Читать книгу 📗 "Ломоносов Бронзового века (СИ) - Гринчевский Игорь Леонидович"

Во вторую очередь «умниц» подводят для контроля. Как именно работает, не дурит ли, не ворует ли…

В этом смысла побольше, на момент подарка я уже являлся «ключевым менеджером» в получении «доброго железа», то есть сильно влиял на бизнес всего ВПК. На контроль за таким не грех и разориться. Хотя, если посмотреть на то, сколько я уже принёс всем ветвям рода, не так уж и велики эти затраты.

Тут мысль вильнула в сторону: 'А ведь, если со мной что-то случится, то без Софии утеряно будет всё. Не сразу, но без понимания сути процессов мои орлы рано или поздно накосячат. А София — многое поняла. И почти всё записывала. То есть, она выполняет ещё и функции страховки на этот случай. От этой мысли стало грустно, но… Жизнь тут сурова, а старшие родичи должны думать о выживании и процветании рода Еркатов. Ладно, проехали! Что тут у нас на завтрак? Опять овсянка-а-а? Ненавижу!

«Сегодня — великий день!» Фраза, избитая до пошлости, но что поделать, если так оно и есть? Мастер Оган выполнил свою часть уговора, и начал искать рецепт приготовления огнеупорных кирпичей. Сначала я выдал ему гидроксид алюминия и предложил добавить в глину. По моим представлениям, это должно было приблизить её качества к шамотному кирпичу. Но испытания показали, что жаропрочности почти не прибавилось. Правда, нет худа без добра. Этим рецептом заинтересовались наши специалисты по кувшинам. Состав глины стал отдаленно походить на каолин, посуда из него получалась похожей на фаянс — вообще не пористой, более тонкой и лучше выдерживающей жар. Я знал, что рецепт нуждается в доработке, частенько получался брак, но мы оба были настроены продолжать поиск.

А вот с кирпичами пришлось прилично повозиться, но ничего не получалось, пока я не припомнил, что добавляли уже сильно обожжённый оксид алюминия, переведённый в корунд. Плавить нужное количество на ацетиленовых горелках было нереально, и мы пошли другим путём. Для начала я отработал процесс, хорошо известный на глиноземных заводах. Спекание сырья, содержащего алюминий, с известью и содой. Известь при этом связывает оксид кремния, а вот соединения алюминия переходят в растворимый алюминат натрия[2]. Только и разницы, что там «вскрывают» бокситы, а я тут обходился глиной. Впрочем, читал где-то, что во время Великой Отечественной войны на Уральском Алюминиевом заводе иногда в бокситы обычную глину с карьера добавляли[3]. Так что…

Небольшую часть алюмината мы отдавали Кирпичу, который из него продолжал делать одноразовые формы, в которых потом формировал и выплавлял корундовые тигли. А большую часть так и оставляли в растворе стоять на воздухе. За неделю раствор набирал углекислоты из воздуха и нужный нам пушисто-белый гидроксид алюминия выпадал в осадок[4]. Раствор упаривали и получали соду для повторного использования. За характерную рыжеватую окраску, придаваемую примесью соединений железа, её прозвали «рыжей содой». Ни на что другое она всё равно не годилась, зато теперь на производство глинозема мы не расходовали ничего, кроме топлива и времени.

Тьфу ты, снова отвлёкся! Короче, гидроксида алюминия, нужного для «псевдо-фаянса» и глинозёма у нас теперь стало много. А если глинозём долго выдерживать при 1200 оС, там становится всё больше и больше «корундизованного» оксида алюминия. Большая часть его шла «кирпичникам» на эксперименты, а меньшую снова отбирали, но теперь уже кузнецы. Они её дробили и в уксусе растворяли. Я ведь, когда выяснял, сколько именно времени нужно держать его в печи, потом для пробы растворял в уксусе. «Корундизованная» альфа-форма растворяется намного хуже, чем исходная, вот и получалось, что я почти чистый и мелкий корундовый порошок получал. Хомяческая натура не дала его выбросить, отдал кузнецам на пробу. Теперь с живого не слазят, регулярно требуют ещё и ещё. Хорошо, что не центнерами, а килограммами.

