ответ услышал хоровое исполнение слов «нормально» и «пойдёт». А вот от Петрова пока не было и звука.
— Рубен и Кеша останьтесь. Остальные свободны, — сказал я.
Когда нас оставили втроём, мне протянули… рапорт. И это было единственное слово, которое я смог разобрать. Видимо, рапорт писал Иннокентий, левой рукой и из-под ноги.
— Саныч, я ж не хотел. А он так и нарывался. Но я всё равно не хотел. Но он нарвался и прямо мне на кулак. Как будто сам просил. У него ещё рожа, так и просила кирпича. Но кирпича не было, поэтому я его кулаком. Отсюда и вывих. Вот так всё и было, — объяснил Кеша.
— Угу. Достойное объяснение, — ответил я, пытаясь разобраться в каракулях моего друга.
— Командир, в рапорте я всё изложил. Век воли не видать! Не хотел. Так вышло.
Пока что я увидел, что Кеша получил травму на производстве. Сам текст рапорта был страшным сном учителя русского языка.
— Да ты не талант. Ты — гений, Иннокентий. Я вот из твоего текста ничего не понял. Ты что-нибудь понял, Рубен? — протянул я ему рапорт Петрова.
— Тут… хм, доходчиво написано, — не сдержал улыбки Хачатрян.
Это было бы смешно, если б не было так печально.
— Ты, брат, русский язык учил? Что у тебя было по нему в школе? — спросил я у Кеши.
— Всегда пятёрка.
У меня чуть глаза не вывалились из глазниц.
— Я думаю, тебя слегка переоценили, Кеш. Как зовут твою учительницу?
— В смысле? — переспросил Петров.
— Блин, ну как ты обращался к своей учительнице по русскому языку?
— Ну… в школе Виктория Викторовна, а дома — мама.
Тут Хачатрян чуть не упал со смеху. А я вот был готов провалиться под бетонку, на которой мы стояли.
— Быстро рассказывай, как всё было. А то маме письмо отправлю, чтоб на твой почерк полюбовалась, — повторил я.
В целом ситуация была вполне ожидаемой. Если верить словам Кеши, а я им верю, просто так бы он не ударил сирийского подполковника. Он, к слову, оказался командиром авиационной базы в Хама.
Оказалось, что данный товарищ запретил заправку топливом наших вертолётов, пока не будут оформлены правильно документы и у него не будет какого-то там распоряжения. Наверное, от самого Хафеза Асада ждал бумагу.
— Нам на вылет нужно было. Блокпост сирийские мятежники атаковали. Местные вертушки разлетелись, и нам добро дали на вылет и поддержку. А он такой важный идёт! Фон барон! Из столовой вышел после обеда вразвалочку с зубочисткой, — возмущался Петров, размахивая повреждённым пальцем.
— По морде зачем бить? — спросил я.
Здесь возникла немая пауза. Хачатрян отвернул голову, а Кеша не сразу начал говорить. Кажется, что-то сильно его зацепило.
— Ему Кеша-джан говорит, что там солдаты умирают. Лететь надо, — начал Рубен и замолчал.
— А он что?
— Этот боров и говорит: ' — да ерунда, солдат для того и нужен, чтобы умирать с улыбкой'. Ну я ему пару раз в «бубен» и зарядил, — ответил Кеша.
Я выдохнул и аккуратно сложил в несколько раз рапорт Иннокентия.
— Жаль, что всего два раза зарядил, — добавил я и отдал сложенный листок Кеше.
Спустя полчаса я уже стоял в кабинете представителя советского командования на этом аэродроме. За обшарпанным столом сидел худой подполковник, сверлящий меня огненным взглядом.
— Как вы воспитываете своих подчинённых, товарищ майор? Что это за рукоприкладство? Как шпана какая-то. Разве нельзя было решить дело мирным путём? — разводил руками товарищ подполковник.
— Видимо, нет. Я спрошу прямо, как же так вышло, что вертолёты не заправляются как надо и когда необходимо?
Худой подполковник встал и направился ко мне.
— Вы на что намекаете, Клюковкин? На саботаж и беспечность с моей стороны? За словами следите, майор.
— Слежу, товарищ подполковник. Но когда дело касается выполнения поставленной задачи нашей Родиной, предпочитаю говорить прямо. Вам процитировать слова командира базы Хама?
Подполковник фыркнул и направился к рычащему холодильнику. Пару раз хлопнув по нему, он заставил бытовую технику «замолчать».
— Рукоприкладство неприемлемо. Но… в целом… я с Петровым согласен. За такой саботаж, который происходит здесь в Хама, стоило бы врезать этому подполковнику давно.
— Что с топливом? Может следует доложить ещё выше? Со мной прибыл весьма серьёзный человек из сирийского военного ведомства, который может донести на самый верх.
Подполковник посмотрел на меня и покачал головой.
— Не стоит. Сейчас мы с вами пойдём к господину Абдул Аяду. Будем разговаривать напрямую.
— О чём?
— Про топливо и его лицо. Капитан Петров «отоварил» Аяда весьма солидно.
Но в кабинете командира базы Хама не оказалось. Как сообщил его адъютант, господин подполковник убыл к вертолёту. Его срочно вызвали в Дамаск.
Я решил вернуться на стоянку, поскольку Казанов может в любой момент объявиться. А ещё может сказать лететь дальше. Я уже приближался к вертолёту, когда подъехали несколько автомобилей к сирийскому Ми-8, который так тщательно готовили к вылету.
Из головной машины вышел крупного телосложения сирийский офицер. На голове у него была фуражка, а сам он шёл так, будто по красной дорожке идёт за наградой. Правда лицо у него было разбито.