Читать книгу 📗 "Патриот. Смута. Том 4 (СИ) - Колдаев Евгений Андреевич"
Взглянул на него пристально, изучал.
В целом да, выглядел он несколько богаче других. Хоть и самую малость. Пара медных бляшек на поясе, сабля в менее потертых ножнах и кафтан не такой изношенный, как у остальных. Шапка на меху, здесь как у всех, примерно.
— Какой приказ у тебя, десятник? — Сказал холодно, продолжая буравить взглядом.
Давай, хоть ты не дури. Говори как есть. А то после допроса этого вашего Борща осадочек у меня остался.
Он сделал полшага вперед, чуть расправил плечи, как-то приосанился. Понял, что не татары мы и убивать их не собираемся.
— Мы Семена Белова люди Елецкие. — Начал доклад. — Присланы сюда, чтобы татар, идущих с юга, высматривать. К переправе их не пустить.
— Сжечь получается? Верно?
— Все так. А вы, люди служилые, чьих будете? — Он опять попытался смотреть на меня прямо, но смешался и глаза опять в землю отвел.
— Мы-то… — Я глянул на него, потом на всех них. Улыбнулся по-волчьи. — Мы те самые татары, выходит. Которых так сильно ваш воевода опасается. Иных полков с юга не идет.
Сделал два шага, схватил за грудки десятника. Посмотрим, крепок ли ты, как отвечать будешь под давлением.
Встряхнул.
— А ну, говори! Гад! Монастырь жечь приказ был? А?
— Так это, так мы… — Он растерялся.
— Был или нет. Убью! — продолжал давить я.
— Был. — Ответил он собравшись. — Но людей не тронули бы мы. Как можно. Приказ.
Толкнул его так, чтобы он на колени рухнул. Жечь святое место в это время даже по приказу — дело темное. Да, десятник, ты, конечно, молодец. Но, как бы ты поступил, если бы монахи уходить не стали? А ведь они бы и не ушли. Тот старец так точно. Руку бы на тебя не поднял, но и от храма строящегося не отступился бы. Это я точно понимал. Не таков он человек был.
Сжег бы с храмом, раз приказ или пожалел, отвел людей бы? Чтобы выбрал — службу или веру?
Сам же я продолжал с гневом в глазах выговаривать:
— Как можно, тварь ты этакая. Место святое! Жечь!
— Не губи! Приказ. Воевода отдал. — Он, стоя на коленях, перекрестился. — Сам то я. Сам бы никогда. Но…
Ясно. Ниточка давления и переговоров с местным священником у меня теперь есть отличная. Дальше идем.
— Семен Белов где?
— Ведомо где, в Ельце же.
— Вы здесь давно?
— Да дней семь будет. — Он трясся, стоя на коленях. Все же перегнул я малость палку. Запугал человека служилого. — К нам же из Чертовицкого человек пришел в Елец. С воеводой говорил. Сказал, татары идут. Ну, отряд и послали сюда. А нас потом, ему на смену и усиление. Потом гонец приходил еще один, потом…
Он смешался.
— Кто еще был?
— Да особо никого. Так, мужики какие-то, еще калики перехожие. Торговли-то нет считай. Гонцы какие-то были еще. Мы же сторожим тут, мы не тати какие, людей тут грабить и допрашивать. Особо. Вот. — Он шмыгнул носом. Все по делу говорил. — А дней семь, как были казаки. Трое. Сказали, что татары разбиты. Что-то про царя говорили еще. И в Елец ушли. А на днях гонец оттуда пришел. Сказал усилить дозоры. Во все глаза смотреть. — Продолжал доклад. — Сказал, татары идут. Сказал, приказ воеводы. Жечь все, как только войско татарское подойдет на день. А до этого… До этого грузить.
Толково. Не то, что Борщ мне плел.
— Что грузить? — Вот это было интересно.
— Так это. Так оно. — Он замялся, занервничал.
— Давай говори!
— Заимка там в лесу. — Он рукой махнул. — Там монахи нам копья делают. В арсенал. У них с воеводой уговор.
Копья? Это очень интересно. Лес здесь да — отличный. И сосны корабельные, и дубы вековые. Вот куда второй монах, основатель монастыря делся-то. Руководит производством, значит.
— Что про Елецкого воеводу скажешь?
— А что? Что сказать-то, боярин?
— Каков он?
— А, э… — Замялся десятник. — Начальство же.
