Читать книгу 📗 "Императрица Мария. Восставшая из могилы - Барятинский Михаил Борисович"
Грузовик решили частично разгрузить и вытащить. Развели костер, чтобы согреться, так как все здорово продрогли, и отогнать комаров. Из молодых елочек начали рубить ручки для носилок. На них же пустили брезент из кузова. Несколько человек начали раздевать тела. Мужик в солдатской шинели весело заржал:
– Братцы! Я сам щупал царицу, и она была теплая… Теперь и умереть не грешно, щупал у царицы п***!
– Василий! – заорал Ермаков. – Хватит балаганить! Давай с Вагановым верхами на дорогу, заворачивайте всех на хрен! А вы кончайте херней заниматься, сгружайте тела и тащите! Потом будем раздевать!
– И посты надо выставить, – добавил Медведев.
«А вот на пост нам не надо, – решил Николай. – Нам бы где-то здесь затаиться, рядышком».
Ощущение, что именно здесь все решится и наконец выяснится причина его переселения в деда, не покидало.
«А ведь меня никто из них не знает! Никого из наших здесь нет, Ваганов видел мельком, да и Медведев тоже. Значит, можно по-тихому свинтить, где-нибудь залечь и наблюдать».
В царившем вокруг полумраке раствориться в кустах было нетрудно. Стараясь не шуметь, он обошел полянку и залег за шахтой, в кустарнике, отделявшем открытое пространство от болота.
Обзор с этого места был отличный. Он видел, как на импровизированных носилках на глиняную площадку рядом с шахтой № 7 принесли несколько тел. Как вытаскивали из ямы грузовик, как он подъехал к шахте, где его и разгрузили окончательно. Как донага раздевали тела. Наконец, как тела с помощью веревок спускали в шахту, как жгли одежду. Видел свалку, которая началась, когда из одежды посыпались драгоценности. Слышал, как матерился Медведев, под угрозой расстрела на месте заставлявший остальных сложить все в одну кучу. Видел, как затаптывали костер и руками вытаскивали из углей бриллианты, с ненавистью поглядывая на чекиста.
«Они его грохнут сейчас, – подумал Николай. – Там же, судя по воспоминаниям вот этого самого Медведева, с полпуда драгоценностей».
Но не грохнули. Затарахтел мотор – из города приехали Юровский и Голощекин. Юровский подошел к шахте и посмотрел вниз.
– Что так мелко? – удивился он.
– Там вода замерзшая, лед, – ответил Ермаков. – Может, их песком закидать?
– Не надо, и так утонут.
– Конец июля, а в шахте до сих пор лед. Хрен он растает, – засомневался Голощекин.
– Давайте гранатами закидаем, обрушим шахту. Я ящик привез, – предложил Юровский.
– Взрывы услышат, деревня в двух верстах, – возразил Ермаков.
– Закидайте их ветками, что там еще есть, – велел Юровский. – Никто их искать не будет. Место глухое, заброшенное.
«Ага, как же, – подумал Николай. – Половина Коптяков – дачники! А места тут грибные, плюс покос рядом. А крестьян вы уже шуганули, они теперь сдохнут от любопытства, пока не узнают, что тут было».
На поляне засобирались. Голощекин, торопившийся отвезти драгоценности в город, велел оставить посты на дороге и вообще, по возможности, вокруг. Остальные погрузились в машины и уехали. Стало тихо, только где-то рядом ритмично постукивал дятел.
Николай напрягся – уехали не все. На другом конце поляны, у костерка, рядом с тем местом, где провалилась машина, остались трое. Сейчас они, похоже, собирались перекусывать, и, судя по возбужденно-радостным голосам, не всухомятку.
«Так, а когда они вернутся? – пытался вспомнить дальнейшее развитие событий Николай. – По разным версиям, то ли уже сегодня часа в два дня, то ли завтра утром. Значит, даже при самом неблагоприятном раскладе, у меня есть несколько часов. Эти трое не спали, устали, из еды у них немного хлеба и яйца. Зато самогона в достатке. Накатят и будут дрыхнуть. Вот тогда… А что тогда?»
Николай, собственно, и сам не знал, что тогда. Какого-либо знака, который можно было бы принять за указующий Божий перст, пока не было.