В общем, Оган выдал мне с десяток разных партий кирпича, и мы собрали из них небольшие такие печурки, чтобы выяснить, какой состав дольше прослужит. Как раз вчера была пробная топка отражательной печи[5]. Холостая, только древесный уголь и наддув воздуха мехами. Не знаю, какой температуры мы достигли, но оксид одновалентной меди в ней плавился, а фосфат калия — нет[6]! Получается, 1290 плюс-минус полсотни градусов. Плавить стекло в не нельзя, а вот спекать — уже можно. Впрочем, до стекла и сегодня очередь не дойдёт, сегодня я буду плавить наработанный родичами чугун. Обещал ведь? Обещал! А обещания надо выполнять.

— Ну что, будем испытывать, да? — подскочили ко мне Торопыжка и его «брат по разуму» из нового пополнения со странным прозвищем Сиплый. Странным потому, что более звонкого голоса я тут ещё не встречал.

— Будем, куда ж мы денемся! — ворчливо ответил я. — Растворы готовы?

— Ещё со вчера готовы! — на два голоса доложили они.

— Ну, значит, как только брат с Диким подойдут, тогда и начнём. О, вот и они, легки на помине! Ну что же, раздувайте жаровню.

Аппарат был совместным творением мастера из рода гончаров и моим, и сделан был из того самого «псевдо-фаянса». Хорошо бы, конечно, покрыть его слоем стекла, но его-то как раз и не было. Ну да ничего, мы проверили, нужные нам давление, температуру и среду из расплавленного едкого калия такая посуда «держала» десятки часов. Нам хватит, а потом я безжалостно разобью это изделие и исследую стенки. Дорого? А опыт иначе не наработать.

Наши с пацанами жизни и здоровье мне намного дороже. Даже Гайк поворчал, но согласился с таким подходом. Сосуд прогревали, пока покачивание не показало, что едкий кали внутри него расплавился, а потом подняли нагрев ещё чуть-чуть. Для процесса рекомендовали 400 градусов. Так, теперь надо обеспечить работу манометра. Всё та же U-образная керамическая трубка с поплавком, только заполнили её расплавленным оловом. Я учёл поправку на плотность и проградуировал метки в уже привычных дециметрах водного столба. Наружный конец манометра достаточно широк, чтобы по окончании процесса олово можно было почти всё вычерпать. Я опасался, как бы оно, застывая, не повредило аппарат. Ну что же, благословясь, приступим. Нет, я по-прежнему — атеист, просто фигура речи.

— Внимание!

В раскаленный аппарат начал потихоньку подаваться первый раствор. Обычный гидрокарбонат калия[7]. Вода испарялась, гидрокарбонат разлагался, заполняя аппарат водяным паром и углекислым газом. Давление в аппарате слегка поднялось. Из выводной трубки, шипя, стал выходить вытесняемый воздух, всё ещё слегка влажный.

Но большая часть пара конденсировалась раньше, ещё до выхода из аппарата и стекала в специальный сосуд. Так, собираем выходящие газы в стакан и проводим пробу. Нет, пока еще поддерживает горение… Ещё одна проба. Третья… Ага, лучина гаснет. Аппарат заполнился углекислотой.

— Меняем раствор!

Очень скоро в аппарат начал поступать теплый раствор ацетата калия в смеси с избытком едкого кали. Да, всё та же реакция Дюма, получение метана лабораторным способом. Я голову сломал, путаясь решить противоречивые требования. Надёжно эта реакция шла только в небольших объёмах, а мне нужен был мощный и длительно работающий источник топлива. Желательно ещё и с напором не ниже 0,5 метра водного столба.

Сейчас получилось. Да, большая часть газовой смеси, выходящей из реактора, приходилась на водяной пар. И от небольшой примеси ацетона мне тоже не получится избавиться. И ладно! Всё это оседает в холодильнике, а в горелку поступает почти чистый, хоть и влажный метан. Наверняка, влага снижает температуру горения, но мне пока что надо испытать сам принцип.

К счастью, шланг теперь стал и прочнее, и длиннее, да и очки у нас из самой настоящей слюды. Даже коптить не пришлось, она и так черновата, несмотря на тонкость слоя.

Горелка гудела, пламя слегка «дёргалось» из-за перепадов давления в приборе, но в целом, «триста секунд — полёт нормальный!»

Но это пока без вдувания воздуха.

— Эй, на мехах, качаем, потихоньку усиливая.

Меха прерывисто зашипели, жар от пламени усилился.