Читать книгу 📗 "Сотник (СИ) - Вязовский Алексей"

Сперва, чтобы отвлечься, разглядывал афганских конных гвардейцев, выстроенных шпалерами вдоль дороги и производивших вид армии из средних веков с их шлемами-таджами, кольчугами и щитами. Зрелище, безусловно, впечатляло, но не оставляла мысль, что эта гвардия сражалась на стороне Земан-шаха, и, насколько я знал, баракзаи раскатали ее как бог черепаху. Не помогли ему и зембуреки, присутствовавшие в большом числе, и артиллерия самых разных калибров и эпох. В общем, если принцы хотели меня напугать видом своих гвардейцев, то у них не получилось.

— Скажи, любезный, — обратился я к вожатому слонихи, который был мне предоставлен, ибо знал арабский, — ставят ли пушки на слонов?

Вертлявый сухенький индус сидел в специальном седле на затылке животного. Им он управлял, не прибегая к палке, а склоняясь к огромному уху, что-то громко нашептывал, будто уговаривал. Лишь в редких случаях, когда слониха проявляла непослушание, он прибегал к ударам незаостренного молотка — по его словам, слонихи всегда следуют за самцом — их даже на ночь нет нужды приковывать — и шалят, когда хотят привлечь его внимание.

Мой вопрос поставил его в тупик. Сперва индус рассмеялся, но потом задумался. Что-то припомнив, он меня уверил, что небольшие пушки на слонов ставили, но очень-очень давно. До того, как англичане появились в Индостане.

— Таких слонов называли ганджал, сахиб, «слоновий ствол», — разъяснил он. — Инглизи привезли свои орудия, и тогда выяснилось, что всего лишь 4-х фунтовое ядро может убить слона. Слон — не конь с наездником, попасть в него все ж таки куда проще. Зато для перевозки тяжелых пушек слоны очень удобны, коварный Лев Пенджаба любит их использовать.

Разговор увял сам собой, тем более что мы достигли Кабул-дарьи. На мост вожатые побоялись заводить такие махины — пошли вброд. Тут-то слон-самец, здоровенная животина, но с сознанием подростка-шалуна, и показал себя во всей красе. Он встал посредине реки и погрузил хобот в воду. Вожатые всполошились. Как я понял, слон, а за ним и его бибби могли запросто устроить свой коронный номер — облить из хобота, как из шланга, всю процессию водой. С большим трудом погонщики уговорили — именно, уговорили — своих подопечных не задирать хоботы вверх и не пародировать общественные фонтаны. Слоны выпустили воду обратно в реку, никого не задев, и продолжили свой путь.

За Кабул-дарьей, при входе в нижнюю часть Бала-Хиссар нас встретили артиллерийским салютом. Я дернулся, меня испугали не звуки выстрелов, а возможная реакция живых «экипажей». Но слоны на удивление спокойно отреагировали на пальбу — лишь прядали ушами, размахивая ими как огромными вентиляторами, не меняя ритма движения.

Через десять минут мы добрались до точки назначения — до небольшой площади перед лестницей, ведущей к парадным воротам шахского Дворца. Мне помогли спуститься на землю. Я распрощался со своим конвоем и в одиночестве начал восхождение — в каком-то смысле к финалу своих кабульских каникул.

(воин из племени белуджей)

(афганский воин)

(1) Гвардия дастха-и-гуляман состояла из пожизненно нанятых рабов-гулямов, преимущественно персидского происхождения — шахи не особо доверяли афганцам. Тактика напоминала драгунскую, то есть поэскадронное ведение залпового огня в конном строю.

(2) Бибби — так в мусульманском мире называли женщин, жен, королев. В время индийских войн «бибби» начали называть и шлюх, которые жили с солдатами.

