Читать книгу 📗 "Ломоносов Бронзового века (СИ) - Гринчевский Игорь Леонидович"
Это резко нарастило производительность, но повторно использовать удавалось только около 80% хлора. А хлор откуда? Правильно — из соли. Да и сера в процессе тоже терялась, а её, как помните, у нас ограниченное количество.
— Война прожорлива, внучек, ничего не поделаешь. И хорошо, когда удаётся платить солью, углём, торфом и трудовым потом. Поверь, это дешевле, чем кровью и жизнями родичей.
Я промолчал. А что было говорить? Умом я эту истину знал куда лучше Тиграна. Но он, в отличие от меня, её выстрадал, теряя друзей и родных, пройдя плен… Да и не свойственно подросткам бояться войны. Поэтому я перевёл разговор на другое.
— Старшие, на войну мне надо идти с оружием. Но после болезни я стал хуже двигаться. Не танцую, не попадаю из пращи и лука…
Теперь промолчали они. А что говорить? Ну, разучился я, и что с того? Всё равно с «огненными змеями» и «огненными горшками» без меня не справиться. А значит, придётся идти и рассчитывать, что меня защитят другие, находящиеся рядом. Но у меня было что сказать.
— Я говорил с Софией. Она рассказала, что у греков есть такие штучки, гастрафетами[4] называются. Из них даже неумеха может быстро выучиться стрелять сильно и точно. Можно мне и некоторым из моих ребят такие штучки сделать? Или купить, если тут делать не умеют?
Они все досадливо поморщились. Потом пояснил староста:
— Да есть у нас эти самострелы. Целых три штуки. Ты прав, стреляют мощно, большой силы не требуют, и целиться проще. Но недостатков больше. Трудно и долго заряжаются, чаще ломаются, тяжелее, чем лук. Да и стрелы требуются особые, короче и толще, чем для лука. Поэтому и лежат в хранилище: выбросить жалко, а таскать за собой всё время охотников не находится. Ладно, отдадим тебе, тренируйся, Левон поучит…
Руса с братом давно ушли, а старики сидели, молча потягивая пивко и глядя в угасающий очаг.
— Что, Ваагн, жалеешь, что дал денег меня и других наших родичей выкупить? — тихо спросил Тигран. — Голова бы теперь не болела.
Староста в ответ только вздохнул, а ответил Гайк:
— Ты знаешь, брат, прости, но я и сам порой жалею. Вот только правду Русе предки говорят: пока одного не освоишь, другого, нового не поймёшь. И ещё одно скажу. Род наш хирел, всё шло к тому, что вот-вот и вовсе исчез бы. Спас его предок, что Русу вылечил.
— Род спас, а парня — покалечил. Танцевать не может, стрелять разучился, говорит, как наш ровесник, а не вчерашний отрок. Даже с гречанкой этой, ты вдумайся, в постели не делом правильным занимается, а о самострелах греческих болтает! Тьфу! Покалечили нам парня предки… — и глава рода действительно плюнул, выражая возмущение.
— Ты, Тигран, не кипятись. В другого-то твоего внука, тёзку твоего, никто не вселялся, верно? Однако посмотри, как он поменялся. Нет, девок и молодух он щупает со всем пылом, тут спора нет. Но ведь думать парень стал. И у брата учится так, что аж завидки берут. Будто не мы, старики, тут настоящие учителя, а Руса твой.
— Это ты к чему, Ваагн?
— А к тому, что людей настоящее дело меняет. Задача большая. Нам бы, конечно, привычнее всё по старине делать, как от веку велось. Но предки и боги решили иначе. Задача великая стоит, и тормозить нельзя. Видал, как озорники с Севана по Хураздану на плотах специальных спускаются? Там ведь тоже — течение стремительное, камни, перекаты, да ещё следить надо, чтобы в водопад не затащило. Если посредине испугаться и вёсла бросить, то погибнешь точно. А если грести, по сторонам смотреть да думать, то можно и выплыть. Да ещё и добраться к нам можно в разы быстрее, чем посуху.
— Понимаю. Мы теперь, как те же гребцы. И вёсел не бросим.
— Кстати, хорошо, что вы о них вспомнили! — встрепенулся Гайк. — Мы-то всё гадали, как с Севана сюда камыш, дрова и торф доставлять. А тут, получается, камыш сам приплывёт. Да ещё и остальное привезёт.
— Рискованно это… — задумчиво протянул староста.
