Читать книгу 📗 "Защита Чижика (СИ) - Щепетнев Василий Павлович"

У «Космоса» казённого счета нет. Всё на свое, на заработанное. И потому стоимость обследования у нас высока. По меркам родной сторонки. Во всяком случае, для госпиталя.

Но полковник дело знал туго:

— Когда речь идёт о здоровье людей, думать о деньгах недопустимо!

— Здесь я полностью с вами согласен, товарищ полковник. Но ведь думают! Экономят! На главном, на людях экономят! Сколько вам выделяют средств «на жизнь»? А сколько нужно? Ведь стыдобушка — врачи живут в бараках, и в каких бараках! В клуб не ходят, в гольф не играют…

Полковник опять поморщился: опять больная точка. Нет, бараки не так уж и плохи, опять же по меркам родной сторонки, и проживание в них практически бесплатное. Но врачи в Ливии живут обычно лучше. Гораздо. Не у всех роскошные виллы, нет, но либо хорошая квартира, либо опять-таки вилла, пусть и простенькая. Относительно моей простенькая, а так очень даже ничего. Если есть деньги — отчего бы и не снять? А деньги немцам, французам и прочим шведам платят отменные, Каддафи нефтедолларов не жалеет. Иначе шведы сюда просто не поедут. Им и в Швеции неплохо живётся, врачам. А то за океан махнут, в Соединенные Штаты. С них станется.

А нашим врачам и так сойдет. Наши врачи за большую удачу считают — попасть сюда. Если жить скромно, то назад, в Союз, можно привезти автомобиль. «Жигули». Троечку. В экспортном исполнении. Это ли не удача?

Вот только в «Космосе» советские врачи живут лучше. И квартиры у космонавтов приличные, трехкомнатные, на каждого. И машины есть, и деньжищ куры не клюют. Космонавты, конечно, доходами не хвастают, зачем дразнить, но видно же: всё у космонавтов другое. И лицо, и одежда, и душа, и мысли.

— Некогда нам в клубы ходить, у нас дел выше головы.

Клуб — это врачебное сообщество устроило. Западные врачи. Пообщаться, поговорить о том, о сём. Виски выпить. В покер сыграть. Нет, виски, азартные игры и прочие противные мусульманину пороки в Ливии под запретом, но клуб — это как бы экстерриториальное заведение. Условно. В некотором роде. Послабление для неверных, нужно же где-то им отдохнуть, так пусть отдыхают в специально отведенном месте, под присмотром. Ведь иностранные специалисты нужны. По крайней мере, сейчас.

— Конечно, дел много, — согласился я. — Но контакты с зарубежными коллегами поддерживать необходимо чисто в утилитарных целях. Обмениваться опытом. Демонстрировать не на словах, а на деле преимущества социализма. Опять же языковая практика бесплатная.

— У нас с этим всё равно лучше вас никто не справится. Демонстрируете и практикуете, — не без ехидства сказал полковник. — У вас же «Мерседес».

— Демонстрирую, — согласился я. — Но позвольте кое-что продемонстрировать и вам.

Я подошёл к окну.

— Это ваша «Волга» под навесом?

— Моя, — ответил полковник. — В смысле — нашего госпиталя. Не нравится?

— Очень нравится. В Москве у нас тоже «Волга». Теперь, представьте, что вы не залили в бак бензин. Поедет машина?

— Что за детские вопросы, — в который раз поморщился полковник.

— Не поедет. Вы можете её корить, взывать к чувству ответственности, агитировать, убеждать, упрекать, угрожать — не поедет.

— Там, в Сталинграде, мы о выгоде не думали, — полковник перешел в наступление. Проверенная риторика — война, революция, «может, вам и советская власть не нравится?». Очень действенна, когда начальник говорит с подчиненным, особенно если подчиненный целиком во власти начальника.

— Странно, — сказал я.

— Что вы видите странного в моих словах? — полковник закипал. Или делал вид, что вот-вот закипит. Старый боевой офицер с одной стороны, и благополучный мажор-тыловик с другой. Хотя ему в дни Сталинграда было двенадцать лет, так что вряд ли.

— Война закончилась тридцать пять лет назад. Советский Союз — великая передовая держава, оплот мира и социализма. Могущество наше неколебимо, авторитет высочайший. Миллиарды людей смотрят на Советский Союз с надеждой и восхищением. По всему миру наши люди помогают странам строить социалистическое общество. А вы сравниваете это со Сталинградом, временем, когда речь шла о самом существовании Советского Союза. Неужели мы опять прижаты к Волге, неужели опять враг топчет нашу землю, неужели опять миллионы беззащитных советских людей гибнут под ударами фашисткой тёмной нечисти?

