Читать книгу 📗 "Воин-Врач VII (СИ) - Дмитриев Олег"
— А она живая! — воскликнул воевода.
— Он пьяный, что ли? — удивлённо-растерянно спросил Всеслав у Вара, что стоял к тому ближе всех. Вар дисциплинированно потянул носом дважды и отрицательно покачал головой.
— Гна-а-ат? — эту интонацию и это синхронное движение бороды и брови Рысь, как и все прочие знаки княжьей мимики, знал прекрасно. Они означали, что старый друг крайне заинтересован, и вот-вот начнёт орать, если всё не расскажать ему прямо сейчас.
— Да сам погляди! Эй, ты! Иди сюда! — он позвал кого-то снаружи, при этом поцокав языком так, будто пса или коня подманивал.
На призыв воеводы Гната Рыси в шатёр вошла девушка, стройная, высокая, сероглазая брюнетка с курчавыми волосами. Чёрная, почти как сажа.
Ян положил ладонь на грудь и шептал что-то, вроде, обережной молитвы Перкунасу. Вар пытался третий раз попасть мечом в устье но́жен, хотя обычно делал это с первого раза даже в кромешной темноте или с завязанными глазами. Сырчан хрюкнул и закашлялся — восточное воспитание не позволяло в открытую ржать над старшими, даже если очень хотелось. Он в Тмутаракани и других торговых городах уже видел таких людей. Но ни Всеславу, ни Гнату темнокожие, каких на Руси звали му́ринами, пока не встречались.
— Это, Гнат, не горелая. Это натуральный цвет, — чудом удержав мой смех, пояснил великий князь. — Помнишь, мы с тобой по малолетству летом от зари до зари на Двине проводили? К осени тёмными становились, как степняки или лопари́. Это же племя далеко на юге живёт, там Солнце жаркое, а зимы вовсе не бывает. Их загар поэтому вот такой, будто Боги в печи́ передержали. И не смывается он, хоть ты целую седмицу из бани не вылезай.
Ближе к концу спокойной разъяснительной беседы глаза воеводы вернули форму и привычный прищур. Судя по которому он, хоть и верил другу, но от мысли послюнявить палец и потереть чёрную кожу отошёл не полностью и не далеко.
— Ты понимаешь нашу речь… красавица? — не сразу, но нашёл приемлемое обращение Чародей. Девка и впрямь была скла́дная. В моём прошлом будущем были похожие манекенщицы, кажется.
Грациозное дитя чёрного континента стояло неподвижно. Сырчан повторил, видимо, вопрос на булгарском. Голос, зазвучавший в ответ, заворожил. Непривычно низкий для женского, но удивительно мягкий и глубокий, он казался бархатным или замшевым.
— Её имя — Сенаи́т, что означает «дар, подарок». Её Родина — далёкая сказочная страна Аксу́м, пришедшая в упадок три сотни лет тому назад. Ранее их могущество и сила не знали равных на целом свете, но после того, как к власти пришёл народ ага́у, а следом за ним и иудейское племя фала́шей, власть Аксу́ма пропала и блеск его иссяк.
Сын хана переводил и сам заметно удивлялся тому, как складно и красиво говорила чёрная наложница балтавара, тому, какие слова и обороты неродного языка она использовала.
— Обнищавшие родичи, приютившие Сенаи́т после смерти её родителей от мора, продали сироту аравийским купцам. Через Персию она попала к огу́зам, чей правитель отдал за неё тысячу верблюдов. Люди балтавара купили её, отдав пять сотен жён и дев со здешних и западных земель.
Голос продолжал чаровать. А вот история заставляла шевелиться желваки на скулах мужчин.
— Она наслышана о могуществе и талантах величайшего правителя страны Рус. И счастлива тем, что милостивые Боги позволили ей стать трофеем достойного победителя, известного поборника нравственности и чести.
С одинаковыми вытянувшимися лицами Рысь смотрел на князя, Всеслав — на Сырчана, а тот — на размеренно говорившую полонянку.
— Насколько ты приукрасил её речь? — спросил Чародей, когда повисла пауза. Слушать голос негритянки хотелось, даже не понимая ни единого слова.
— Скорее, стёр и размазал не меньше половины, — честно признался сын хана. — Я не очень хорош в их красивостях, а она говорит, как лучшие мудрецы персов и ромеев.
