Читать книгу 📗 ""Фантастика 2025-102". Компиляция. Книги 1-29 (СИ) - Ковтунов Алексей"

Я вспомнил наконец, кто это. Князь Хворостинин, один из лучших полководцев Грозного. Правда, пик его славы ещё далеко впереди, но талант, как говорится, не пропьёшь. Правда, по местничеству Хворостинин, хоть и был природным князем, стоял далеко позади других удельных князей из старших ветвей Рюриковичей, и на важные и ответственные должности претендовать не мог. Вот и сидел воеводой в глубоком тылу, когда на западных рубежах его таланты пригодились бы гораздо лучше. За него я точно замолвлю словечко перед царём.

Подчинённым своим, князем Ростовским, молодой воевода был недоволен, и когда узнал об истинной причине нашего появления, только усмехнулся.

— Изменил, значит… Не удивлён, — сказал Дмитрий Иванович. — И ведь раз уже простили его! А всё равно… Он и хулу на государя возводил. Звяга он и есть Звяга, брехун.

— Хулу? А чего тогда… — начал было спрашивать я, но Хворостинин ответил даже раньше, поняв мой вопрос с полуслова.

— Так мало ли кто что сболтнёт по пьяни? Звягу всерьёз-то никто и не воспринимал уже, — сказал он.

Ждать возвращения князя Ростовского пришлось целых три дня, и я уже временами думал, что мы пропустили вспышку и он банально сбежал, узнав каким-то образом о нашем появлении, хотя я строго запретил всем рассказывать о цели нашей поездки, а сам доверился только воеводе Хворостинину, в верности которого не сомневался.

Хворостинина я бы и вовсе забрал с собой в опричники, если бы мог. Человек это был умелый и ловкий, местническую систему презирающий, и мне бы такой очень сильно пригодился, но в качестве полководца он пригодится стране гораздо больше.

А такие как Звяга… Пусть лучше сидят и не отсвечивают, а если так неймётся перейти под руку литовского царя, то пусть делают это по одиночке, не агитируя никого ехать с ними вместе, а потом пусть не тявкают из-за границы, как всё плохо на Руси. У нас у всех относительно равные возможности сделать мир вокруг себя лучше, но кто-то лезет из кожи вон и делает, а кто-то предпочитает просто морщить нос и ждать, когда всё сделается само, а когда само не делается, то убежать за границу, чтобы там тосковать об утерянной Родине, «страдающей под гнетом тирании».

Князь Семён Васильевич Ростовский прибыл в нижегородский кремль с небольшой свитой, весь из себя важный, в шубе, с золотыми гайками на пальцах, с плетью-нагайкой в руке. Человеком он оказался тучным, со следами злоупотребления алкоголем на лице. Он даже ничего и не заподозрил, даже когда десяток опричников вышел к нему навстречу вместе с князем Хворостининым.

— Здрав будь, воевода, — снисходительным, даже надменным тоном произнёс Ростовский. Прямо из седла.

Пусть даже после опалы он находился на младшей должности, очевидно, Хворостинина он не считал ни старшим, ни даже равным себе. А на остальных он даже внимания не обратил, будто мы были челядью или холопами, а не царскими опричниками.

— И ты здравствуй, Семён Васильевич, — загадочно улыбнувшись, произнёс князь Хворостинин. — Всё ли ладно в Арземасе? В земле нижегородской?

Ростовский скривился, фыркнул, грузно спустился с коня, сунул нагайку за пояс. Его люди тоже начали спешиваться. Было с ним десять человек, но, по большей части, кошевые слуги, обеспечивающие комфорт и быт князя в дороге. Реальных бойцов в его свите было человека четыре, не больше.

— Ладно ли? Ха! Где же оно ладно? Разор сплошной! — выпалил Ростовский.

Я так и чувствовал скрытый за его словами подтекст, мол, во всём виноват царь. Ростовский, похоже, был из той породы людей, которые везде чувствуют только запах дерьма. А как говорится, если от всех вокруг воняет дерьмом, следует проверить собственные портки.

— Ну пойдём внутрь, расскажешь сказку свою, — сказал Хворостинин.

— А это кто такие, что за чернецы? Прежде не видал, — обратил наконец своё внимание Ростовский.

Мы молча ждали, когда он зайдёт в палаты и окажется один, вдали от своих людей, которые могли бы броситься ему на помощь, а то и вовсе были замешаны в его делах.