— Рискованно. Но их молодёжь этим от озорства да удали всё равно занималась. А если мы хорошо заплатим?
— Тут Руса прав. Сначала платить будем. А потом надо долю предлагать, и утвердить её клятвой перед богами. Тогда они и камыш от поджигателей беречь станут, как свой, родной, и жизни погибших да увечья покалеченных нам в укор не поставят. Потому как не за плату заниматься станут, а своим делом. Для своего рода.
— Думаешь, производство бумаги им отдать надо?
— Я считаю, что они от нас всё равно зависеть будут. Хитрости разные Руса сам делать станет. А бумага эта — дело нужное, оно их далеко прославит. Потому они за общее дело как за своё биться будут, а не в стороне отсиживаться, когда на нас враги навалятся.
— Именно «когда»? Не «если»? — грустно усмехнулся староста. — Да не отвечай, я так спросил. Сам понимаю, что несёт нас течением, остаётся только грести.
Следующий день у нас начался с самострелов. Вообще-то, на разговор о гастафетах я Софию навёл сознательно, зная, что у греков что-то подобное уже было. Большую часть «попаданческой» литературы я читал так, без души, лишь бы в курсе быть. Но вот «Внук Сотника» Красницкого меня зацепил. Именно тем, что его Мишка Ратников со Школы начал. И вёл её правильно, с душой. Короче, нравилось мне там всё, кроме того, что мало применялась химия. Но это можно почти к любому «попаданческому» роману предъявить. В остальном же — реально нравилось, читал с удовольствием.
Вот оттуда мысль про то, что современному человеку проще с самострелом воевать, мне и запала в голову. Даже сходил как-то, пострелял из лука и из современного арбалета. Небо и земля! Из лука я и в ростовую фигуру-то попал всего три раза из многих десятков. А из арбалета начал быстро садить где-то возле «яблочка».
Вот сейчас пришлось это всё пересмотреть. Уж не знаю, в чём была причина, в кривых ли стрелах или в низком качестве обработки деталей, но я едва ухитрялся попадать в область груди. И это метров с пятнадцати, начальный уровень, так сказать. Да хороший метатель меня с такой дистанции дротиком легко прошьёт. М-да-с…
Да и веса у меня пока не хватало. Гастафет недаром называющим «стреляющим при помощи живота». Взводился сей агрегат именно нажатием животом.
Но в итоге отобрал Левон мне самый «прямой» из самострелов и две дюжины лучших стрел, и велел тренироваться ежедневно. Еще по арбалету выдали Маугли и Кирпичу. Брат отказался, сказал, что лук — лучше.
И вот в таком состоянии попёрся я ко вчерашнему агрегату. Решил пока не разбирать, а фосфор всё же получить. На войне он много для чего нужен. Разобрали, промыли, собрали снова, да слегка переделали печь — вывели трубку наружу, в охлаждаемый фаянсовый приёмник. Тот, кстати, перед началом не забыли продуть углекислотой, чтобы фосфор не загорелся.
Ну и «поехали». Сначала всё было, как вчера. Грели, потом в местах стыков появился лёгкий белый дымок сгорающего фосфора. Чёрт! Похоже. Давления паров фосфора не хватает, чтобы выбить пробку, затыкающую приёмник. Вот они ищут щёлки. Ругаясь про себя, неловко, специальными щипцами вытащил пробку. Дымок почти исчез. Отлично! Значит, большая часть продукта поступает в приёмник и там остаётся. Когда дымок исчез совсем я перестал нагревать сосуд с исходной смесью.
Некоторое время ничего не происходило, а потом — пуф! — приёмник загорелся.
— Всем отойти! — заорал я. — Дым отравлен!
Оглянулся, увидел брошенные на землю щипцы, ухватил ими горящий приёмник, оторвал и ухнул в ведро с водой. Взвилось облако пара, сосуд оглушительно треснул, раскалываясь, но горение фосфора прекратилось. Интересно, удалось ли мне хоть что-то сберечь? Потому что повторять такие цирковые номера я решусь не скоро.
— У-у-ау-у! — в последний момент им удалось обогнуть торчащий из реки валун, но брызгами окатило сильнее, чем при проливном дожде. — Я-а-а-а! Работаем, братцы, греби-и-и!
Зря Гоплит надрывал глотку. Никто его за рёвом переката не слышал, да и не он тут был старшим. Но иначе не мог, эмоции рвались из души, и выплеснуть их удавалось только с криком.