— Вы неправильно трактуете мои слова…

— А как же иначе их трактовать? Впрочем, вы военный, вам виднее. Спрошу при случае у знающих людей.

На полковника было жалко смотреть. И остыл, и сдулся. Моя дешевая демагогия, на которую плюнуть бы и растереть, его напугала. Если так говорю, значит, право имею. И тут же вспомнились все слухи и толки, связывающие меня то с Брежневым, то с Андроповым, а вот теперь со Стельбовым. Оно ведь всяко бывает: жизнь строишь по кирпичику, долго, тщательно, с усердием, а мышка пробежит, хвостиком заденет, рухнет карьера, и разобьётся. Или Чижик напоёт большому начальству.

Но стращать полковника я не собирался. Так только, чтобы границы чувствовал. Не путал моё и наше.

— Насчет финансирования я поговорю со своим министром, с Чазовым. А вы, товарищ полковник, со своим. Глядишь, и подбросят снарядов в Сталинград. Ну, я надеюсь… — доброжелательно, и даже покровительственно произнес я.

— Мы… Я… Я очень устал, знаете. Вот иногда и несу чушь, — повинился Давыдов.

— Это бывает, Егор Петрович, это бывает. Не бережете вы себя. Светя другим, сгораете. А вы не лампочка копеечная, не свечечка. Вы нужны людям, нужны и себе. Светить можно, сгорать — нет, — сказал я тоном посвященного в тайны бытия. Только что по плечу не похлопал. — Знаете, резервы, они и у вас есть. Направляйте на обследование не тех, кто требует, а тех, кому это необходимо.

Да, три четверти направленных в «Космос» из госпиталя могли прекрасно пройти обследование и в госпитале. Не только могли, но и проходили. Но ведь рядом есть чудо медицины, самые новейшие аппараты, их даже в Кремлевке нет, а тут — пожалуйста! И зачастило к нам начальство великой стройки. Крупное, среднее, а за ним и мелкое устремилось.

А мы что? Мы ничего, мы руку набиваем, опыта набираемся. Любой каприз за ваши деньги. Не прямо ваши, из своего кармана никто не платит. Из кармана госпиталя. Средства исчерпываются быстро, а привычка по первому свистку получить премиум-обследование остаётся. И плодятся жалобы. А это — повод придержать карьеру.

«Космосу» жалобы неверных безразличны, а вот госпиталю терпеть, улыбаться, и просить «в порядке исключения», а оно им нужно?

И тут на столе зазвонил телефон. Обыкновенный, наш, советский. Красной пластмассы. Только без номеронабирателя.

Полковник взял трубку, прижал крепко к уху, но я расслышал. Срочно принимайте больного из Жёлтой Реки, сделайте все возможное и невозможное, вот что сказали.

Жёлтая Река, вот оно как. Yellow river is in my mind and in my eyes

— Простите, но у меня срочное дело. После договорим, — сказал он.

— Ещё как договорим, — согласился я.

На прощание я бросил взгляд на барометр. Стрелка теперь указывала на «Бурю». Песок, смешанный с обрывками плакатов «Слава труду!», бился в стекло, словно требуя впустить его внутрь, мол, я здесь хозяин.

Глава 4

27 апреля 1980 года, воскресенье

Задача на сообразительность

— Итак, мы начинаем!

Передо мной — четыре конверта. Женя Конопатьев, Игнат Шишикин, Сеня Юрьев записали свое мнение, положили в конверты, то же сделал и я.

Мнения — по поводу обследуемого больного, Ивана Григорьевича К., инженера, геолога и просто советского человека. Его доставили к нам под утро. Экстренное обследование. И мы постарались. Тяжёлый случай, видно невооружённым глазом. А вооружённым новейшей техникой, видно ещё лучше. Но следует понять, что мы увидели. Перед лабораторными анализами снимайте шляпу, но не теряйте головы — этому нас ещё на третьем курсе учили. И хотя возможности «Космоса» несравненно больше, нежели лабораторные анализы, это отнюдь не освобождает от обязанности думать, напротив, пищи для размышлений становится только больше. «Чем больше телескоп, тем больше перед вами загадок вселенной» — оттуда же, с третьего курса.