Читать книгу 📗 "Цикл романов "Целитель". Компиляция. Книги 1-17 (СИ) - Большаков Валерий Петрович"
— Скажешь, небрежно так: «Четырехмерных ПП»! — ухмыльнулся Лёха.
— Кто «за»? — поднял руку Ерошин, унимая дрожь.
Четыре длани вскинулись мгновенно, а Серега еще и пионерский салют изобразил.
— Единогласно! Пошли, пивко допьем. А то у меня в горле — пустыня…
Тот же день, позже
«Альфа»
Москва, проспект Калинина
Антон Алёхин, он же агент «Антоний», задержался в Управлении СБС на время отлучки княгини — Елена фон Ливен вместо обеденного перерыва занималась йогой.
А вот Антоха не пренебрегал радостями земными, и лопал громадный бутерброд с ветчиной, сдабривая его горчичкой.
Телефон с гербом зазвонил требовательно и властно.
— А-ё? — вытолкнул «Антоний», давясь куском.
Трубка хихикнула.
— Ви, товарищ Алёхин, слишком много кюшаете…
— Ромка, ты? — забурчал Антон, еле прожевав. — Поесть не дадут спокойно… Кто тебя, вообще, пустил к «вертушке»?
— Сам товарищ Гарин…
— Слушай, кончай! — поморщился Алёхин. — Из тебя Сталин, как из меня — Плисецкая!
На том конце провода хрюкнули.
— Не ценишь ты моих сценических талантов… — горько вздохнул Почкин. — Ладно. Ее сиятельство рядом?
— Вышла, — буркнул Антон, и нетерпеливо спросил, с вожделением поглядывая на бутерброд: — Передать что-нибудь?
По всей видимости, рядом с Почкиным объявился Гарин или Киврин, поскольку Роман заговорил бодрым официальным тоном:
— Передай, что сканеры УМП на Луне зафиксировали явление класса «туннель» в гамма-пространстве! Район Хауптштрассе и Дюненштрассе в Пенемюнде…
До Алёхина не сразу дошло.
— Чего-чего? Немцы из ЦИЯИ вышли в «Гамму»⁈
— Балбес… — ласково вздохнула трубка, и повысила голос: — Из «Гаммы» вышли в «Альфу»! Кто — неизвестно. Доложи княгине, пусть принимает меры!
Глава 6
Вторник, 12 июля. День по БВ
Борт ЭМК «Циолковский»
Полет не ощущался никак — полное впечатление, что корабль завис в черной пустоте безо всякого движенья.
Клацая магнитными подковками по исчирканной стальной полосе на полу, Бельский приблизился к маленькому иллюминатору. Звезды… Бесконечность…
Можно, конечно, рассудить, что Земля отсюда выглядит голубой блесткой, а Марс раздулся в красно-оранжевый шар с пятнами на круглом боку, но это именно размышление.
Когда «Тайфун» стартовал с Мирза-Чарле и вышел на орбиту, Пётр ясно ощущал движение — громадный челнок навивал витки вокруг сиятельной планеты. Белые льды Антарктиды сменялись синевой Индийского океана, затем внизу прокатывались просторы Азии в выжженных цветах — во всех оттенках желтого да коричневого. А здесь…
Рассудку нужно сделать усилие, чтобы осознать — они летят, поглощая по сто километров каждую секунду.
Хотя нет, уже меньше. «Циолковский» оставил позади исчисленную середину пути, когда корабль развернулся задом наперед — теперь двигатели не разгоняли корабль, а тормозили, сбрасывая скорость. Иначе ЭМК, вместо того, чтобы выйти на орбиту вокруг Марса, просвистит мимо, уносясь в мировое пространство…
Бельский замер. Отсюда, из агрегатного отсека, было слышно, как работают плазменники Чанга-Диаса. Нет, это был не тяжкий рёв, и даже не гул, а скорее шипение. Оно не слишком впечатляло, зато звучало постоянно, день за днем, ускоряя корабль на одну десятую «же». Не абы что, но даже этой малости хватало, чтобы нормально ходить, не чувствуя, как сердце и вся требуха толчется у самого горла.
И спишь нормально — лежа, а ешь и пьёшь сидя. Правда, вода из бутылки вытекает ме-е-едленно, как густой соус, но это уже нюансы…
Клацнул люк переходного отсека, и «в гости» к Бельскому вылез Станкявичюс, в таком же голубом комбинезоне с шевроном «Интеркосмоса». Кряхтя, он дотянулся башмаками до металлической полосы, и магнитные подковки прилипли с отчетливым стуком.