Трое на другом конце поляны действительно угомонились быстро. Оставив в кустах винтовку, стараясь не шелестеть высокой травой, Николай пополз к шахте. Вот и верхний венец большого колодца. Он свесил голову вниз. Теперь ему стало понятно, почему тела не сбрасывали, а аккуратно спускали, укладывая рядами в три слоя. Сброшенные тела беспорядочной кучей заполнили бы тесный колодец до половины. Глубины в шесть саженей, а это порядка двенадцати метров, сейчас не было – колодец был залит водой, замерзшей сверху. Тела и лежали на льду. Поверх валялось несколько веток – похоже, последнее распоряжение Юровского было выполнено без энтузиазма.
«Что теперь?» – спросил у себя Николай и в этот момент отчетливо услышал стон.
Адреналин брызнул в кровь, как бензин в камеру сгорания. Сразу загорелось лицо, взмокла спина. Вот он, знак! Николай огляделся. Рядом с шахтой валялась довольно длинная и толстая веревка, толщиной в палец. С ее помощью, похоже, и спускали тела в шахту.
На всякий случай, сложив веревку вдвое, благо длина позволяла, Николай закрепил ее на верхнем венце и скользнул в шахту. Спуск занял немного времени. Место, куда можно было встать, имелось только у одной из стен. Здесь, по-видимому, и стояли те, кто принимал спускаемые тела. Нижний ряд тел был залит водой, она доходила почти до середины голенищ. В шахте было очень холодно.
«Как в морозильнике», – подумал он.
И вновь раздался стон, слабый, едва слышный, откуда-то из середины. Не медля ни минуты, Николай начал отваливать верхние тела в сторону. Он уже не сомневался, кого именно он ищет. По-другому и быть не могло!
Она лежала в середине среднего ряда, головой к нему. Лицо было залито кровью. Осторожно, как будто боясь разбудить, Николай дотронулся до ее лица. Дыхания он не ощутил, но рука испачкалась кровью, которая медленно сочилась из раны на голове.
«Прошло почти четыре часа, такого быть не может, если она мертва».
Он прижал пальцы к шее девушки и едва не заорал от радости – под его пальцами тоненько, едва заметно, билась ниточка жизни.
«Жива!»
Николай рванул поясной ремень. Связав ей руки, он развернул ее лицом вниз и закинул их за шею. Теперь тело девушки безвольно висело у него на спине. Примерно так в июне 1915 года в Галиции, возвращаясь из поиска в тылу у австрийцев, он тащил к своим раненого товарища. Главное, его руки были свободны.
Сдвинув ремень на подбородок, Николай схватился за веревку.
«Лишь бы выдержала!»
Но выбора все равно не было, и он полез вверх, перехватывая саднящими ладонями веревку и скользя по влажным бревнам сруба мокрыми сапогами.
«Лишь бы не оборвалась», – молился он.
Холода Николай уже не чувствовал, ему было жарко. Пот заливал глаза. Шею сводило от напряжения. Оставляя на веревке кровавые следы от ладоней, он медленно полз вверх. Когда до верхнего венца оставалось чуть больше метра, он вдруг испугался:
«А если там кто-то уже ждет? – И тут же ответил себе: – Порву! Голыми руками порву на куски!»
Ярость добавила сил, и через минуту он уже выбрался из шахты. Немного отдышавшись, на четвереньках пополз к кустам и только там опустил свою ношу на траву. Дрожащей рукой проверил пульс – тот бился, едва заметно, но бился. На голове был колтун из волос и запекшейся крови, еще одна рана, по счастью сквозная, была в бедре. На левом боку с ребер свисал кровавый лоскут кожи.
«Скользящая, – понял Николай, – очевидно, штыком. Это Ермаков, небось, сука, целил в сердце, а попал скользом по ребрам. Кроваво, но неопасно. А что с головой, непонятно, вроде цела. Может быть, прикладом ударили?»
Сзади хрустнула ветка. Николай резко обернулся – отведя в сторону ветку куста, на него удивленно смотрела молодая помятая баба в цветастом платье.
– О, – икнув перегаром, сказала она, – солдатик! Ту че тут делаш-то? Отлить отошел?
Тут она увидела лежащую в траве обнаженную девушку. Глаза бабы широко раскрылись, а губы, наоборот, скривились.
– Тебе че, живых баб не хватат, упырок? – засмеялась она. – Дохлую ссильничать решил?
«Это Нюрка, – сообразил Николай, – та, которая верный товарищ. Дрыхла, видно, где-то под кустом, ее и забыли. И что с ней теперь делать?»
