Читать книгу 📗 "Я уничтожил Америку 2 Назад в СССР (СИ) - Калинин Алексей"

— Или сама встанешь, или я тебя поставлю. Руки за голову! — скомандовал он резко. — Я с тобой валандаться не буду!

— Мразь, — снова процедила Мария, но на колени всё-таки встала.

Никитич отбросил ногой подальше ружьё. Оно упало как раз возле меня. Почему-то возникло желание схватить его, прицелиться и разнести башку коварной бабы на кусочки.

— Семён, или как там тебя, наведи-ка на эту проб… пукалку. Если дёрнется, то стреляй без раздумий. В ногу. Или в руку… Но не убивай, нам её ещё судить надо.

Ага! Может быть я тем самым сделал бы ей услугу! Всё-таки лёгкая смерть это для неё просто счастье!

Пусть посмотрит в глаза родных и близких тех, кого расстреляла в своё время. И ведь не одна она такая, ведь были ещё суки, которые пытались цепляться за свою жизнь и ради этого жертвовали чужими.

Но всё-таки винтовку поднял и взял Марию на прицел.

Константин Никитич тем временем ловко связал руки за головой Марии. Соединил ремнём запястья и шею, чтобы не смогла дальше груди опустить. И только после этого подошёл ко мне.

— Не дёргайся. Чем больше дёргаешься, тем глубже вопьются зубья. Сейчас я тебя освобожу и перевяжу… М-да, паря, не думал, что ты так попадёшься. Ведь хитрый какой, а в волчий капкан угодил, — покачал головой Никитич.

— Как будто ты в этом вообще никакого участия не принимал, — буркнул я в ответ и поморщился от боли, когда Никитич начал разжимать зубья.

Стальной капкан с глухим стуком разжал свою пасть, освобождая мою изуродованную ногу. Боль, острая и ослепительная, на секунду вытеснила всё. Мир поплыл перед глазами, но я удержался, стиснув зубы до хруста. Из рваной раны густо сочилась кровь, смешиваясь с грязью и ржавчиной с зубьев.

Никитич, не глядя на меня, достал из рюкзака порыжевший от времени индивидуальный пакет. Разорвал его зубами. Движения были точными, выверенными, как будто всю жизнь этим занимался.

— Участие? — хрипло проворчал он, промыв рану, и начав накладывать повязку. — Ну да, принял участие. А как бы ещё эту шмару на чистую воду смогли вывести? А тут ты нарисовался, хрен сотрёшь. И ведь как удачно всё началось… Ну не могли мы такой шанс упустить. Тем более, когда он сам идёт к нам в руки.

Он дернул за конец бинта, и я невольно ахнул. Никитич взглянул на меня и усмехнулся. Глаза его были пусты и холодны, как два оружейных ствола. Ни грамма сочувствия. Просто человек, делающий свою работу.

— Вот и вышло по-моему. Записал её признание, теперь есть что суду предъявить. Не ждал только, что ты в капкан попадёшь. Думал, что она тебя по-иному в расход захочет пустить, да выговорится сперва… Должен же ты знать, за что смерть примешь от бабской руки. Повезло ещё, что кость цела. Такая хрень могла бы и перебить напрочь. А так… Недельку отлежишься, а потом уже бегать сможешь пуще прежнего.

— И на рояле играть? — хмыкнул я в ответ. — После этого…

— И на рояле тоже сможешь играть.

— Здорово, а на арфе?

— Вот на арфе вряд ли — с неё карты сваливаются, — ухмыльнулся в ответ Никитич, давая понять, что знает этот старый анекдот.

Я посмотрел в ту сторону, куда мы направлялись сперва с Марией. Там была граница с ФРГ и, судя по словам «проводницы», она была в трёх шагах. Хотя, могла и обмануть, а просто заманила в чащу, покружила по кустам, да и осталась невдалеке от Тахова.

Но если не обманула? Если моя цель рядом?

— Мне бы дальше пойти…

— Пойдёшь. Обязательно пойдёшь. Вот как заживёт рана, так и пойдёшь. Лично отведу и переправлю, — поджал губы Никитич. — Слово офицера. Но сейчас… Нельзя тебе сейчас. Далеко не уйдёшь с такой оглоблей. Сразу погранцы заметут, если не наши, так немецкие. Доказать вряд ли чего докажешь со своим языком. Посадят тебя на пару десятков лет, как шпиона, да и будешь куковать до выяснения. А может и вовсе расстреляют. У нас ведь с этим просто — повесил пару висяков, да и поставил галочку. А ты ещё и в Праге успел наследить — прямо подарок для Стаба и остальных… Но, думай сам. Я тебя упрашивать и умолять не буду. Если упадёшь где от потери крови, то это будет только твой выбор.

