Читать книгу 📗 "Куратор (СИ) - Киров Никита"

Ерохин покрутил пальцем у виска. Не для того, чтобы показать, что кто-то свихнулся, а чтобы напомнить, где именно он сверлил.

— У тебя была клиническая смерть, почти четыре минуты, едва откачали. Это почти предел. А ещё мы тебе датчик ставили. Так что здоровье беречь важно, Толя. Тебе в особенности.

— Всё учту, Егор Иванович, — пообещал я.

— Ну и чтобы ты опять к нам не попал, надо себя беречь. Физнагрузку ограничивать, тяжести поднимать нельзя. С алкоголем и сигаретами завязать.

— Да я же не курю, Егор Иванович.

— Ну, это так, на всякий случай, — Ерохин пожал плечами. — А то бывает всякое. И башку береги, чтобы не ударили. Серьёзно тебе говорю. Ты у меня первый, кто так легко отошёл, но всё равно, не забудь, что…

— Через четыре недели на консультацию и КТ.

— Шаришь, — он усмехнулся и поднял кулак, я по нему стукнул.

Нейрохирург оставил мне свой номер. Я его записал, хотя на самом деле прекрасно запомнил. Память всё ещё не подводила.

Моя память. Памяти Толи Давыдова мне не досталось совсем. Но кое-что о себе новом я выяснил и на вопросы о себе отвечал. Так что все думают, что у меня есть небольшие провалы в памяти, а не полная потеря.

Да, чудо, как говорит доктор. И не только из-за того, что я легко оклемался, но и в том, что я вообще не мёртв. Хотя было бы очень иронично, попади я в тело парня, который бы стал овощем, что вполне могло произойти с такой травмой. Ерохин такой вариант не исключал.

Когда доктор ушёл, я напялил на себя принесённую мне одежду. Джинсы держались только на тазовых костях и благодаря ремню, застёгнутому на самую последнюю дырку, хотя хотелось проделать ещё одну.

Футболка была слишком большой. Хотя, как говорит молодёжь, это «оверсайз».

Да уж, освоиться, как сейчас говорит молодёжь — вот это было для меня задачей непростой. Да, Трофимов подвоха не поймёт, для него все младше сорока пяти — молоденькие пацаны и девчушки.

А вот ровесники заподозрят неладное. Я сейчас как разведчик, засланный в чужую страну, к чему меня не готовили.

Но я тренировался, много общался с молодыми медсёстрами и медбратьями, которые в большинстве своём были чуть старше нового меня.

Это было удобно. Во-первых, в этой больнице они были достаточно дружелюбными и со мной общались без проблем, тем более искать подход к людям я умел. Во-вторых, они делали скидку на травму и на то, что я могу помнить далеко не всё, поэтому если я говорил что-то не то, они мягко поправляли и ничего не заподозрили.

Так что я учился.

А вот семья и друзья — другое дело. Со своей семьёй понятно, я поискал их следы, но жена соцсети никогда не вела, а сын Олег прекратил выкладывать новые снимки ещё в мае. Ну, понятно, им же наговорили, что я предатель, да и их могли начать дёргать на допросы. Хотя в чём смысл — не видел обоих уже давно. Но нервы потрепать могут.

А вот с семьёй молодого Толи Давыдова были нюансы.

Меня забирал дед — это пожилой мужик чуть старше меня в моей первой жизни. Отставной военный, майор, я с ним раньше не встречался. Он соцсетями не пользовался, у него не было ни мессенджеров, ни смартфона вообще.

В телефоне тёзки была только одна скупая фотка — бабушка с дедушкой на вокзале, вот по ней я его и узнал.

— Поехали, — только и сказал дед.

На нём старая китайская жилетка с множеством карманов и мешковатые штаны, тоже с карманами. Приехал он на «Ниве», уже старой, побитой жизнью, с немного подгнившим дном. На протекторах шин видна глина, но такой в городе у нас нет. Ездил на речку?

Дед Фёдор Ильич Муратов повёз меня к себе домой. Я сел на переднее сиденье под суровым взглядом деда, пристегнулся и посмотрел на город. Ничего не изменилось.

Вообще-то, молодой Толя жил в общаге. Он иногородний, как и мать, но в Кислевске жили его бабушка и дедушка.