— Кто-то меня обещал в энергоотсек сводить… — сказал Пётр, как бы ни к кому не обращаясь.
— А-а! — заулыбался бортинженер, и светлые, незагорелые риски у его глаз ужались в лучики морщинок. — Ну, идём!
— Прямо сейчас? — обрадовался Бельский. — Идём!
Посмеиваясь, Станкявичюс вернулся в тесный переходник, на одних руках взбираясь по перекладинам.
— Римас… А это правда, что у нас реактор, как у рептилоидов? — поинтересовался Пётр.
— Правда! — крякнул Римантас, откидывая крышку люка. — Полезай ты вперед…
Бельский протиснулся, «выныривая» в энергоотсеке, а его наставник глухо бубнил:
— Только Шарлотте пока не говори, а то тема закрытая… Наши из Новосибирска даже с мезоатомной химией разобрались! Да-а… Отгрохали в Академгородке опытно-промышленный кристаллизатор и здоровую, такую, атомную печь. Представляешь, «темпер» первичной рекристаллизации — полтораста тысяч градусов! Сам трогал чашечные отражатели — они, такие, метра четыре или пять в растворе, с одним слоем мезовещества. На ощупь — холодное и очень скользкое зеркало…
— Поверхность очень гладкая… — очарованно пробормотал Пётр, хоть слегка и задетый недоверием к Шарли. Как будто она не своя…
— Ну, да, — пропыхтел Станкявичюс, закрывая люк-лаз. — Их сейчас вовсю тестируют на полигоне Сухой Нос — центральном нашем, ядерном, там даже отдельный сектор выделили под испытания фотонного двигателя. Правда, сам фотореактор я не щупал — допуск не тот, хе-хе… Стоп, дальше нельзя.
— Радиация? — остановился Бельский.
— Бюрократия! — поморщился бортинженер. — «Низ-зя!» — и всё. Трепетно берегут здоровье героев космоса… — Он неуважительно шлепнул по кожуху главного пульта. — Чем нас удивили товарищи пришельцы? У них энергоблок без трущихся частей! Мы же поначалу… да и амеры тоже, пытались смастерить реактор с быстроходной турбиной Брайтона, а в качестве рабочего тела запускали углекислый газ. И всё-то было хорошо — на Земле! А на орбите… Проработает турбина пару сотен часов, и начинает «зудеть» — подшипники вылетают. С подобной проблемой сталкивался еще твой тёзка — Капица, когда мучился с турбодетандерами для жидкого кислорода. А система у этих… долбоящеров — вообще без движущихся частей!
— Погоди… — озадачился Бельский. – Как напрямую преобразовать тепло в электричество «без движущихся частей» знали еще в XIX веке. Фотогальванический эффект Беккереля… Термоэлектрический эффект Пельтье… И термоэлектронная эмиссия — эффект Ричардсона.
— Правильно, — ухмыльнулся Станкявичюс. — Садись, «пять»! Я еще помню «венец творения» нашего Средмаша — ТОПАЗ. КПД аж пятнадцать процентов! Нет, это было очень и очень здорово, но рептилоиды подняли КПД до сорока! Они нас обошли, додумавшись до термоэмиссии с инфракрасной фотогальваникой. Учим матчасть! — он постучал костяшками пальцев по панели. — Там впереди, метров за десять от нас — целая «батарея» ТВЭЛов-излучателей. У них внешняя поверхность — настоящий фотонный кристалл на основе вольфрама, и он дает спектр излучения, оптимальный для термофотоэлемента — многослойного напыления на внутреннюю — позолоченную! — поверхность тонкостенных ниобиевых трубок… Кстати, о ниобии. Из него сделаны пластины, покрытые мезовеществом — ими обложили активную зону. Они отражают все нейтроны, все гамма-кванты обратно внутрь, оберегая нашу хилую плоть, а заодно существенно повышая эффективность реактора… — Римантас ухмыльнулся. — Если товарищ Лукашенко узнает, почём этот реактор, его точно жаба задушит!
— А мы ему не скажем! — жизнерадостно хихикнул Бельский.
В биотехническом отсеке, где попахивало сыростью и зеленью, Пётр пересекся со Строговым, чьи светлые волосы смешно торчали во все стороны. У Андрея была привычка щуриться, придававшая узкому лицу насмешливое выражение. Как будто он, забавляясь, глядел на собеседника и на мир с иронией.
— Лучок поспел, с укропчиком, — улыбнулся Строгов, отмахивая модную челку, и добавил плотоядно: — Салатик сделаю на ужин! Примем витаминчики!