Я вздохнул. Всё-таки он прав. Как ни крути, а рана на ноге жгла и хотелось окунуть ногу в снег по колено. Если пойду дальше, то запросто какую-нибудь инфекцию занесу. А кто мне поможет? Да и дойду ли я до помощи?

— Ладно, но только на время выздоровления! — ответил я.

— Само собой!

Он встал, отряхнул колени. Его «Стечкин», будто живой, лег в потрескавшуюся ладонь. Никитич кивнул на Марию.

— А с этой теперь нам придётся прогуляться назад. Поднимайся, тварь.

Я оперся на винтовку, пытаясь распределить вес так, чтобы не закричать снова. Нога горела огнём, каждый удар сердца отдавался в ране ударом молотка.

Мария стояла на коленях, спина её была неестественно пряма, а голова запрокинута из-за ремня, стянувшего её запястья с шеей. Но взгляд её не был побеждённым. В её глазах, холодных и светло-серых, как зимнее небо, не было ни страха, ни покорности. Только старая, затёртая до блеска, как речной камень, ненависть. И знание. Она всё ещё что-то рассчитывала.

— Встать! — рявкнул Никитич.

Она медленно, с трудом, но поднялась. Дышала тяжело, ремень впивался в горло.

— Двигай. К речке! — Никитич ткнул стволом в сторону просёлка.

Она пошла, странной, семенящей походкой пленницы. Я захромал следом, кусая губу от боли. Винтовка всё же не костыль, но как вариант помощи — сгодится.

Мы шли молча. Было слышно, как хрустит под ногами хворост, как тяжко дышит Мария и как я скриплю зубами, пытаясь не отставать. Мысль о том, чтобы разрядить в неё весь магазин, уступила место другой — выжить бы сейчас, дойти до конца этой дороги.

А что там, в конце? Суд? Какой там суд? И не пойду ли я под этот суд следом?

Обратный путь мне показался гораздо длиннее. И уже давно стихли отголоски человеческих слов, стёрся среди леса собачий лай. На небе вовсю шпарило солнце уходящего лета, проникая сквозь переплетение веток и покрывало листвы. По спине всё тёк и тёк неприятный ручеёк пота.

По пути мы сделали пару остановок. Никитич заменил набрякшую кровью повязку. Ещё раз промыл рану, снова сноровисто замотал. У меня получилось не проронить ни звука, хотя орать хотелось очень сильно.

Мария с презрительной усмешкой наблюдала за нами. По дороге она попыталась убежать, но полетела в мох и листву от жёсткой подсечки Никитича. Когда кое-как поднялась, то по щеке протянулась глубокая царапина. Скрытая во мху ветка постаралась.

— Ещё одна такая попытка и сломаю ногу, — холодно произнёс Никитич.

— Обрыбишься, — проворчала Мария.

Дальше шли в полной тишине. Никитич указывал дорогу, следом за ним брела Мария, а я уже замыкал шествие.

Смотрел на спину женщины и думал — а ведь она сама выбрала такой путь. Путь ненависти и злобы. Да, её заставили, наверное, но… Если Зоя Космодемьянская решила для себя помогать своим людям бороться с фашизмом, то вот эта вот… Даже не знаю, какое слово подобрать к этой предательнице.

Вряд ли вообще такое слово найдётся. Для неё и ещё для одной твари, Тоньки-пулемётчицы, которая продолжает топтать мирную землю СССР. И найдут её совершенно случайно, а муж вообще едва не сойдёт с ума, когда узнает — с кем прожил бок о бок тридцать лет.

Почти в самом начале войны она попала к немцам, которые предоставили Тоньке выбор — либо сдохнуть, либо убивать своих и служить фашистской подстилкой. Она выбрала второй вариант. Как впоследствии рассказала следователям, ей просто хотелось выжить, и она вступила в полицию на службу оккупантов. Вскоре ей поручили расстреливать партизан, их помощников и сочувствующих. Оружием стал пулемет, из которого она совершала свои злодеяния. Совесть ее не мучила, мол, я их не знала, да и все равно они были обречены. Не брезговала и мародерством, снимая вещи для последующей продажи на рынке.

Выкашивала десятками за раз…

А вот в сорок третьем году убийце, загубившей жизни полторы тысячи пленных, несказанно повезло. За несколько месяцев до прихода наших у нее нашли такую болезнь, что стыдно показать фельдшеру. И сплавили в тыл — подлечиться. Там ее приметил молодой ефрейтор из обозной части. Тайком возил за собой.