Судя по телефону, тёзка общение с ними поддерживал не особо — я не нашёл звонков, хотя контакты были. Но от бабушки постоянно приходили сообщения в мессенджер, в основном цветастые открытки с поздравлениями по разным праздникам и голосовые.

А что касалось родителей Толи, вопрос был интереснее.

Его матушка сейчас жила с каким-то программистом, уехавшим в Армению пару лет назад. Она молодая, ей меньше сорока, и очень активная в соцсетях. Вела блог про всякие токсичные отношения, абьюзеров и феминизм. И также попутно перемывала косточки всем своим бывшим, включая первого мужа, отца Толика.

Сын был на неё подписан и старательно ставил лайки, хотя вряд ли читал, что она там вообще пишет.

А батюшка сидел в колонии, доматывая второй срок. Вот такие пироги.

Они встретились в начале нулевых, когда были студентами. Папа Толика — весь такой из себя плохой парень в «адидасе» и кепке, а мама — весёлая студентка с активной жизнью.

Она тут же влюбилась в плохого парня, начитавшись всяких книжек и насмотревшись фильмов. Но быстро столкнулась с тем, что в жизни всё бывает иначе, ведь гопник, когда заделал ей ребёнка, начал пить, распускать руки, а после сел за воровство. Когда вышел — попался на воровстве через неделю.

Об этом она писала особенно подробно.

Всё её общение с сыном заключалось в редких голосовых сообщениях, мол, «как дела?»

Конечно, она мне звонила после пробуждения, но ничего не поняла, а я ссылался на усталость. Долго с ней не говорил, только писал.

Сначала у меня были опасения, что она тут же поймёт неладное, но приедет она нескоро. Да и не особо она интересовалась парнем, который всё детство был предоставлен сам себе.

— Да куда ты едешь? — проговорил дед, глядя, как по зебре проехала группа пацанов на самокатах. — Совсем ни ума, ничего. Собьют же, — он покосился на меня.

Вспомнил он, по какой причине я попал в больницу. Ну а я смотрел в окно. Июль, жара. Вокруг много девушек в коротких шортах и юбках.

Я уже чувствовал, что у молодого тела есть свои потребности и ограничения. И, несмотря на долгое пребывание в больнице, они никуда не делись. Так что надо держать себя в руках по возможности.

Вообще, тёзка был достаточно скромным парнем. Я изучил его телефон — в основном там были всякие картинки и мемы, и разные видео для записи в ТикТок, которые он не успел выложить. Включая то, где был записан я сам в тот день, когда чуть его не сбил.

Живых снимков мало, фото девушек нет совсем, так что подруги у него не было. Да и вообще, он мало с кем общался вживую. В основном сидел в разных чатах, с кем-то переписывался, но среди них было много людей из других городов, а не из Кислевска.

Конечно, знакомые были, они писали, спрашивали, куда я делся и как себя чувствую. Я нейтрально отвечал, что в больнице, прихожу в себя. В подробности никто не вдавался, они присылали ободряющие картинки и стикеры и на какое-то время забывали.

Так что близких друзей у парня тоже не было. Хотя порой он с кем-то пересекался — играл в баскетбол во дворе и порой виделся с другими анимешниками. Аниме, судя по всему, он обожал смотреть особенно, как и обсуждать.

Были одногруппники. В телефоне нашлись контакты старосты из университета, где осенью ждала сдача весенней сессии, которую я пропустил. Но тут можно сослаться на здоровье, которое не позволяет учиться, а потом что-нибудь придумаю.

И кого-то Толя должен был знать в общаге, там же лежал ноутбук парня. А вот денег и ценностей у него особо не было. Только телефон, купленный в кредит, уже просроченный, ноутбук, за который кредит был выплачен весной. И ещё кредитная карта.

Короче, активов мало, зато были водительские права, полученные в девятнадцать лет. А кое-что ценное было у старого меня.

В целом, я уже спланировал, что и откуда начать. Начну прямо сегодня.

Дед за время дороги почти не говорил. Судя по всему, с внуком у них не было общего языка, и в целом дед казался мрачным. Чтобы не нарушать маскировку, я пока тоже помалкивал.

Будь у меня ресурсы ФСБ, я бы живо узнал всё и о парне, и о деде, и обо всех его родственниках до седьмого колена. Впрочем, у меня и сейчас были возможности это узнать. Но если таким будет пользоваться двадцатилетний пацан, это может вызвать вопросы. Секретность — моё главное оружие.