Читать книгу 📗 "Товарищ «Чума» 8 (СИ) - "lanpirot""
Но старая ведьма хотела большего, а не просто подбирать крохи и объедки с чужого стола. Это её глубинное желание я, пусть и с большим трудом, но сумел уловить. Мой ментальный дар, а вернее одно из его направлений — телепатия, постепенно прогрессировало. Я сканировал Глорию не просто так, ради праздного интереса — мне обязательно нужно было знать, насколько ей можно доверять. Хоть она и предлагала принести мне клятву абсолютной верности, но мне нужны были друзья, последователи и соратники именно по убеждению, а не по принуждению. А клятва, она в итоге принуждает к повиновению.
Так, размышляя, я добрался до лестницы в подвал, где располагались камеры временного содержания, превращенные гестаповцами в настоящие тюремные казематы и пыточные комнаты. Мне, как ведьмаку, не составило никакого труда почувствовать витающие в воздухе «ароматы» непереносимой боли и страдания, которыми оказался пропитан весь подвал.
А еще я отчётливо чувствовал застарелый смрад пролитой крови и тяжёлый дух насильственных смертей. Многие из узников не смогли перенести пыток, и отдавали душу моему четвертому братишке прямо здесь, в этом подвале. И это случалось не раз и не два, а много-много раз. Причём, многие из тех, кто здесь погиб, были абсолютно невинны.
И это я тоже сумел легко определить, причём не своим ведьмовским талантом, а вдруг заработавшими способностями того, кто скрывался в глубине моего сознания… Или подсознания… В общем, хрен его разберешь! И этот кто-то, обнаружив настолько вопиющие преступления, вдруг «зашевелился», намереваясь выплыть из своих пучин (вернее, моих), и самостоятельно вершить правосудие.
Но вершить правосудие он хотел так, как только он это понимал, что меня абсолютно не устраивало. А вот хрен ему на воротник! Никто не будет распоряжаться моим телом, как своим собственным! И никто не будет решать что-то за меня! Здесь всё решаю я! И только я, а не какой-то там всадник Апокалипсиса!
В висках сначала застучали молоточки, которые спустя какие-то мгновения ударили мне в черепушку настоящим набатом. Я пошатнулся и схватился за стену одной рукой, оставляя на побелке кровавые следы. Я и не заметил, как из моих ушей пошла кровь.
По верхней губе тоже потекло что-то горячее и густое. Я мазнул под носом свободной рукой и поднёс её к глазам — тоже кровь! Голова гудела, в ушах стоял звон, а перед глазами всё плыло — первый всадник явно был намерен сегодня восстать из небытия.
Но я тоже был не намерен сдаваться, мысленно «выстраивая» в своей голове «железобетонную» стену, которой намеревался замуровать Чуму в своём подсознании. «Отсечь» его от себя хотя бы на какое-то время. Я строил стену, заливая свой ментальный дар потоками магии, которой у меня было дохрена, и которая не нуждалась в моих искалеченных меридианах.
Ведь наше противостояние происходило внутри меня самого, поэтому я использовал свой резерв как мне заблагорассудится. Я строил стену, а он её сносил раз за разом. От обилия использованной магии меня начало подтряхивать. И даже мое тело начало изрыгать из себя потоки черного колдовского тумана, минуя энергетические каналы — настолько велика оказалась концентрация силы в моём организме.
— Врёшь, не возьмёшь! — прохрипел я, чувствуя, как наполняется кровью мой рот. Но даже сейчас я не собирался сдаваться. — Русские не сдаются! — Я был готов сдохнуть, но раз и навсегда отстоять право решать всё самому, а не по чьей-то указке.
Глава 23
Продолжая держаться за стену, я рухнул на колени, даже не почувствовав боли от удара о бетон. Я уже практически ничего не соображал — голова вот-вот взорвется от чудовищного давления, которое я испытывал. Но я продолжал давить чертового всадника, как надоедливую вошь, мешающую спокойно жить и наслаждаться жизнью.
А он продолжал отчаянно пытаться выйти на «первый план», полностью завладеть моим телом и отправить «на задворки» уже мою личность. Однако, кое-какие изменения я заметил: ментальная стена, которую я строил в своей голове, а всадник разрушал, росла быстрее, чем он это делал.
