Читать книгу 📗 "Дорога к фронту (СИ) - Ливадный Андрей Львович"

Еще один боевой разворот. Рискованный, фактически на предкрылках[3], на нижнем пределе скорости сваливания, но на пологие виражи просто нет времени. Счет по-прежнему идет на мгновенья.

Нестеров все же поджег севшего «мессера» и, похоже, убил пилота: самолет, ревя двигателем быстро катится по полосе, но не взлетает. Через несколько секунд он врезался в обложенную мешками с песком позицию зенитной батареи и взорвался.

Я внезапно похолодел от промелькнувшего дурного предчувствия. Немцы всегда летают парами. Первым обычно садится ведущий. Самолетов на рулежке я не видел. Где же его ведомый⁈

Кручу головой.

Вот он! Вывалился из-под кромки облаков, пикирует на Нестерова!

— Вадим, «худой» на шести! — ору, но без толку. Связи ведь нет!

Левая рука машинально толкнула ручку управления октан-корректором до упора вперед. Двигатель «МиГа» послушно принял форсаж. Пользуясь набранной в пологом снижении скоростью, резко ухожу вверх, делаю разворот. В результате, набрав метров пятьсот высоты, я теперь двигаюсь в обратном направлении, на помощь капитану, но поздно: «И-16», прошитый очередями, вспыхнул, как факел — падает, без шансов, а пилот «109-го» уже хладнокровно режет маневр Ильи, доворачивая на него.

Орать бесполезно. Никто не услышит. Без связи нет никакого взаимодействия. Ильюха увлекся штурмовкой, наверняка прильнул к прицелу, а это приводит к «тоннельному зрению»! Сейчас фашист и его собьет!

До немца еще метров восемьсот навскидку. Не успеваю! А он уже вдавил гашетки. По плоскости «МиГа» резанули пушечно-пулеметные трассы, вырывая клочья обшивки, оставляя дыры.

Издалека даю отсекающую очередь с единственной целью, — чтобы фашист заметил трассеры, отвлекся, прервал атаку!

Он дернулся, — нервы не железные и жить ему хочется! Потерял несколько секунд, нервно озираясь, ища меня взглядом.

Заметил! Резко дал газ, — вижу, как выхлопные патрубки «мессера» плюнули дымом.

Илья, заваливаясь на одно крыло, все же сумел выровняться почти у самой земли. Изрешеченная плоскость напрочь убивает аэродинамику, ни о каком маневренном бое речи теперь быть не может. Кренясь и теряя топливо из пробитого бака Захаров довернул на восток.

Молодец! Тяни, я прикрою!

Крутиться с «мессером» над вражеским аэродромом, — занятие так себе. Мне главное, чтобы он отвалил от Ильи. Даю еще одну короткую очередь ему вдогонку. Знаю, что боекомплект не резиновый, но фашист внял, послушно потянулся на запад, вглубь захваченной территории. Пытается разорвать дистанцию, чтобы затем сманеврировать, набрать высоту. А мне то и надо. Уходим прочь от зениток. Один на один.

Скорость «МиГа» на небольших высотах позволяет догнать «Bf-109E» (как и оторваться от него). С маневренным боем все гораздо сложнее. Зависит от мастерства пилотов. Но мой опыт сегодня ушел в топку. Жизнь — это не «ви-ар». Здесь начинают работать совсем другие факторы, отнюдь не технического характера.

Страх. Желание жить. Ненависть к врагу, — все смешивается воедино. Никакой «адреналиновый драйв» из прошлой жизни не передаст и сотой доли спрессованных в мгновенья чувств и эмоций.

Попеременно кручу штурвалы, прикрывая радиаторы «МиГа» в положение «по потоку». Скорость еще немного подросла.

Немец, поняв, что я медленно, но верно догоняю его и вскоре выйду на дистанцию эффективного огня, не выдержал, совершив ошибку. Вместо того, чтобы попытаться пропустить меня вперед, исполнив «ножницы» либо «размазанную бочку», он вдруг резко потянулся вверх, надеясь на более высокую скороподъемность «мессера»[4].

Наверное решил, что я тоже сейчас перейду на вертикаль и не дотянусь до него…

Дистанция между нами составляет около километра. Беру ручку на себя, но не очень сильно. В результате фашист быстро теряет скорость, круто карабкаясь ввысь в вертикальном маневре, а я, сохранив энергию, лишь в последний момент резко поднимаю нос «МиГа» к точке, где он окажется через несколько секунд.

