Читать книгу 📗 ""Фантастика 2025-22". Компиляция. Книги 1-23 (СИ) - Хонихоев Виталий"

Кента приготовил пару талисманов, выжидая момент. Хизаши хитростью заставил ёкая принять более уязвимую форму и сейчас не давал ему снова укрыться от оммёдзи. Кента ждал, ждал, ждал…

И, наконец, почувствовал нужный момент.

Один листок приклеил на лоб Таэко, и знаки на офуда вспыхнули золотом, второй впечатал в обариёна и, удерживая ладонью, принялся за изгнание.

– … рин, бёу, тоу, ся, кай, дзин, рэцу, дзай, дзэн, – зашептал он быстро. – Рин, бёу, тоу, ся, кай, дзин, рэцу, дзай, дзэн [177]…

На третьем повторении он ощутил, как сопротивление начало слабеть. Голос Хизаши стих, и Кента сильнее вдавил талисман в ёкая.

– Мэц!

Офуда вспыхнул, необжигающее пламя объяло обариёна, тот задергался, разжал челюсти и откинулся назад. Тут Хизаши его и схватил. Кента удержал Таэко от падения, она была такой холодной и еле дышала, что стало страшно. Кента бросил обеспокоенный взгляд на Хизаши, в руке которого осталась только сморщенная шкурка, а вскоре и она обратилась вонючей грязью.

– Нужен целитель, – сказал Кента, поднимая женщину на руки. Хизаши брезгливо взмахнул кистью, стряхивая грязь.

– Заходите! – крикнул он, и сёдзи тут же разъехались, пропуская в спальню Хагивару и целую толпу слуг. Сразу стало тесно и душно.

– Таэко! – воскликнул Хагивара, и Кента поспешил его успокоить. Объяснил, что ей требуется целитель, но главная угроза уже устранена. Хизаши собрал талисманы – они больше не годились, но оставлять их оммёдзи запрещалось – и направился к выходу.

– Господа, постойте, – Хагивара нагнал обоих в коридоре. – Позвольте отблагодарить вас праздничным ужином. Вы спасли мою семью, как благородный человек, чтящий заветы Будды, я обязан ответить добром на добро.

Кента почувствовал настроение Хизаши прежде, чем тот что-то успел сказать.

– Просто ужина будет достаточно, – кивнул Кента. Ему и самому не хотелось покидать поместье так скоро. – Мы должны убедиться, что госпожа Таэко пойдет на поправку.

Одобрение Хизаши он тоже чувствовал, или же ему хотелось так думать.

До ужина оставалось время, и слуги отвели оммёдзи в гостевое крыло, имелось тут и такое. Видно, в прежние годы в Оханами бывало много людей. Впрочем, Кента не вращался в кругах тех, кого могли приглашать сюда любоваться луной или цветением сакуры или вместе сочинять поэтические строки в тени беседки. Но отчего-то казалось, что, несмотря на утонченное очарование, в поместье не было той жизни, которую приносят с собой гости. Оно замкнуто само в себе, огорожено от мира не только высоким забором.

Переднюю, открытую для посещения, часть поместья две параллельные галереи делили на три неравные части – центральную побольше и две по краям. Их провели во двор слева от господского дома. Служанка открыла для юношей свободные покои и собиралась уйти, как ее остановил вопрос Кенты:

– Как себя чувствует Каэдэ? Ее не было возле спальни госпожи.

Хотя казалось, там в ожидании собралось все поместье.

– Она… – личико юной служанки чуть скривилось в скрытой неприязни, – хозяин отправил ее отдыхать.

Она все же ушла, и Кента устало провел ладонью по лицу. Долгая дорога, потом стычка с бандитами, сразу за ней – непростое изгнание. Закралась совершенно неуместная и нелепая мысль, что на их месте Нобута со своими подпевалами не справился бы. Промелькнула и исчезла под гнетом физического и духовного утомления.

Мацумото придирчиво оглядел обстановку: отделенная фусума, эта комната подходила для чаепития и бесед, в углах радовали глаз расписные напольные фонари, а в центре обещанием тепла манил котацу. За перегородками угадывалось еще одно помещение, вероятно, спальня, но согреться хотелось больше, чем поспать. И пока Кента думал, Хизаши уже откинул край футона и едва не до груди забрался под котацу. Несмотря на то, что холода в эту часть провинции добирались с опозданием даже для месяца митсуки, вместе с усталостью начал подкрадываться и озноб. Присоединившись к Хизаши, Кента блаженно зажмурился, ощутив жар от очага, скрытого под деревянной конструкцией стола. Футон мягкой тяжестью давил сверху, и не хватало только теплого чая, чтобы отпустить остатки напряжения из тела.

