Читать книгу 📗 "Шайтан Иван 6 (СИ) - Тен Эдуард"
— Ну, это совсем иное дело! — лицо Куликова прояснилось, он улыбнулся с облегчением. — С большим удовольствием. Только, надеюсь, без высокопоставленных особ? А то я, знаете ли, теряюсь в их обществе… Не привык запросто общаться с представителями императорской фамилии. Всегда дивился вашей способности быть своим в любом кругу. Как у вас это выходит, Пётр Алексеевич? — спросил Куликов с искренним любопытством и капелькой зависти. — Поделитесь секретом?
— Да никакого секрета нет, Жан Иванович, — отозвался я. — Просто живу по одному правилу: я — такой, какой есть. Другим не стану. Гнуться под каждого — себя сломать недолго.
— Логично! — Куликов рассмеялся, но в смехе слышалась горечь. — Убедили. Вот только следовать вашему примеру… духу не хватит. Оттого вы — воин, а я… — он махнул рукой в сторону заваленного бумагами стола, — … бумажная крыса. Мышь архивная. — Закончил он с горькой усмешкой.
— Полноте, Жан Иванович! — остановил я его резко, но тепло. — Не смейте так о себе! Вы — человек мысли. Ваш труд — не саблей махать, а головой работать. И он не менее важен, а порой и куда значимее грубой силы. Увы, таких как вы, истинных мастеров своего дела, — всегда катастрофически мало.
— Ну… спасибо, Пётр Алексеевич, — Куликов встряхнулся, словно сбрасывая тяжесть, и в его глазах засветилось что-то теплое. — Будто глоток свежего воздуха… Помогли поверить, что дело моё не пыль одна. За это я вас и уважаю. Искренне.
— Вот оно, главное! — подхватил я. — Я вас уважаю. Вы меня уважаете. Оба мы — люди уважаемые!
Куликов на мгновение замер, проследив ход мысли, а потом громко, искренне и от души рассмеялся.
Перед визитом к бабушке Михаила, грозной Елизавете Алексеевне Арсеньевой, я имел долгий разговор с Мелис. Полученные от государя за ту злополучную дуэль с англичанами тысячу фунтов стерлингов и пять тысяч рублей я решил обратить ей на благо: семь тысяч серебром и пять ассигнациями определил как приданое для Лейлы. Первый ответ был категоричным отказом. Но, выслушав мои доводы, Мелис задумалась… и в конце концов согласилась. Самый весомый аргумент оказался прост: некогда хаджи Али занял у меня десять тысяч рублей. Долг он исправно, хоть и неспешно, возвращал — к сему дню уже четыре тысячи. Так что помощь эта — не милостыня, а лишь беспроцентный, дружеский заём, который когда-нибудь вернется.
Подкреплённая теперь солидным приданым за дочь, Мелис отправилась к Михаилу в загородное поместье. Я отлично помнил о бабушке Миши, Елизавете Алексеевне — женщине волевой, с характером крепким и стойким. Способную ради внука порвать любого, не сомневаясь ни секунды в своей правоте. Потому предупредил Мелис, и, помимо верного Анвара, отрядил с ней для солидности степенного Аслана. Лейла, принявшая православие и ставшая Лидией Хайбулаевной Омаровой, была готова к свадьбе.
Судя по тому, что обратно вернулся лишь Аслан — всё сладилось.
— Приняли хорошо, — коротко доложил Аслан. — Совсем не старый женщина встретил, смотрел строго, сказала ехай один. Госпожа Мелис у нас в гостях останется. Потом уж вместе приедет.
К моему немалому удовольствию, провалилась и затея Мурата с княжной Оболенской. Слуга, отправленный с визитом, вернулся с сухим ответом: Ея сиятельство княгиня Оболенская принять не может, ибо изволила отбыть в загородное имение. Какое именно — я даже не запомнил. Мурат искренне загрустил, словно у него отняли игрушку. Успокоить его удалось лишь обещанием устроить встречу непременно — по возвращении княгини.
— А возвратится она обязательно, — добавил я твердо. — Княгиня подождёт. Тебе сейчас надлежит думать об учёбе, тем паче — опекать тебя будет сам государь! Учиться придётся так, чтобы быть первым, Мурат. Никак нельзя опозорить честь рода Омаровых, ни единым промахом.