Перегрузка, — это не просто слегка потемневший экран. Меня вжимает в кресло до помутнения сознания, до крови, сочащейся из носа. Силуэт «мессера» стремительно растет в прицеле. С трудом удерживая ручку управления, вжимаю обе гашетки. «БС», как оказалось — пустой, «ШКАС» зашелся длинной очередью и тоже захлебнулся.

Отчетливо вижу вспышки попаданий. Трасса прошила левый водорадиатор, расположенный у корня крыла, и капот двигателя!

Расходимся. Он быстро проваливается вниз и назад, я же, с трудом избежав сваливания, выравниваюсь в горизонте и осматриваюсь, вновь набирая скорость. Стрелка температуры воды в красной зоне. Быстро открываю заслонки, давая мотору полноценное охлаждение.

Немец поврежден, но все еще может лететь. За ним стелется дымно-белесый шлейф. Дотянет до аэродрома? Или пойдет на вынужденную?

Нет. Его движок заклинило. Вижу, как у «мессершмитта» остановился винт, затем отлетел аварийно сброшенный фонарь кабины, но пилот так и не выпрыгнул, — видимо ранен. Потеряв управление, «мессер» свалился на крыло, врезался в землю и взорвался, разбрызгивая пламя.

Вместо звенящего торжества победы внезапно пришло чувство непомерной усталости и растущего беспокойства.

Дотянул ли Илья до линии фронта?

Заложив вираж над местом падения фашиста, я взял курс на восток. Развернуть карту нет никакой возможности. Ни на секунду не могу отпустить ручку управления — удерживать ее приходится двумя руками. «МиГ» временами опасно вибрирует. Крылья и фюзеляж посечены осколками от зенитных разрывов, но крупных пробоин в плоскостях не вижу. Не понимаю, в чем дело, но надо быть осторожнее.

Ориентируюсь по бортовому компасу. Наземные вехи начну искать позже, когда окажусь над своей территорией. Набираю высоту в пятьсот метров. Надо бы выше, — вдруг придется прыгать, но встреча с фашистами мне сейчас ни к чему. Боекомплекта нет, да и самолет ведет себя странно. С чего бы ему дрожать и крениться, теряя горизонт?

Слева блеснула лента реки. Значит иду правильно. Еще немного и увижу линию фронта.

Появившиеся вдалеке дымы быстро приближаются. Кое-где видны вспышки разрывов. Вскоре изрезанный траншеями передний край пронесся подо мной. Успел подметить, — со стороны фашистов сплошных укреплений нет. Они рвутся к Ржеву, а наши цепляются за каждый клочок земли, ценой жизни сдерживают танковые клинья вермахта.

Ищу наземные ориентиры, но за передним краем простирается густой лес. Где же дорога к фронту, вдоль которой мы летели? Неужели придется подниматься выше? Озера, над которым мы меняли курс, тоже нигде не видно.

Иду «змейкой», хотя машине мои маневры категорически не нравятся. «МиГ» по-прежнему начинает вибрировать, сразу, как только я пытаюсь активно работать ручкой управления.

Что же делать? Садиться в поле?

Внезапно я заметил длинную проплешину гари.

Снижаюсь, чтобы лучше рассмотреть ее. Точно. Дымок все еще сочится из-под обугленной земли, там, где сгорели обломки «И-16-го»! Значит аэродром близко. Километров пять-шесть к востоку!

Набираю высоту и действительно: вдали за перелеском видна деревушка и окружающие ее поля!

Осторожно доворачиваю. С посадкой будет сложно. «МиГ» в этом смысле — машина «строгая», как выражались военные летчики.

Выпускаю закрылки. Одной рукой снова пришлось крутить штурвал ограничителя, увеличивая выход щитков до пятидесяти градусов.

Круг над аэродромом не делаю, зашел удачно, полоса по курсу. Снижаюсь. Выпускаю шасси, работаю рукояткой газа, чтобы поддерживать посадочную скорость.

Земля быстро приближается. Спокойно. Ты много раз это делал. Ручку немного на себя. Выравниваюсь… Колеса чиркнули о полосу. Полностью убираю газ. Работаю тормозами, удерживая самолет рулем направления.

В конце пробега «МиГ» начало сильно уводить влево. Парирую. Слышу скрип тормозов. Остановился… Сел!..

Вижу ко мне бегут техники и Илья! Значит, дотянул!

Развернул самолет к ближайшему пустующему капониру, подрулил к нему. Старшина Потапов машет руками: «глуши движок»!