Я опережал его, несмотря на хреновое физическое состояние собственного организма. Я уже практически ничего не слышал и не видел, а из моих глаз текли самые натуральные кровавые слезы. Но я продолжал отделять всадника Чуму от собственного «я» незыблемой стеной. И у меня это получалось!
Когда мне осталось всего-ничего — выстроить, буквально, совершенно незначительный кусочек, всадник Апокалипсиса неожиданно подал голос. Впервые с момента нашего симбиоза он обратился ко мне лично, перестав игнорировать мою сущность.
— Зачем ты это делаешь, смертный? Зачем сопротивляешься мне? Ведь мы с тобой желаем одного и того же! — Прозвучал у меня в голове его бесплотный голос. — А объединив усилия, мы даже горы свернём…
— Ну, уж, нет… — Мне казалось, что я хрипел даже в ментальном плане, настолько сильно мне досталось на этот раз. — Я как-нибудь сам — видел уже, чем заканчиваются такие «объединения»… — Припечатал я всадника напоследок, завершив последний участок стены.
И мне тут же существенно полегчало. Голос в голове стих, грёбаный молотобоец, едва не разнёсший к хренам мою черепушку, тоже отправился куда-то по своим делам. Ага, а жизнь-то налаживается! Сердце, едва не выскочившее из груди во время противостояния с первым всадником, постепенно замедляло свой бешенный рваный ритм.
Я попытался встать на ноги с колен, но они подогнулись, и я завалился на бок, больно ударившись о стену плечом. Кое-как мне удалось усесться на полу, привалившись спиной к стене. После этой невидимой никому схватки, я был выжат, словно половая тряпка и совершенно лишён всяких физических сил. Да, непросто на этот раз далась мне моя свобода и независимость личности.
Но, несмотря на это, мне нужно было спешить. Отдохну потом, когда вытащу из фашистских застенков батюшку Евлампия и деда Маркея. Так что мне срочно надо было найти где-то силы, чтобы для начала хотя бы элементарно доковылять до гестаповских казематов. А я даже на ноги встать не могу.
Придётся уже в который раз использовать целительскую печать, чтобы хоть как-то прийти в себя. Опасно, конечно, вдруг я в самый ответственный момент превращусь в натуральную амёбу, которая ни рукой, ни ногой двинуть не может. Но другого выхода на данный момент у меня и вовсе не было.
Сложный магический конструкт к этому времени уже давно запечатлелся у меня на подкорке — сколько раз за последнее время я его активировал, уже и не упомнить. Но печать успешно сработала и на этот раз. После того, как в моё тело хлынула волна спасительной энергии, я бодро поднялся ноги и протер глаза руками. А то веки уже начали слипаться от обилия подсыхающей крови, что не так давно текла у меня даже из глаз.
Видок у меня теперь, наверное, весьма ужасающий, но я и не на детский утренник явился, а в Гестапо. Как говорится, почувствуйте разницу! Проверив, что наложенные на меня чары морока еще держатся, я начал спускаться по лестнице в подвал.
В небольшой комнатке перед камерами, я наткнулся еще на одного фрица, мирно посапывающего за небольшим столом после ночных возлияний. С чего я это взял? Так вокруг стоял такой плотный перегар, что его реально можно резать ножом. Но, если нож — это старая шуточка, то вот мои многострадальные и сверхчувствительные синестетические рецепторы резало весьма и весьма существенно.
Но на фоне всего остального, что со мною случилось сегодня, это совсем мелочь. Я подошел к фрицу, пускающему во сне клейкие пузыри, и легонько «нарисовал» пальцем на его лбу простенькую формулу сна. Теперь можно делать что угодно — утырка сейчас и из пушки не разбудишь.
Я быстро провел небольшой обыск и обнаружил связку ключей, по всей видимости от камер, где гестаповцы содержат заключенных. Что ж, пока всё складывалось удачно — не придётся ломать замки и решетки, либо вышибать двери. Сделаем всё быстро и аккуратно.
Из комнаты охраны я прошел в мрачный коридор, с двумя рядами металлических дверей, идущих по обе стороны. Дверей было немного — всего четыре. Значит, не придётся долго искать. Хотя я и без этого уже понял, где содержатся партизаны — я слышал их мысли. Других узников в камерах не было.