Слова, кажется, запали в душу Мурата. Он проникся и с того дня усердно склонялся над уроками Катерины, впитывая всё, что надлежит знать юноше его лет из благородного семейства.
Обсудил с Андреем его скорую отправку на Кавказ для временного командования батальоном. Подчеркнул необходимость подготовки батальона к весенне-летнему обострению — активизации горцев, в чем я, разумеется, не сомневался. Особо наказал забрать оружейников в любом случае, сообщив им, что это мой личный приказ. Распорядился также выдать деньги на закупку необходимого, если потребуется. Весь вечер мы посвятили обсуждению всех подробностей и мелочей, которые надлежало уладить Андрею перед отъездом.
Перед расставанием Андрей передал мне приглашение на свадьбу Михаила и Лидии в их загородном имении. При этом он заметил, что Елизавета Алексеевна наказала непременно быть, иначе будет крайне обижена. Обида её, как за любимого Мишеньку, так и за не менее любимую Лидию, грозит стать пожизненной. Шутить с этим действительно не стоило.
Свободное время я посвящал разработке планов по созданию и подготовке подразделения личной охраны для первых лиц государства.
Надо отдать должное Императору: восстание декабристов в 1825 году потрясло его до глубины души, превратив в непримиримого противника всего, что связано с революцией и революционерами. Появление Третьего отделения и жандармского корпуса, наделенных столь широкими полномочиями, стало прямым ответом на эти события. Жесткая цензура и всеобъемлющий контроль над обществом были налажены. Однако сама концепция контрразведки и связанная с ней деятельность оставались аморфными и неясными. Вернее, их практически не существовало. Хотя некие зачатки были у военных, и они тоже были весьма далеки от совершенства. Вот и приходилось сидеть и вспоминать всё, что связанно с охраной, ожидая вызова от полковника Лукьянова, который занимался первичным отбором кандидатов. Далее должен подключиться я. Пришлось настоять на возможности приёма в отряд не только потомственных дворян, как предлагал Бенкендорф. Напомнил ему, кто стоял у истоков восстания декабристов и что потомственное дворянство не является гарантией преданности и лояльности. Генерал после некоторого размышления согласился с моими доводами.
Мои записки и мысли по поводу контрразведывательной деятельности явно заинтересовали генерала Леднёва. Он попросил меня изложить своё мнение безо всяких ограничений. «Только без фантастических прожектов», — оговорился он. Мы долго обсуждали подрывную деятельность неизвестного нам одиночки, который сумел нанести столько урона Кавказскому корпусу.
— А сколько таких… в рядах армии в целом? — задал я генералу неудобный вопрос.
— Вынужден признать вашу правоту, — задумчиво произнёс Леднёв. — Не зря Шувалов в своё время настаивал присмотреться к вам. Но, к моему глубокому сожалению, обстоятельства сложились так, что сейчас, даже если бы Главный суд привлёк вас к ответственности по самому подложному обвинению, я не смог бы отстоять вашу правоту. Наши возможности несравнимы с правами и полномочиями жандармского корпуса. Признаюсь, мы отслеживали вашу деятельность с самого начала, и я впечатлён вашими достижениями. С полной ответственностью заявляю: я бы поручил вам организацию контрразведывательной службы в составе Генерального штаба. — Леднёв вздохнул, и в его словах чувствовалась искренняя горечь.
— Ваше превосходительство, — отозвался я, — все эти «если бы» да «возможно бы»… Пустые сожаления. Что мешает нам решать подобные проблемы сообща, в тесном сотрудничестве? Ничто, кроме межведомственной неприязни. Хотя на словах мы служим одному делу. Или я не прав? К чему разжигать отвращение к жандармским чинам среди армейских офицеров? Согласен, не все в жандармском корпусе достойно несут своё звание. Но разве среди армейского офицерства мало таких же разгильдяев? Молчите. Вот в чём вся загвоздка! — резко оборвал я. — Все, всё понимают, но никто ничего не делает. Полноте, ваше превосходительство, дальше — пустые рассуждения. Вы послали депешу в ваши подразделения?
— Да, — кивнул Леднёв. — По получении её они немедленно начнут проверку по вашим ориентирам. Полковник Желтов — офицер опытный и толковый. Надеюсь, в ближайшее время получим от него сведения, кои нас интересуют.
