Читать книгу 📗 "Общество гурманов (сборник) - Блэйлок Джеймс"
Сент-Иву пришло в голову, что нет ничего проще, чем внедриться во фракцию бочкарей и самому выяснить, что именно ими движет. В конце концов, врага надо знать в лицо. Принесли портер, и он некоторое время задумчиво смотрел на кружку в сомнении: стоит ли столь решительно бросаться в бой? Что ж, он всегда придерживался мнения, что научная любознательность требует от экспериментатора решимости, особенно если ученый вооружен ясным умом, чистыми намерениями и не подвержен предосудительным порокам.
Приняв решение, он осторожно высыпал содержимое двух пакетиков в портер. Порошок всплыл островком на поверхность, и, не дав ему осесть и воскликнув: «Так тому и быть!», — Сент-Ив выпил сразу треть кружки. Он снова отметил выраженный рыбный привкус, хотя и немного приглушенный портером, и уже через несколько секунд ощутил общую легкость бытия, и — о радость! — боль в спине и бедре почти полностью исчезла. Сент-Ив поднялся из кресла и прошелся взад-вперед. При желании он мог бы станцевать джигу, ему совершенно ничего не мешало, и он бодро подпрыгнул и сделал пируэт. Удовлетворенный, он снова сел, поднял кружку в молчаливом тосте, громко рассмеялся и, наслаждаясь прекрасным самочувствием, допил остатки портера.
Элис определенно не одобрила бы его… эксперимент. Однако, сказал он себе, другого способа понять врага просто не существует — если перед ними действительно враг. Диоген значительно вырос в его глазах: его порошок претворил скромный портер в нечто подобное эликсиру жизни Парацельса.
Сент-Ив бодро взялся за перо: новизна ощущений, свободный, словно очищенный от паутины ум, чувство сдержанной, осознанной бесшабашности, а ведь лишь несколько минут назад он, жалко робея, сомневался, стоит ли пробовать порошок. «Наука, — писал он, — требует бесстрашия!» — эту мысль он подчеркнул и добавил восклицательный знак. Сент-Ив попросил третью пинту портера и отметил, как обострился его ум с тех пор, как он вошел в «Джордж-Инн».
Совершенно ясно, что Гилберт Фробишер, человек, отличающийся любознательностью и энтузиазмом, просто отдался этим своим свойствам. Ну конечно же. Все говорит об одном: уверен в себе — поступай как знаешь. Сент-Ив осознал, что еще никогда в жизни не был так уверен в себе, как сейчас. Зал пивной, где он сидел, светился мягким розовым светом ожившей истории. Чарлз Диккенс, знаменитый завсегдатай «Джордж-Инн», без всякого сомнения сиживал в этом самом кресле, и, возможно, написал что-то гениальное, пока пил свой портер. А что бы он написал, дай ему кто Диогенов порошок?
Вдохновленный этой мыслью, Сент-Ив изрядно отхлебнул из кружки, щурясь на огонь, распускающийся в его глазах целой палитрой цветов, словно хвост райской птицы. Рисунок волокон на дубовых панелях предстал собранием причудливых, выпуклых, растущих из самого дерева арабесок, а каменный пол сочился эманацией спрессованных столетий и жизней тысяч людей, ступавших когда-то по его плитам.
Он лихорадочно взялся за работу, торопливо перенося на бумагу вихрь охвативших его впечатлений: слова сами рвались на волю. Никогда еще его ум не работал с такой ясностью и живостью, и каждая выходившая из-под карандаша фраза сверкала изяществом и тонким остроумием, гранича с поэзией. Он заметил, что лицо само собой расплывается в широкой улыбке, скорее напоминающей гримасу, и, озадаченный этим явлением, плотно сжал губы. Тут ливень забарабанил с удвоенной яростью, и Сент-Ив стал смотреть на капли воды, падающие на землю в свете газовых фонарей в этот ненастный лондонский вечер, восхищаясь чудом ниспадающей с небес воды и наслаждаясь новообретенной остротой слуха, благодаря которой мог различить звук каждой капли на фоне общей ритмичной мелодии дождя. Его посетила мысль, что можно вернуться в трактир вплавь в толще дождевых капель, и он громко рассмеялся.
