Читать книгу 📗 ""Фантастика 2025-132". Компиляция. Книги 1-22 (СИ) - Белая Яся"
Задираю голову вверх, прикрываю глаза, подставляю лицо ветру. Он укутывает меня шлейфом цветочных ароматов, баюкает нежными касаниями, чарует музыкой природы…
— Жил-был мальчишка…
У Хмуруса, оказывается, очень приятный голос — глубокий, бархатный, немного усталый. Слушать — одно удовольствие.
Хмурус выдёргивает соломинку из тахты, складывает её в несколько раз, ломая на сгибах, и продолжает:
— Он рано осиротел. Тогда дальний родственник, потомственный зельевар и преподаватель Академии Тёмного Колдовства, взял мальчика к себе. Ребёнок воспитывался среди колб, реторт и книг. Рано выучился читать и буквально не расставался с книгами. Рос хмурым и необщительным, да ещё и занудой к тому же. Сверстники недолюбливали его. Он платил им взаимностью: считал глупыми и плоскими. Впрочем эти противные мальчишки и девчонки охотно пользовались его знаниями, когда нужно было выполнить домашнее задание…
— … Чариус, поможешь с домашкой? — синеглазая колдунья хлопает длинными ресницами. Она хороша, и мальчика окатывает жаркая волна, когда девочка осторожно касается его руки. — «Основы боевого колдовства» совсем мне не заходят.
Он растерян и дезориентирован. Ведь задание — практическое. Раньше задавали рефераты, а это куда проще. Для синеглазой красавицы он бы мог легко написать с десяток рефератов.
Но как быть с боевыми стойками и пассами? Тут нужен контакт. А он… разве он может прикасаться к ней?
В синих глазах — мольба и, кажется, дрожат слёзы.
Чариус не выдерживает.
— Хорошо, — поспешно отвечает он, мысленно молясь, чтобы девочка не убирала руку — у неё такая приятная маленькая, нежная и прохладная ладошка, — после занятий буду ждать на тренировочном поле.
Синеглазка радостно улыбается, благодарит и отбегает к стайке подружек. До Чариуса долетают смех и шушуканье, а ещё обрывок фразы: «… он согласился».
Мальчик сжимает кулаки. Синеглазая колдунья решила выставить его на посмешище перед подружками? Конечно, ему ведь и самому боевое колдовство давалось непросто.
Ну что ж, хотите веселья? Значит, повеселимся.
На тренировочное поле он приходит заранее, но зато с целым арсеналом зелий. Да ещё и парочку заклинаний удалось разыскать в старинных дядюшкиных книгах. В современных, гуманных, учебниках такого не пишут.
Подружки входят гурьбой, щебеча, рассаживаются на трибунах, приготовившись к зрелищу.
Сама же синеглазая провокаторша является в обтягивающих майке и шортиках. Она, видимо, мечтала ещё раз зажечь в Чариусе влечение, а потом показательно посмеяться над его чувствами. Только не выйдет. Теперь он в обиду себя не даст.
— Начинай, — говорит он и готовится отражать её удар.
И она наносит удар, но в сердце. Неловкое движение — девочка в буквальном смысле запутывается в ногах и летит вперёд.
Чариус успевает подхватить раньше, чем юная колдунья целуется с землёй.
Они смотрят друг на друга, и он тонет в её глазах, теряет бдительность. Млеет от того, как она кладёт руку ему на щёку, нежно гладит.
В себя приводит дружный хохот.
Синеглазка тоже смеётся да ещё и пальцем на него показывает — сама уже успела отскочить к группке девчонок.
— Жаба!
— Фу, зелёный!
— Вонючка!
Он протягивает руку к щеке, в том месте, где коснулась Синеглазка, и на пальцах остаётся зелёная зловонная жижа.
К его ужасу субстанция растекается, впитывается в кожу, жжёт.
Его корёжит.
Чариус падает на землю и бьётся в конвульсиях. А в голове стучит лишь одно — за что? Неужели лишь за то, что он пару раз намекнул: будешь всё время пользоваться чужим умом, своего не наживёшь. То была не его фраза, подслушанна… И он желал Синеглазке добра…
Ааа! Как же больно!
