Читать книгу 📗 ""Фантастика 2025-159". Компиляция. Книги 1-31 (СИ) - Небоходов Алексей"

– Господа! Большевики лишают меня последнего счастья!

Однако товарищи предпочитали наблюдать драму издалека, споря, кто первым должен начать контратаку. Гармонист сохранял спокойствие, перейдя на исполнение песни «Белая акация», чем только усилил абсурд происходящего.

Красные быстро погрузили Нину в подготовленную телегу, устланную соломой, и торжественно двинулись к лесной опушке. Невеста лежала на соломе столь грациозно, что даже её растрёпанные волосы выглядели продуманной деталью, а порванное на плече платье – идеальной работой реквизиторов.

– Господа! Украли мою невесту! – жалобно вопил поручик, чуть ли не рыдая. Гости вторили ему: «Скандал! Безобразие! Куда смотрит Деникин?!»

Красные, сидя на телеге, радостно выкрикивали революционные лозунги, перейдя затем на «Варшавянку». Некоторые путали слова и вместо «вихри враждебные» выводили «вислицы вредные». Нина, лёжа на соломе, изящно махала рукой, изображая сопротивление и одновременно демонстрируя стройные ноги, на которые загляделись даже самые принципиальные сторонники белого движения.

Сергей Петров, устроившись на краю телеги, громко повторял, как заведённый:

– Да здравствует революция! Долой буржуазную свадьбу!

Когда телега с похищенной окончательно скрылась в лесу, гости начали медленно приходить в себя, собирая разбросанную атрибутику: монокли, бокалы и даже потерянные в панике усики генерала Деникина из театрального грима, нелепо валявшиеся в траве.

Поручик вздохнул, театрально поправляя причёску, и мрачно заявил:

– Я этого так не оставлю! Пусть они хоть сто раз большевики, а честь невесты мы вернём немедленно!

– Браво, поручик! Правильно! – поддержали сразу несколько голосов, хотя лица гостей ясно выдавали, что способов выполнить это обещание у них не имелось.

Михаил стоял чуть в стороне и наблюдал за этим красочным хаосом со сдержанным удовлетворением опытного режиссёра, наконец увидевшего, как сцена идеально встаёт на своё место. Он чуть улыбнулся, поправил очки и произнёс себе под нос:

– Первый акт удался идеально.

Когда последний революционный лозунг затих в зарослях у лесной опушки, на свадебной площадке повисла осторожная тишина, словно после громкой ссоры на коммунальной кухне. Гости нерешительно выбирались из-за столов, одёргивали смятые мундиры и растерянно переглядывались, словно сомневаясь в праве на дальнейшее существование.

Тишину решительно нарушил жених-поручик, чья отвага явно возросла после исчезновения угрозы непосредственной схватки. Поправив монокль и нервно дёргающийся ус, он вскочил на ближайшую скамью и с трагическим пафосом провозгласил:

– Господа, большевики украли мою невесту! Это удар по чести Белой армии! Мы должны её вернуть!

Толпа одобрительно загудела, но поручик театральным жестом призвал к молчанию:

– Они растоптали святость семейного очага, утащили невесту прямо с торжества, будто поросёнка с крестьянского двора! Разве это можно терпеть?

– Ни в коем случае! – нестройно закричали гости. – Позор! Скандал!

– Именно! – вдохновенно продолжал поручик. – Немедленно собрать оружие, поднять знамёна и вернуть мне… нам… всем нам мою невесту! А большевиков наказать так, чтобы неповадно было красть чужих женщин и портить свадьбы!

Аплодисменты были столь бурными, что гармонист инстинктивно заиграл марш, правда, от волнения незаметно перейдя на польку. Гости спешно вооружались. Распорядитель свадьбы раздавал реквизитные винтовки и патроны, приговаривая с извиняющейся улыбкой:

– Пожалуйста, товарищи офицеры, осторожно, стреляют холостыми! Господин с моноклем, вам лучше шашку, от волнения пристрелите своего.

Пожилой генерал, весь вечер лениво дремавший в кресле, проснулся, встряхнул головой и сурово спросил:

– Что происходит?

– Революция! – охотно пояснил молодой порученец, застёгивая перевязь. – У нас невесту украли, господин генерал!

– Безобразие! – воскликнул старик и схватил ближайшую винтовку. – Вперёд, господа! Дадим отпор супостатам!

Один из гостей, слишком глубоко вошедший в роль, изучал перевёрнутую вверх ногами карту и задавал тревожные вопросы:

– Господа, а почему здесь нет моего поместья? Куда я вернусь после битвы?

– Ваше поместье, милейший, находится в Москве, на улице Горького, – с добродушной улыбкой объяснил актёр-реквизитор. – А сейчас двигайтесь к лесу.

– Понял, – смущённо кивнул гость, снова пытаясь разобраться в карте.

Нанятые Михаилом актёры, помогавшие гостям вживаться в образы, бегали среди белогвардейцев, подсказывая осанку и жесты. Один из них, одетый адъютантом, поправляя гостю мундир, убеждал почти искренне:

– Смотрите суровее! Представьте, что дома у вас остались не только жена и дети, но и любимый конь, а большевики хотят увести всех, включая коня!

Собравшиеся постепенно начинали выглядеть настоящей боеспособной армией, готовой освободить от большевиков не только невесту, но и всю страну до Владивостока. Даже официанты, до этого равнодушные к революционным идеям, помогали снаряжать гостей, приговаривая:

– Вот вам по бутерброду в дорогу, господа офицеры. Без боевого пайка победы не бывает.

Жених-поручик, снова став центром внимания, последний раз окинул взглядом своих бойцов, драматично вздохнул, воздев саблю над головой:

– Вперёд, господа! За Родину, за честь, за невесту!

С этими словами белые, шумно переговариваясь, двинулись к лесной опушке, исполненные намерения отомстить за сорванный праздник и утраченную женскую честь.

Михаил, наблюдая издали за отправкой гостей в поход, с трудом сдерживал смех. Пафос, паника, энтузиазм и неподдельный азарт выглядели так натурально, что даже он почти поверил в возможность настоящей контрреволюции на берегу Дона.

Телега с похищенной невестой въехала на поляну у лесной опушки, где красные устроили свой штаб – несколько палаток, костёр и красные знамёна, развевающиеся так энтузиазмом, будто сами были убеждёнными большевиками. Нина, лежавшая на соломе в живописной позе похищенной девы, приподняла голову и окинула взглядом революционеров. Их было человек десять – все в гимнастёрках разной степени аутентичности, с красными повязками и выражениями лиц, колеблющимися между революционной суровостью и плохо скрываемым возбуждением от предстоящего действа.

Сергей Петров первым спрыгнул с телеги, театрально стряхнул пыль с гимнастёрки и громогласно объявил:

– Товарищи! Мы освободили эту несчастную от гнёта буржуазного брака! Теперь она познает истинную свободу пролетариата!

Красноармейцы радостно закричали «Ура!», размахивая винтовками и поднимая шум, от которого даже птицы с негодованием сорвались с ближайших деревьев. Двое особенно ретивых попытались было затянуть «Интернационал», но сбились на втором куплете, перейдя на бессвязное мычание.

Нину бережно, но решительно сняли с телеги и поставили посреди поляны. Она покачнулась, прижала руку к сердцу и с трагическим выражением воскликнула:

– Господа! То есть… товарищи! Что вы со мной сделали? Где мой любимый поручик? Где моё счастье?

Её голос дрожал столь убедительно, что юный красноармеец в не по размеру большой будёновке засомневался и тихо спросил Сергея:

– Товарищ комиссар, может, отпустим её? Жалко ведь…

– Молчать! – рявкнул Сергей, окончательно входя в роль. – Никакой жалости к классовым врагам! Она – символ прогнившего строя, и мы обязаны её… э-э… перевоспитать!

Нина упала на колени, воздев руки к небу в жесте, достойном лучших театральных сцен:

– Зачем вы разлучили меня с возлюбленным? Неужели в ваших сердцах нет сострадания? Я всего лишь слабая женщина, мечтавшая о семейном счастье!

– Семейное счастье – буржуазная ерунда! – выкрикнул красноармеец

– В новом мире женщины свободны от брачных оков!

– Но я не хочу быть свободной! – взмолилась Нина, заламывая руки с таким драматизмом, что позавидовали бы актёры московских театров. – Я хочу к поручику, единственному моему!