Он попросил еще пинту портера и тарелку очищенных грецких орехов, которые принялся жадно поедать один за другим, не переставая восхищаться их формой. Каждая прихотливо изогнутая половинка ореха точно копировала вторую, в обе ловко соединялись вместе и плотно укладывались в скорлупу, укрытые от непогоды, — в точности как он сам, сидя в своем кресле, смеялся над бушующим за окном ливнем. В Диогеновых бочках нет ничего глупого. Гилберт это понял. Это естественный дом, как скорлупа грецкого ореха или раковина улитки. Сент-Ив задумался о пчелах с их ульями, о черепахах с их округлыми панцирями, о ласточках и осах с их гнездами из глины. Весь мир лишь бочка, перефразируя слова поэта, и не в этом ли и заключается глубочайший смысл.
Достав брошюру из лавки на Холланд-роуд, он внимательнейшим образом изучил различные бочки и многочисленные встраиваемые в них приспособления. О, бочки, эти удивительные творения, каждая — произведение искусства, и вдобавок годятся для морского плавания. Тут ему вспомнились жизнерадостные бочкари в фиолетовых шляпах у паба «Сорока и пень», и он ощутил приступ тоски, природу которой сам не мог точно определить. «Мы-то знаем», — пробормотал Сент-Ив, кивая. Радость знания и решимость переполняли его. «А что же такое ему определенно известной» — задумался он, но не сумел облечь знание в слова. Слишком оно было необъятно, и выразить его — как объяснить небо.
Тут он отвлекся, обратив внимание на карманные часы, лежащие на столе рядом с опустевшей кружкой, — он сам не помнил, когда успел их достать. Идеально круглая форма часов завораживала, ведь это тоже своего рода бочка, идеально облекающая механизм — все эти хитрые шестеренки и пружинки, живущие собственной жизнью, стоит раз запустить их в движение. Перед его мысленным взором предстало округлое существо, состоящее из шестеренок и пружин, выкарабкивающееся из корпуса часов, словно краб-отшельник из ракушки, и отправляющееся на поиски более просторного пристанища. Какая элегантная получилась бы иллюстрация, если бы художнику удалось уловить самую суть — и тут его охватило чувство, что вот-вот он постигнет ту самую суть.
Он открыл крышку часов и встретился взглядом с Элис, фотография которой была вставлена в крышку изнутри.
Сент-Ив поспешил захлопнуть часы, успев заметить, что стрелки приближаются к одиннадцати; его исследования продолжались уже почти три часа. Он попросил еще кружку портера и, как только ее принесли, торопливо развернул еще один пакетик порошка, высыпал его на пену и слизнул, наслаждаясь вкусом. Пять порошков в первый же день — стало быть, до опасной дозы еще далеко; при этом следует отметить, что порошок, несомненно, придает уму необыкновенную четкость и ясность. Седалищный нерв больше о себе не напоминал, и Сент-Ив решил и впредь держать его в узде.
«Когда же Диоген открывает свою лавку утром?» — задумался он, поскольку его охватило желание немедленно закупить еще порошка, и по-больше. Стоимость годового запаса рассчитать несложно: 1460 пакетиков, делить на восемь за крону, и четыре кроны на фунт — что-то порядка сорока пяти фунтов, еще останется несколько шиллингов. Как ему доподлинно известно, Гилберт платил вдвое больше за ящик французского вина — хорошего вина, никаких сомнений, но в данных обстоятельствах «хорошее» становилось сомнительным качеством, ведь вино притупляло рассудок и…
— Вы себя хорошо чувствуете, сэр? — спросил его бармен, и Сент-Ив осознал, что разговаривает сам с собой вслух и, видимо, уже довольно долго.
Дерзость бармена неожиданно разозлила его, и он чуть не сделал ему выговор. Однако гнев мгновенно улетучился, и на смену ему пришла снисходительная мысль, что бедный невежа вряд ли заслуживает внимания, ведь он просто проявляет учтивость. Даже захотелось дать бармену пакетик порошка, но Сент-Ив быстро передумал. Пока нет достаточного запаса, нужно беречь свое.
— Прекрасно, как никогда, — сказал он и вручил бармену свой зонт со словами: — Это вам за беспокойство.
Затем Сент-Ив взял с вешалки сюртук, убрал карандаш и записную книжку в карман и вышел во внутренний двор, вдыхая восхитительный аромат благодатного ливня. Он взглянул на небо, подивился облакам, разнообразию их форм, равно как и фантастическим очертаниям просветов между ними. Одни плыли по небу совсем низко, другие высоко — как им, черт возьми, заблагорассудится. «Что есть облако, — думал он на ходу, — как не эфирная бочка с дождем, плывущая в небесах».