— Рысь, сыщи мне живо толмача! Чтоб знал наш, здешний и персидский. И греческий. И лучше, чтоб это был один и тот же человек, а не четверо, а то вовсе концов не сыщем. Сырчан, узнай, как долго она живёт здесь, — твёрдый голос Чародея будто разбудил слушателей.
Гнат высунулся наружу, сдвинув по́лог, и требовательно звал Стёпку безотлагательными словами военно-пожарного свойства. Судя по тому, как вздрогнула Сенаи́т, часть из прозвучавших терминов она где-то раньше уже слышала.
— Четырнадцать лун, три полных седмицы и четыре дня она здесь, — отчитался сын хана, переведя бархатное журчание. Не поймёшь, на кого больше похожее: не то Нина Исакова, не то Галина Ненашева, не то Дина Вашингтон или Элла Фитцджеральд.
Всеслав потёр шрам над правой бровью. Что-то, интуиция или дар, волчья чуйка или опыт двух жизней, говорило нам с ним о том, что и на этот раз Боги расщедрились на великокняжеский подарок. Но в мыслях ни у меня, ни у него не было и близко никакой физиологии и тяги к экзотике. А вот человек, побывавший так далеко на Юге и Востоке, видевший жизнь там своими глазами, был нам очень кстати. Тем более такой, который умел говорить не хуже персидских поэтов, память имел, как у индийских магов, и цифрами оперировал уверенно, как древнегреческий математик и философ.
— Я, князь Всеслав Полоцкий и великий князь Русский, рад встрече с тобой, добрая Сенаи́т. Мне было бы интересно узнать больше о твоей непростой жизни и о вере, что поддерживала тебя на пути. И не вспомню сразу кого-нибудь ещё, на чью долю выпало бы столько испытаний. И про народы и обычаи твоей страны я бы послушал с удовольствием. Расскажи мне, что ты выбрала из предложенного евнухом? Тебе по душе взять золота на обратный путь и вернуться домой, или… ты думала о чём-то ином?
— Ей некуда возвращаться, дядя Всеслав. Её дом был трижды продан, а после сожжён. В стране, где правили высокие и смелые люди, теперь владеют всем торговцы и менялы. Она была бы счастлива, если бы ей довелось посмотреть страну Рус. Истории, что рассказывают о твоём краю побывавшие там, вселяют надежду на то, что не зря жили и творили великие умы прошлого, Эпику́р и Арс… Арес… — сбился сын хана.
— Аристотель, — медленно повторил имя философа Всеслав. Задумавшись ещё крепче.
«Занятная находка, княже. Чёрная жемчужина. Знать бы, к добру или к худу?» — проговорил я.
«Не говори-ка. Надо проверить про этот год с лишним. И про тысячу верблюдов. А ещё ты говорил, чума, чёрная смерть, следы внутри оставляет, узлы там какие-то? Глянем?» — отозвался Чародей.
Я подошёл ближе к дрогнувшей снова абиссинской красавице. Жестом успокоил и провёл ладонями рядом с телом, повторяя плохо скрытые шёлком изгибы, но не касаясь их. Она следила за моими действиями, но, кажется, больше с интересом, чем со страхом. Наверное, отбоялась своё.
Не найдя ничего, на чём следовало бы задержать внимание Врачу или Воину, я «передал штурвал» Всеславу. И то, как расширились в момент «перехода управления» серые глаза Сенаи́т, такие светлые на чёрном лице, мы заметили оба. Не так давно похожим образом среагировал на это же невидимое явление тайный посланник великого визиря и Храброго Льва Персии, старый Абу́. Явно повидавший в жизни больше, чем эта молодая пантера.
Великий князь дошёл до оставленного места, опустился на скрещённые ноги легко и привычно, будто всю жизнь лавок избегал, на коврах восседая. Потёр зудевший старый белый шрам над бровью. И сообщил:
— Я не вижу в тебе хвори, ущерба, болезни или иной скрытой угрозы, девочка. Я склонен верить тебе. Считать тебя просто путешественницей, неспокойной душой, что любит узнавать новые города, страны, обычаи и людей. Мир необъятен, все люди разные, все зачем-то нужны Богам.
В висевшей тишине шатра звучали лишь наши с ним голоса, будто обнимавшие друг друга и звенящий от напряжения голос Сырчана. Отчётливо слышалось пощёлкивание дров в жаровнях — так было тихо.