— Гости столичные, — ответил я.

Ростовский нахмурился, но больше ничего не сказал, пошёл следом за воеводой. Я, если честно, думал, что он заподозрит что-либо, особенно после моих слов, но Звяге, похоже, на это не хватило ума.

Люди Ростовского принялись уводить лошадей к конюшне. Я жестом приказал четверым опричникам остаться на улице, караулить, а сам, вместе с оставшимися, пошёл следом за воеводами.

Мы вошли в терем Хворостинина, поднялись на второй этаж, в просторную светлицу, служившую князю рабочим кабинетом. Я на всякий случай закрыл дверь.

— А эти… Тоже с нами будут? — нахмурился Ростовский.

Сам он оставил охрану внизу.

— Эти… Здесь по приказу государя Иоанна Васильевича, — равнодушно произнёс я. — Ты арестован, княже. Оружие сдай.

Ростовский замер. Оглянулся на князя Хворостинина в поисках хоть какой-то поддержки, но воевода даже глазом не моргнул.

— З-за что? — проблеял он.

— За измену, — сухо произнёс я. — Оружие сдай.

Семён Васильевич принялся дрожащими руками развязывать пояс, и я затылком почувствовал, как напряглись опричники за моей спиной, когда князь Ростовский дотронулся до рукояти своей сабли. К счастью, у князя хватило благоразумия не кидаться на нас с саблей, он всего лишь распустил пояс, отцепил саблю и ножи, а потом протянул мне. Я не глядя отдал их назад, кому-то из опричников.

— Поедешь с нами в Москву, — сообщил я. — И без глупостей.

— А как же… — пробормотал он.

— Ступай, Семён Васильевич, — усмехнулся Хворостинин. — В Арземас я кого другого отправлю, за тобой перепроверят.

Опричники окружили перепуганного князя, кто-то даже подтолкнул его к выходу, достаточно грубо, безо всякого уважения к титулу и чину.

— Благодарствую, Дмитрий Иванович, — сказал я. — Просьбу твою не забуду.

— Бог в помощь вам, — напутствовал воевода.

Во дворе кремля на нас уставились люди Ростовского. Настороженно, опасливо, глядя на князя и его реакцию на происходящее. Все видели, что мы ведём его под конвоем, безоружного. И я морально был готов дать отпор в случае необходимости.

— Князь арестован! По указу государя нашего Иоанна Васильевича! — объявил я.

По-хорошему, всех этих людей тоже следовало бы арестовать и допросить по поводу измены Ростовского. И будь вся опричная полусотня на этом берегу, я бы так и сделал, но силами одного десятка тут не справиться. И даже если городовые стрельцы и здешние ярыги Разбойного приказа придут на помощь. А поднимать переполох в Нижнем Новгороде, когда основная цель уже в наших руках, попросту глупо.

Люди князя молча расступились, пропуская нас. Отбивать своего хозяина от десятка государевых людей — поступок храбрый, но в высшей степени дурацкий. Будь мы где-нибудь в Пскове или Смоленске, рядом с западной границей, они, может, и попробовали бы. Но здесь, в Нижнем, глубоко в тылу русских земель, таких храбрецов не нашлось.

— Куда же?.. А как же?.. — проблеял арестованный князь, когда мы пешком прошли мимо конюшен и направились к воротам.

— Иди давай! Пшёл! — толкнул его в спину Шевляга.

После моей пропаганды опричники уже не видели в нём человека благородных кровей, природного князя, родовитого и знатного человека. Для всех нас он был не более, чем изменником, нарушителем присяги. Иудой. И отношение к нему было соответствующим. На милосердие и снисхождение он мог даже не рассчитывать.

Ростовский пыхтел и тоскливо вздыхал, стараясь успевать за впереди идущим опричником, чтобы снова не получить тычок в спину, болезненный и унизительный. Идти пешком ему было тяжело, он явно отвык от физической нагрузки. Он и путешествовать-то, наверное, предпочитал в карете или на ушкуе, чтобы не трястись в седле.

— Ох, что ж вы, братцы… — забормотал князь, когда после небольшого спуска нам пришлось одолевать подъём. — Пожалейте убогого! Тяжко мне идти!

— Какой же ты нам братец, не бывало князей в избе батькиной, — пробормотал Васька Космач, худородный опричник, сын пекаря.