У Чариуса перед глазами всё плывёт, темнеет, его мутит и трясёт от слабости.
Но дотянуться до сумки, где заранее были припасены зелья, он может. И запустить в хохочущую синеглазую зазнайку хватает сил…
Последнее, что он слышет, — смех, переходящий в крик…
Она навсегда остаётся прыщавой и со всклоченной шевелюрой, а он — уродливым, зелёным и злым.
— … В тот мальчик поклялся, чтоб больше ни одна женщина на земле не нанесёт ему удар в сердце, — Хмурус остервенело ломает соломинку, горько хмыкает и рассказывает дальше: — Но держать слово получалось плохо — шли годы, и природа требовала своё. Поэтому какая-нибудь очередная красотка взмахом длинных ресниц снова и снова заставляла сердце пускаться вскачь, голову кружиться, а его самого влюбляться — безуспешно и безответно. Неудачи на личном фронте следовали за полными провалами в поисках средства, которое бы избавило от последствий зелёной слизи. Лекарство не находилось, и это озлобляло сильнее и сильнее.
Желчный, уродливый, депрессивный, он не имел друзей. И даже дядюшка вскоре начал побаиваться странного родственника, предпочитавшего лабораторию, полную странных и мерзких предметов, общению с живыми людьми…
…Фею он встретил в тот год, когда стал преподавателем, заняв место почившего родственника. Новое положение давало куда большую свободу для манёвра. В главное — теперь появились средства на редкие, а порой и опасные ингредиенты для зелий.
В тот день он отправился в лес, чтобы набрать весёлки обыкновенной. Этот ядовитый гриб не зря называли «яйцо ведьм». Сила воздействия зелий, куда добавлялась весёлка, была такой разрушительной и страшной, что, казалось, только нечто, порождённое кем-то безмерно злым, может давать такой эффект. От «яйца ведьм» выпадали волосы. А ещё гриб вызывал любовь, похожую на голод, изнуряющую одержимость, иссушающую страсть.
И зельевар собирался использовать злую силу гриба вовсю и губить тех, кто, по его мнению, являлся виновником всех бед, — красивых девушек.
Росла весёлка обыкновенная неподалёку от лесной поляны, где дремал в мудром величье огромный дуб.
Чариус раздвигает ветви и… замирает.
Перед ним, облитая лунным сиянием, парит фея. Столь прекрасная и юная, что он даже забывает, как дышать. Быстро юркает назад, под сень раскидистой кроны и, завороженный, любуется крылатой шалуньей. Она, совершенно нагая, танцует, смеётся, заигрывает с ветром.
Чариус не осмеливается показаться ей на глаза. Разворочается и, забыв о цели визита, мчится назад. Так быстро, словно по его следу идёт стая голодных зверей.
Он безвольно свешивает руки, опускает голову. Видно, что воспоминания тяжелы для него. Но Хмурус намеривается довести начатое до конца. Только вот голос его теперь звучит так глухо, что мне приходится напрягать даже чуткий феечий слух.
— С того для его самого словно присушили весёлкой обыкновенной, — говорит Хмурус, глядя себе под ноги. — Он бродил сам не свой. Не мог дождаться ночи, чтобы вновь оказаться на поляне и наблюдать за танцами феи. А юная чаровница будто понимала, что у неё появился зритель, являлась каждую ночь и плясала в свете луны.
Но однажды стало невмоготу, и он решил действовать — выйти к фее и открыть свои чувства. А там пусть она сама выберет — стать ли ему самым счастливым человеком в Сказочной стране или умереть! Но… решимости хватило ненадолго. Ровно до той минуты пока он, склонившись над котлом, не увидел на гладкой поверхности мутноватой жижи своё отражение.
Любовный недуг иссушил его, сделав ещё уродливее и гаже. Как в таком виде было показаться прекрасной фее?
…голос приходит из ниоткуда, сначала — едва различимый, но постепенно усиливающийся до громкого шёпота:
— Есть зелье, что спасёт тебя.
Он испуганно оглядывается.
— Зелье преображения, — продолжает соблазнять невидимый собеседник. — Оно позволит тебе стать красивым. И ты сможешь поговорить с ней.
— Кто ты? — молодой зельевар напуган и напряжённо оглядывает комнату. — Откройся мне.
