Читать книгу 📗 "Железный лев (СИ) - Ланцов Михаил Алексеевич"
Всего его внутри словно что-то крутило и распирало, не давая спокойно принять ситуацию и пожелание мецената. И если бы в этот момент за ним наблюдал отец главного героя из кинофильма «Адвокат дьявола», то он бы совершенно точно произнес:
— Определенно, тщеславие мой самый любимый из грехов[1]…
* * *
Великая княгиня Мария Николаевна вошла в салон Шиповой и жестом ее подозвала.
— Доброго вам вечера. До меня дошли слухи, что вы вернулись в столицу одна. Это так?
— Лев Николаевич отказался.
— Что значит отказался⁈ — округлила она глаза в недоумении, а потом ее глаза сузились в узкие бойницы и она прошипела: — Дословно, что он сказал?
— Что ему неинтересно. И что как только он начнет получать ощутимую прибыль от предприятия — он подумает над вашим предложением.
— Каков нахал! — даже как-то опешила Мария Николаевна.
— Прошу простить его, Ваше Императорское высочество. Здесь нет его вины.
— И как это понимать?
— Я все деньги, которые выручала, вкладывала в развитие салона и выпуск новой продукции. Все. Вообще все. Еще и свои сверху добавляла. Отчего, согласно бухгалтерским росписям, он не только не получил от меня ни копейки, но еще и должен остался. И он считает, будто бы я его обворовала.
Мария Николаевна поджала губы и с задумчивым видом прошлась по приемной салона. Все одно там в этот ранний, то есть полуденный час никого еще не было. К самому открытию редко кто прибывал.
— За мой… как оно называется? Ну то, красное.
— Пеньюар.
— Это он дал это название?
— Да, но не сразу. Изначально там была сущая пошлость.
— И это верно. Очень пошло, но действенно. Вы бы видели глаза мужчин. Так вы заплатили ему за эту пошлость?
— Нет.
— Так заплатите!
— У меня нет таких денег. Вы же видите, сколько тут всего потрачено, — развела графиня руками.
— И сколько там набежало?
— Его доля — тридцать семь тысяч серебром. К тому же он считает, будто я его обворовала и что именно я стою за настойчивой покупкой его привилегии на булавки, а также пожар в казанской мастерской.
— Анна Евграфовна, а на что вы рассчитывали?
— На его терпение. Позже я бы все ему выплатила.
— Он совсем отказывается сотрудничать?
— Даже перестал присылать партии кондомов. За них ведь я ему его долю также не выплатила. Вы не подумайте, я все вложила в салон… я у него ни копейки не украла, все пустила в наше общее дело, но Льва Николаевича это едва ли утешит и удовлетворит. Он крайне зол на меня…
Великая княгиня раздраженно фыркнула и направилась на выход.
Швейцар распахнул дверь, через которые Мария Николаевна вылетела словно пуля. И на ходу, еще даже не запрыгнув в карету, крикнула кучеру:
— К отцу! В село! Гони!
Графиня побледнела, хотя куда более, нервно икнула и перекрестилась. Вот только личного вмешательства императора всей этой скользкой истории не хватало. А в ее голове промелькнула мысль, что Виссарион Прокофьевич еще неплохо отделался…
[1] По мнению автора Герцен был безгранично тщеславным и до крайности самовлюбленным эгоистом с талантом демагога. При этом он регулярно совершал поступки (в том числе сильно вредящие ему лично), выдающие в нем акцентуацию истероида. Чем и обосновал данный поворот. Сам же автор перед написанием еще 2 главы этой части освежил свои впечатления о Герцене и почитал цикл его статей от 1843 года «Дилетантизм в науке».
Часть 3
Глава 6
1844, июль, 23. Казань
Лев Николаевич сел в коляску и крикнул:
— К губернатору. Не спеша.
После чего откинулся на спинку и почти сразу задремал. Сказывалась усталость. А тут такой удобным момент — вызвали к Сергею Павловичу. Вон и вестовой рядом верховым пристроился.