— Ладно. Про Елец давай, подробно. — Присел рядом с ним, палочку дал. — Рисуй стены, пушки где, где какие посты стоят. Башни, бреши в стенах, может, прогнило что где, ремонта, может, давно не было. Обвалилось. Все, что знаешь.
Он уставился на меня, затрясся всем телом.
— Не губи. Это же…
— Все выкладывай, тогда замолвлю слово за вас перед батюшкой. Вы же место святое сжечь хотели. — Поднял взгляд на стоящих рядом собратьев своих. Произнес. — Остальных обыскать, связать пока. Потом решим, что с ними делать. Люди-то наши, русские.
— Сделаем. — Прогудел Пантелей.
— Ну, рассказывай. — Я уставился на десятника. Руку на рукоятку бебута положил так невзначай. — Я же не татарин. Видишь, все мы здесь свои люди.
Он кивнул, икнул и начал, вначале подергиваясь, трясясь, но затем успокоился, и пошло дело лучше.
Засел с ним где-то на полчаса. Он говорил, рисовал. Я вопросы задавал, поправлял, уточнял, выяснял. В целом, по итогу некоторое мнение относительно фортификаций Елецких у меня сложилось. Что где можно сделать и как эту крепость взять, если нужно будет. А о воеводе укрепилась в голове мысль, что пойдет он с основными силами броды караулить. Ждать нас там будет. Может, даже какую городскую артиллерию возьмет. Попытается не дать переправиться.
Пока говорил, бойцы постепенно собирались, лагерь разбивали на опушке леса.
Подошел Яков, чуть подождал, пока закончим.
— Воевода, там отец тебя дожидается. Кха… — Захрипел, прокашлялся. — Монах. Нас к себе не пустил. Сказал, не богоугодное дело в храм Божий с оружием на постой. Елецких, сказал, не пустил и нас не пустит. Что делать будем?
— Да что, Яков, ничего не будем. Лагерем становимся чуть вон к лесу. Паром и лодки сторожим, как зеницу! Чтобы никто даже чихнуть на них не смел. Нам они ой как нужны.
— Да, воевода. Дозоры на тот берег ушли. Пока не вернулись. Кха… Черт. Вблизи нет Елецких, вроде.
— Хорошо. — Я поднялся. Стряхнул с одежды пыль. — Этого к остальным. Связать, накормить, напоить и пусть сидят пока. Все вместе под охраной.
— Сделаю.
— В острог иду. — Сказал Якову, повернулся, двинулся к воротам. — Давай пока здесь командуй.
Оттуда доносился стук топоров. Работа шла. Казалось, то, что происходит за стенами, не очень-то беспокоило монахов. Они работали.
Подошел. Ворота все также были открыты.
На ночь, что ли, они их только закрывают? От кого защита? От зверя?
Зашел, шапку с головы стащил. Осмотрелся. Память прошлого Игоря не подвела, все было примерно так, как и помнилось. Пахло свежими срубами, смолистым деревом. Те, что были недавно копейщиками, теперь трудились на стройке со всеми остальными.
Я прошествовал к входу в будущий храм. Замер в ожидании. Священник продолжал работать топором, не отвлекался.
Взмах и удар. Снова взмах. Чуть подправил, как рубанком поработал, щепу стащил. Посмотрел сбоку. Еще стружку снял.
Измором меня взять решил?
Знает же, что пришел я, по его же зову. Томит специально. Ох уж эти все иносказания, мистические действия и прочие важные для духа, а не ума и тела вещи. Не любил я все это. Я— человек дела. А это все священное — оно для просветленных.
Каждый пускай своим сам занимается. Что ему ближе. Такая у меня всю жизнь позиция была. Композитор, скажем — бесспорно, великий человек. Но, в подворотне ему отморозки точно нос сломают, не справится он с ними. А я с ними общий язык найду, да так, что и перевоспитать может, удастся. Каждый человек в своем деле потребен.
Так и здесь. Мне до этого всего религиозного ох как далеко.
Но, для людей этого времени оно ох как важно все. Поэтому нужно приобщаться.
— Отец, не ведаю, Кирилл, ты или Герасим. Пришел я… По зову твоему.
Хотел сказать просьбе, но решил, что надо бы со святыми отцами этими учтивее быть. Серафим мой, хоть тоже настоятель монастыря, вроде как, но иного поля ягода. Он больше боевой, служилый, смирившийся до поры. При знакомстве с ним было видно, что человек в деле был, кровь проливал. Но как-то так случилось, что ну… Попал на иную службу. А приперло, увидел, что нужен и потребен, вновь в строй встал с бойцами.