– Не нравится мне этот Хагивара, – вдруг сказал Хизаши, заворочавшись под футоном. – Неприятный тип.

– Отчего же? – удивился Кента. Ему хозяин показался весьма симпатичным человеком, в пользу которого говорили и такие трепетные чувства к жене и будущему ребенку.

– Готовь поспорить, Каэдэ его любовница, а вся эта возня вокруг госпожи Таэко лишь страх потерять покровительство ее знатной семьи.

Кента не хотел в это верить, но в его ответе все равно прозвучала легкая неуверенность:

– Я не думаю, что стоит сразу предполагать худшее.

– Худшее – это если он сам подсадил на нее обариёна, – не согласился Хизаши, – но тогда не было бы смысла звать оммёдзи… Только если он не специально дотянул до последнего. Без ложной скромности, не всякий бы справился с этой уродливой пиявкой, когда она уже так плотно напиталась.

– Все равно. Не ищи злодейства там, где его быть не должно. – Кента расстроился, и даже жар ирори, греющий ноги, уже не так радовал. – Люди не обязательно желают друг другу только дурного.

– Опыт подсказывает мне иное.

– Неужели за эти годы у тебя не появилось другого, хорошего, опыта?

Хизаши ответил не сразу. Это успокаивало, но все же Кента был опечален тем, что не смог показать другу, что люди – не только сплошное зло. Он считал – и до сих пор считает – это невероятно важным.

Показать Хизаши, что на самом деле значит, быть человеком.

– Но ты не можешь поспорить, Каэде вызывает подозрения, – наконец сказал он, и от Кенты не укрылось, что это был вовсе не ответ на вопрос. – Служанка, которую сопровождал охранник и встречала повозка. А уж как обрадовался ее хозяин! Точно чуть не потерял дочь родную, не иначе. Даже отдыхать отправил, а про мертвого охранника ни словечка не сказал.

В его речах была доля правды, Кента не мог поспорить – Каэдэ определенно занимала среди прочих слуг особое положение. Но не верилось, что она и господин Хагивара…

Тут вернулась служанка и принесла поднос с чаем и маленькими пирожными вагаси.

– Хозяин велел передать, что госпоже гораздо лучше, – отчиталась она. – Вы можете прогуливаться по саду или отдыхать, как вам будет угодно, а вечером он ожидает вас на ужин.

– Примем за честь, – ответил Кента за них двоих. Хизаши в это время, покачав девушке головой, сам принялся разливать чай по чашкам. Прозрачные, с легким желтоватым оттенком, капли стекали по тонким фарфоровым стенкам, распространяя дивный аромат. Кента сделал глоток и довольно покивал.

– Вкусно.

– Хотя бы не жадничают, – хмыкнул Хизаши и тоже пригубил. Его пальцы были такими бледными, что почти сливались с фарфором, и он перебирал ими, когда становилось слишком горячо. Должно быть, ему приходилось еще хуже, ведь, кроме истощения, он страдал и от холода. Но все же стоило кое-что сказать.

– Мы подвергли жизнь госпожи Таэко риску. Неужели нельзя было обойтись без этого?

Хизаши пожал плечами.

– Ты сам видел, откладывать было опасно.

– То есть ты совсем не переживал, делая это? – Кента вспомнил, как те же бледные тонкие пальцы впивались в шею женщины, будто и правда собирались придушить. – И когда едва не убил того бандита, Сару?

– Что ты хочешь услышать? – вздохнул Хизаши и поставил чашку перед собой. – Что меня мучает совесть?

– Нет, – качнул головой Кента. Настроение совсем упало. – Наверное, не хочу.

«Я хочу услышать, что ты на самом деле чувствуешь», – подумал Кента, но отчего-то он мог сказать такое кому угодно, кроме своего лучшего друга.

– Тогда ни к чему было начинать разговор.

Хизаши выбрался из-под котацу и сердито – Кента это знал – ушел за перегородку, где зашуршал, укладываясь спать. Стало стыдно, и Кента не решился проследовать за ним, а, наоборот, вышел на террасу под свет заходящего солнца, сел, скрестив ноги, и погрузился в медитацию.