Молодой граф уже привык.
Шипов по несколько раз в месяц выдергивал юношу к себе, а то и чаще. Поэтому тот и ехал с полным спокойствием.
Оба опекуна и сестра находились в загородном имении. Отдыхали. Там жара переносилась полегче, чем в городе. Да и вообще было как-то спокойнее. Мухи, варенье, прудик…
Братец Митя уже который день не вылезал из стен Казанского университета. Трудился под руководством Зинина над получением ацетилсалициловой кислоты. Он горел этим делом, а опытный химик наставлял и направлял юное дарование, радуясь такой страсти.
Николай и Сергей находились в научной экспедиции. Лобачевский подключил всех, до кого смог дотянуться. И, сформировал поисковые отряды, направил ребят искать подходящие соли для получения селитры. Самым доступным, конечной, являлся хлорид калия, но и самым неудобным. Во всяком случае для прямого взаимодействия как с диоксидом азота, так и азотной кислотой в обычных условиях.
Вот и искали.
А Зинин пытался придумать, что делать с этим хлоридом. Все ж таки он самый доступный и дешевый. Само собой, занимаясь этим без отрыва от учебных и кураторских задач.
Сам же Лев Николаевич мотался между разными строительными объектами. Проверял ход работ. Приглядывал за поставщиками, с парочкой из которых уже крепко повздорил. А также вел обширную бумажную работу, не самую им любимую. Однако она требовалась. Архиепископ-то дал отмашку. Нашел он деньги на паровые машины, поэтому приходилось срочно накидать план будущей тепловой электростанции и реактора. Ну и посчитать смету, хотя бы в общих чертах.
В прошлой жизни ему приходилось иметь дело с такими документами, но лишь как проверяющему. А тут — вон — морщил лоб, силясь упомнить все и ничего не упустить. Хотя его манера нравилась и губернатору, и архиепископу. Здесь так дела вести не имели привычки.
Спал мало.
Больше в коляске, когда на тот или иной объект направлялся. По ночам даже работал, обставившись свечами, чтобы ярче. А тут вызов к Сергею Павловичу…
Не сомневаясь ни секунды, он все бросил и поехал, рассчитывая немного отвлечься и развеяться. Ну и, заодно, голову освежить.
Доехал.
Оправил мундир, спустившись на мостовую. Все ж место присутственно и надлежит иметь вид соответствующий.
Вошел.
Прошел по обычному своему маршруту. Приметив особую выправку и хмурость всех, кто ему попадался на глаза. Но идти было недалеко, поэтому удивиться не успел. Тем более что у дверей приемных покоев военного губернатора Казани стояли незнакомые люди, а секретаря не имелось, равно как и дежурного офицера. Что сразу же переключило его внимание на них.
— Стойте. — ровным тоном произнес явно старший в этой компании. — Куда вы идете?
— К губернатору. Мне назначено.
— К сожалению, Сергей Павлович сейчас занят. Приходите позже.
— С кем имею честь? — максимально ровно спросил граф, стараясь не выражать свое раздражение. — Мне не знакомы ваш мундир и лицо. По какому праву вы находитесь тут и распоряжаетесь?
— Не шумите, Лев Николаевич, — выныривая откуда-то сбоку, произнес начальник казанской полиции. — Это третье отделение. И будьте уверены с правами у них все изрядно.
— Лев Николаевич? Вы граф Толстой? — немного удивился старший. — Мне казалось, что вы… моложе.
— Я кушал много овсянки, господа. На воде. И оттого расту не по дням, а по часам. Очень рекомендую по утрам кушать овсянку, а перед сном принимать много пива с молоком, чтобы ваш сон был полон интересных, насыщенных приключений.
— Подожди, я доложу. — хохотнув, произнес старший и постучавшись, вошел в кабинет. Но очень ненадолго — почти сразу он вынырнул обратно и произнес: — Проходите. Вас ждут. И прошу оставить это здесь, — кивнул он на трость.
— Вы серьезно? А если меня ноги подведут?