Читать книгу 📗 ""Фантастика 2025-168". Компиляция. Книги 1-34 (СИ) - Орлов Сергей"
— Минут через десять, после того, как мы вышли из дома Книпперов.
— Хм… Даже как-то обидно. — Усмехнулся Клячин. — Я был уверен, что ни ты, ни она меня не срисуете. Ну что ж… Молодец.
— Спасибо, — сказал я после паузы. — Зачем ты шел за нами?
— Заканчиваю кое-какие дела. Хотел убедиться, что ты сам разберешься с этой особой, — Клячин флегматично выпустил дым в небо. — Можно сказать, подчищаю хвосты. А теперь слушай внимательно. Мюллер знает определенную версию случившегося на угольном складе. Твоя задача — придерживаться ее. Ты был похищен британцами, терял сознание, тебе что-то вкололи, ничего не помнишь толком. Мюллер считает, что архив уничтожил еще твой отец, перед отъездом из Берлина. Ты скрывал данный факт, намереваясь использовать документы как предмет торга. Твоя основная цель в Берлине — драгоценности. Их ты искал, их ты нашел. Держись этой линии. Мюллер, возможно, попытается давить, но после вчерашнего успеха твоего дружка и внимания фюрера активных действий пока не последует. Теперь ты — друг без пяти минут знаменитого музыканта, любимца самого Гитлера. Это хорошее прикрытие.
Я кивнул. Все было логично.
— А что с тобой? — спросил я. — Ты ведь не останешься в Берлине?
Клячин посмотрел на догорающую папиросу.
— Нет. Меня больше ничего не держит.
— Почему, дядя Коля? — наконец, спросил я глядя на Клячина. — Почему ты все это сделал? Спас Ваньку, собирался разобраться с Жульет, прикрыл с архивом? Ты же мог просто забрать драгоценности и исчезнуть. Или… выполнить приказ Берии до конца.
Клячин медленно повернулся ко мне. В этот момент его лицо показалось еще более усталым и изможденным, чем обычно. В глазах бывшего чекиста не было привычной насмешки или холодной жестокости. Лишь глубокая, бездонная пустота.
— Ты меня плохо слушал? Я устал, Алексей. Устал от Берии, от Сталина, от этой вечной грызни пауков в банке. Устал быть цепным псом, которого посылают душить и убивать, а потом брезгливо отпихивают сапогом. Я отдал этой службе всю свою жизнь. А что в итоге? Страх, грязь и кровь.
Он посмотрел на меня, в его взгляде на мгновение мелькнуло что-то, отдаленно напоминающее человеческое тепло.
— А ты… Ты напомнил мне того пацана, каким я был когда-то. До того как все пошло под откос. Горячего, наивного, верящего в какую-то ерунду. Готового горло перегрызть за товарищей. Я думал, таких уже не осталось. Что всех перемололи эти жернова. А ты выжил. И не сломался. Может, помогая тебе, я пытался искупить хоть часть своей вины. Перед тобой. Перед твоей матерью… Перед всеми, кого я отправил на тот свет.
Он резко оборвал себя, снова став прежним, колючим и циничным Клячиным.
— А может, мне просто надоело. Надоело служить. Я хочу пожить для себя. Посмотреть мир. Спать, не вскакивая от кошмаров. Отправлюсь в Латинскую Америку или в Соединённые Штаты… С камешками я смогу начать все с чистого листа. В общем…Считай, что Клячин Николай Николаевич умер. Официально для Москвы — так оно и будет. Погиб при исполнении, спасая архив от британцев. Красиво, правда?
Он протянул мне руку. Я, после секундного колебания, пожал ее.
— Держись, парень, — тихо сказал дядя Коля. — Война близко. Очень близко. Того и гляди полыхнет огнём. Постарайся не сгореть в нем.
Он развернулся и пошел в сторону выхода из парка, не оглядываясь.
Я стоял еще несколько минут, глядя в ту сторону, где он скрылся. В голове звучали его слова. «Может, это мое искупление». Самый беспринципный, жестокий и циничный человек, которого я знал, только что подарил мне жизнь и свободу. И ушел, чтобы исчезнуть навсегда.
Я чувствовал странную смесь облегчения и грусти. Один из самых опасных врагов превратился в союзника и исчез. Но мир вокруг от этого не стал безопаснее. Он стал еще более зыбким и непредсказуемым.
Была только ясная, холодная цель: выжить. Сделать свою работу. И постараться, как сказал Клячин, не сгореть в надвигающемся аду.
Эпилог
Берлин, 30 августа 1939 года
Я стоял на балконе роскошной квартиры Ольги Чеховой, опершись локтями о холодный парапет. Ночь окутала Берлин. Где-то внизу гудели машины, смеялись люди, лилась музыка из кабаре. Город жил своей жизнью, слепой и глухой к тому аду, который готовился всего в нескольких сотнях километров отсюда.
В кармане у меня лежала последняя шифровка от Центра, переданная через мадам Жульет. Мои срочные донесения о готовящемся нападении на Польшу, о плане «Глейвиц», о том, что война начнется с провокации, были названы «паникерскими, непроверенными и провокационными». Сталин верит пакту Молотова-Риббентропа и не верит разведке. Он не хочет слушать ни меня, ни кого-то еще.
Я закурил. Пламя подоженной спички осветило мое лицо в темноте. Я думал о пройденном пути. О матери, погибшей из-за неосторожности и грубости Клячина. Да, чисто юридически она была мне не совсем мать, но я настолько проникся жизнью деда, что воспринимал ее именно так. Об отце, погибшем из-за предательства друга. Об архиве, который мог изменить историю, но который я предпочел сжечь сразу после прощания с Клячиным, чтобы бумаги, хранившиеся у отца, не стали оружием в чьих-нибудь грязных руках.
О Подкидыше, который последние два месяца был занят тем, что окончательно выстраивал свою «сеть», раскидывал ее по всему Берлину. Скоро она нам точно пригодится. О Бернесе, застрявшем, как стрекоза в янтаре, в интригах Геббельса, о таланте Марка, ставшем разменной монетой в большой игре. О налаженной связи с «Красной капеллой» — тоненькой ниточке надежды, которую, к сожалению, через пару лет накроют фашисты. О Жульет, которая постоянно оттирается рядом.
Горькая ирония заключалась в том, что я, знавший будущее, оказался бессилен его изменить. Я не смог предотвратить войну. Не смог остановить машину смерти, которая уже набирала обороты.
Я не изменил старт войны. Но я мог ускорить ее финиш.
Я потушил сигарету о каменный парапет. Чувство бессилия медленно отступало, сменяясь знакомым, холодным огнем решимости. Да, я не смог остановить 1 сентября 1939 года. Но это была только первая глава кошмара.
Завтра Глейвиц. Послезавтра — начало Второй мировой. И я буду здесь. Я буду сражаться. Я буду делать все, что в моих силах, чтобы тот, чей образ незримо стоит за моим плечом, мой дед, чью судьбу я проживаю, выжил и встретил Победу. И чтобы над этим проклятым Рейхстагом взвилось то знамя, которое должно взвиться.
Я посмотрел на огни города, этого порочного Вавилона, обреченного через шесть лет лечь руинами.
Пусть я всего лишь песчинка в жерновах истории. Но и песчинка может заставить механизм скрипеть, а потом сломаться. Начинается долгая, темная ночь. Только я знаю, что за ней последует рассвет. Мне нужно дожить до него.
Развернувшись, я шагнул с балкона обратно в свет и тепло квартиры, где меня ждала Ольга и новые задания Центра. Ночь действительно была долгой. Но я был готов к бою.
Илья Николаевич Романов
Страж Кодекса
Глава 1
— Напыщенные павлины, — криво хмыкнул я, отхлебнув вина и смотря на разворачивающееся представление по награждению.
Тронный зал императорского дворца был огромен, но даже его размеров не хватало, чтобы вместить в себя всю шоблу аристократов. Напомаженные, расфуфыренные, увешанные цацками и в дорогих одеждах. Они и правда были похожи на павлинов в брачный сезон.
О, Кодекс! Разве не мог ты выбрать мне иной мир? Где-нибудь в Многомерной Вселенной подальше от подобного сброда, интриг и прочего дерьма. Почему ты не переродил меня в одном из своих миров, а выбрал именно этот? Молодой и ещё не нюхавший пороха мирок, оберегаемый Хранителями. Все эти люди, что сейчас стояли с важными рожами и лицемерными улыбками даже не знают, что однажды их существование будет висеть на волоске. Не сейчас, нет, но это случится.
И ведь реально угораздило. Нет, я конечно не был подарком и даже будучи Охотником был тем ещё говнюком, но такую подставу не заслужил. Хотя… Это не точно. А ведь помню, как ещё вчера вместе с братьями и Легионами мы сражались за мир под названием Славия. Чёртов Неназываемый, вставший костью в горле всего Ордена. Его эмиссары захватили Славию посулами, интригами и прочим дерьмом. Когда мы явились, то Скверна поглотила практически всё. Там я и подох, оставшись последним и убив при этом пятёрку мудаков, которые решили расслабится. Не тут-то было, гады. Нельзя праздновать победу, когда жив хотя бы один Охотник!