Глава 18

Изнутри шахский дворец производил не менее слабое впечатление, чем снаружи. Меня быстро провели на третий этаж, и те комнаты, что я успел мельком осмотреть, не заставили ахать от восторга. Небольшие помещения с голыми стенами, никакой позолоты и паркетов, на полах — ковры и дешевые половички-дорожки, на потолках циновки, кое-как обитые тканью. Почти полное отсутствие мебели, картин, гобеленов — лишь изредка встречались орнаменты из алебастра, да в толще стен были прорезаны ниши, где стояла дорогая посуда или подсвечники с горящими свечами. Минималистично и в духе мусульманских традиций, проповедуемой исламом скромности. В Индии, как я полагал, раджи следовали совсем иным эстетическим нормам и не в чем себя не ограничивали. Словно говорили всему миру своими дворцами, полными роскоши и неги: нате, берите нас тепленькими! И часть нашего мира, включая моих афганских друзей, на эти призывы реагировала с большим энтузиазмом…

Я поднялся, следуя указаниям проводников, на третий этаж, вышел на большую открытую террасу. Вид с нее открывался сумасшедший, с учетом того, что сам дворец стоял на высоченном холме — вся кабульская равнина была как на ладони, горы вдали тонули в полупрозрачных облаках.

Не менее впечатляющим оказалось и собравшееся на террасе общество, состоявшее из ханов, предводителей племен, и наиболее уважаемых маликов, глав чем-то выдающихся родов. Преимущественно пуштунских, хотя были представлены и белуджи, хазарейцы и таджики. Пестрота нарядов поражала, как и бандитские рожи увешанных оружием делегатов местного курултая — насколько я понял, здесь была не просто сходка, а так называемая лойа-джирга, собрание вождей для выборов шаха (1). Большинство сидело прямо на полу, постелив под себя тонкие куски материи и избавившись от обуви.

— Посол урус-сипахсалара Платова просит милости у высокого собрания и имеет, что ему сообщить! — громко объявил распорядитель церемонии.

— Не станем откладывать, — милостиво мне кивнув, объявил принц Махмуд.

Он стоял рядом с братом. Оба были в расшитых разноцветными блестками кафтанах, перехваченных в талии широкими поясами с пряжками из золота и серебра. Из-под них торчали рукояти с клювом церемониальных кинжалов чура — из моржовой кости и с узорчатым чеканным серебряным окладом. Чтобы подчеркнуть их парадно-выходное назначение, ножны были пристроены справа, а рукояти торчали строго вверх. Головы братьев украшали высокие шапки с пером и с большим изумрудом цвета индиго.

При моем появлении принц Шуджа повернулся с видом человека, которому мое общество глубоко противопоказано. Гримасничал он недолго — ровно до той минуты, когда я осведомился у высокого собрания, желает ли оно осмотреть найденные мною драгоценные камни.

Общество желало, да еще как, а Шуджа-уль-Мульк больше всех.

— Выкладывай! — сухо бросил он, указав на точку у своих ног.

У принца Махмуда было свое мнение, как нужно все обставить.

— Немного торжественности, брат! — укорил он соперника.

Довольно любезно принц пригласил меня пройти вперед к небольшому резному столику, застеленному зеленой тканью. Мне приготовили нечто вроде мини-сцены у края каменной резной балюстрады, охватывающей террасу по ее периметру.

Шуджа заводился с каждой секундой. Глаза загорелись хищным блеском, он стискивал руки от нетерпения. Чтобы его позлить, я нарочно медлил — неторопливо приблизился к столу, встал лицом к собранию, расправил ткань, хотя придраться было не к чему, освободил мешочек, аккуратно перекинув веревку через голову, развязал тесемки… Каждый этап моего представления был исполнен с изрядной толикой пафоса, встретившего полное одобрение у Махмуда и доведшего его брата до белого каления.

— Алмаз Кохинор и рубин Тимура! — громко объявил я, и вся лойа-джирга отозвалась радостными криками.

Легким движением заставил камни выкатиться из мешочка — крики усилились, теперь радость соседствовала с восторгом. Большинство стоявших и сидевших на террасе не могло и помыслить обладать подобными сокровищами, но любоваться — почему бы и нет?

Шуджа бросился вперед, к столику, объявив на ходу брату: