Читать книгу 📗 "Сотник (СИ) - Вязовский Алексей"
— Недоволен, что свежее пополнение Аллаху молится.
Может, и показалось мне, да только я не юный Черехов, а много поживший на свете дядька: в голосе Зачетова мне послышались отзвуки слабой ревности. Чем ему Ступин не угодил? Опасается конкуренции среди унтер-офицерского состава сотни? Иван Григорьевич у нас на испытательном сроке, но я держал в уме его звание младшего унтер-офицера линейного батальона. После смерти от ран Богатыршина открылись, скажем так, карьерные перспективы. Пока Козин и Зачетов, как урядники, наравне управлялись с сотней. Но кто-то из них рано или поздно займет место подхорунжего и моего зама. Автоматически сотне потребуется еще один урядник, и Ступин вполне мог им стать. Кстати, Козина на праздник не позвали — звоночек, однако, надо момент улучить и провести разъяснительную работу.
— Чего ж дьяк к Мусе не цепляется? — решил я не отвлекаться от канвы разговора и разобраться в сути проблемы.
— Муса, говорит, татарин, ему можно — дескать, на то было особое распоряжение царей. А русскому человеку негоже быть вероотступником. Настаивает, чтобы обратно перекрестились.
Не было печали, так черти накачали! Я почесал в затылке, пытаясь сообразить, как правильно поступить. Наличие в отряде людей, не понаслышке знакомых с среднеазиатскими нравами и обычаями, умеющих совершать намаз, мне казалось плюсом, а не минусом. Недаром мы прозываемся Особой сотней — будут на нашем веку спецоперации, в которых урус-сардары с их знаниями окажутся незаменимы. Другое дело, если люди Григорича сами захотят в лоно родительской веры вернуться. Ни давить, ни отговаривать точно не стану.
— Я подумаю, Гавриил, — успокоил я урядника и встал. — Пойду ноги разомну.
— Никак сплясать собрались, вашбродь? — тут же окликнула меня Марьяна, сверкая глазами. — А ну, ребята, задайте нашему юзбаши пожарче песню!
— Марьяна! — пальцем погрозил девушке Зачетов. — Я тебя предупреждал!
— Можно и пожарче! — отозвался я, принимая вызов.
Но не тут-то было. Стоило мне выйти в круг, во двор ворвался запыхавшийся Муса.
— Вашбродь! Был у мастера человек! Забрал заказ! Айда проследим, куда двинул.
Мы бросились со всех ног на улицу под разочарованным взглядом казачки.
* * *
— Не упустим? — поспешая рядом с денщиком, беспокоился я, проталкиваясь сквозь толпу хивинцев, запрудивших улицы по случаю вечерней прохлады.
Горожане нас уже узнавали, перед нами расступались — мы, казаки, вызывали у них страх. Но не у всех. Бывало и так, что из-под длинной бараньей шапки или пышной чалмы сверкал взгляд, полный ненависти, и тогда моя рука сама собой опускалась на рукоять нового кинжала. Кем были эти смельчаки — фанатиками, рассвирепевшими от присутствия в махалле кафиров, бывшими рабовладельцами, лишившимися доходов, местными, случайно пострадавшие во время городских боев? Вариантов было множество, а вот время их проверять у меня отсутствовало. Как и желание.
— Не упустим! — успокоил меня Муса. — За ним Хамза пошел — ну, Павел наш, из яицких казаков. Он тут как рыба в воде, его никто не заподозрит.
— В черкеске⁈
Муса глянул на меня своим единственным глазом, точь-в-точь как ворон на неразумного вороненка. Я примиряюще поднял руку: понял — не дурак, дурак бы не понял!
— Вот он, на перекрестке!
Глазастый черт! Я не разглядел Павла и даже не узнал — он нацепил на себя халат до пола с несуразно большими рукавами, на затылке истрепанная тюбетейка, в руке — свежая тандырная лепешка, сгрызенная наполовину. Ну просто ни дать ни взять простой поденщик в конце рабочего дня — таких в Хиве море разливанное. Не парень, а золото: и сабельщик отменный, и конспиратор, каких поискать!
Сверху зазвучал призыв муэдзина на вечернюю молитву. Люди заторопились — многие поспешили к большой пятничной мечети неподалеку, но были и такие, кто предпочел скрыться в дверях своих домов. Пользуясь толчеёй, мы сблизились с бывшим урус-сардаром, и он показал нам глазами на дом. Вероятно, именно там скрылся посыльный, забравший странный заказ у мастера-оружейника.
Дом как дом, в среднеазиатских городах крайне сложно определить статус его владельца. Глухой фасад, все красоты внутри, а застройка настолько плотная, что понять размеры здания весьма затруднительно. Единственное, что его выделяло среди прочих — богатый вход с навесом-айваном и довольно протяженный высокий дувал. Дом явно принадлежал очень состоятельному человеку.
— Знаешь, чей дом? — тихо закинул я удочку — вдруг Павлу уже все известно, и все тайное тут же станет явным.
Где там! Казак, слегка извиняясь, ответил:
— Вашбродь, мы же все время в Коня-Арке сидели или сопровождали хана на выездах. Он по местным домам не шлялся. Не по чину.
— Тогда ждем, как стемнеет, и попробую туда пробраться. Очень мне интересно, что тут затевается.
Чтобы не отсвечивать на перекрестке, мы отошли к Палван-каналу, протекавшему в двух шагах, и укрылись в густой зелени, высаженной вдоль его берега. Потекли минуты ожидания. В арыке плескала вода. Быстро темнело. В черном небе вспыхивали звезды, растущая луна обещала торжество ислама, ибо улемы в мечетях обещали: по мере роста серпа возвысится учение Магомета! Улица стремительно пустела, вот-вот должна была появиться ночная стража.
— Пора! — решился я на небольшое сумасбродство. — Муса, подбегаешь к дувалу, опираешься на него руками. Я вскочу тебе на плечи и вскарабкаюсь на стену дома. Павел, ты сторожишь, в случае опасности подашь сигнал, — предупреждая его вопрос, быстро добавил. — Заори как павлин, тут этих крикливых чудес в перьях хватает. Работаем!
Муса выбрался из-за ствола векового карагача и устремился к стене. Я, выждав немного, неспешно устремился за ним, постепенно набирая скорость. Луна спряталась за облаками, темнота резко сгустилась, но очертания моего денщика были видны достаточно отчетливо.
Не добежал до уже стоявшего у стены Тахтарова буквально метр. Сбоку мелькнула тень. На меня обрушился удар, и я, не удержавшись на ногах, полетел в сторону под пронзительный звук, мало похожий на противный крик павлина.
(1) Оставляя в стороне по соображениям морали порочную сторону бачизма как специфического среднеазиатского явления, отметим, что танцы мальчиков являлись своего рода обмирщенным вариантом суфийских практик странствующих дервишей и вызывали подлинный экстаз у мусульманской публики.
(2) Чихирь — домашнее казачье вино, довольно кислое; чихирять — пить чихирь; чепурка — сосуд с узким длинным горлом для вина.
Глава 4
Полет продолжался недолго. Если атаковавший меня рассчитывал, что я врежусь в стену, он просчитался. Моментально сгруппировавшись, я использовал дувал, чтобы, оттолкнувшись, утвердиться на ногах и тут же контратаковать. Резкая подсечка, удар ребром ладони по предплечью — и сразу отступление в тень. Уши уловили приближающееся прерывистое дыхание, исходящее от нескольких человек.
— Муса, опасность слева! — громко предупредил я денщика и тут же сместился в сторону, беззвучно извлекая из ножен кинжал.
В ответ прозвучал шорох, с каким сабли покидают ножны, выдав мне положение потенциальных противников и дистанцию, нас разделявшую. Я резко отвел руку с камой назад, решив больше не сдерживаться.
— Стоять! — бросил вызов темноте и предстоящей схватке знакомый до боли негромкий голос.
— Дюжа, ты что ль? — удивился я не на шутку и сунул кинжал обратно в ножны.
— Черехов?
Полковник приблизился ко мне почти вплотную, чтобы точно удостовериться в своей отгадке.
— Ну и здоров ты драться, сотник! — пожаловался кто-то, с кряхтением поднимаясь с земли.
— Вы что тут позабыли? — спросил я полковника, наблюдая, как вокруг нас сгущаются тени, но нисколько уже не волнуясь: нетрудно было догадаться, что эти сгустки тьмы — разведчики Дюжи, и многих я знал лично по опасному подземному переходу и последующему штурму Коня-Арк.
