Читать книгу 📗 "Общество гурманов (сборник) - Блэйлок Джеймс"

Хоббс попытался встать на ноги, но слуга положил руки ему на плечи и вдавил обратно в кресло. Форбс поднял руку и сильно потянул за золотую тесьму. Хоббс услышал лязг пришедших в соприкосновение шестерен, и кресло под ним задрожало. Вдруг он почувствовал, что не может даже пошевелиться: его руки оказались прижатыми к бокам. Он с ужасом понял, что из пола выдвинулся деревянный бочонок, охвативший его вместе с креслом, задрав вверх накидку, и она висела вокруг его заключенных в бочонок плеч, словно саван. Он сделал еще одну отчаянную попытку подняться, отталкиваясь ногами, и отклониться назад, чтобы сбросить с себя руки слуги, но бочонок слишком плотно охватывал его колени, а кресло стояло, как вкопанное.

Слуга отошел от него, и через мгновение через голову Хоббса на края бочонка опустился тяжелый деревянный ошейник, скрыв плечи. Винты затянулись, и он оказался заперт в вертикальном гробу, точь-в-точь как тот несчастный, чья голова что-то лопотала на блюде, вывалив язык, словно пытаясь вылакать соус карри.

— Думаю, наш друг отправится вместе с остальной партией, — сказал Саузерли Ларсену и Форбсу уже без всякого намека на юмор. — И побыстрее — пока кто-нибудь из его назойливых друзей не явился его искать. Приступим к еде, джентльмены. Нам еще предстоит поработать до приезда барона.

Форбс поднял серебряный диск, аккуратно закрывавший спиленную макушку головы жертвы, открыв мозг. Несчастный уже успел потерять сознание от страха или, возможно, от боли. Единственным признаком жизни оставалось движение глаз под веками.

Саузерли удовлетворенно кивнул и развернул камчатную салфетку, откуда высыпался комплект десертных вилок и остро заточенных ложек.

ГЛАВА 2

НАСЛЕДСТВО

Элис Сент-Ив пребывала в приятном изумленном полузабытьи и лишь вполуха слушала мистера Бэйхью, поверенного Сент-Ива, приехавшего из Лондона в Айлсфорд, чтобы рассказать во всех подробностях о неожиданном наследстве Элис — доме на побережье в окрестностях Маргита, принадлежавшем ее дядюшке Годфри Уолтону. Мористое, так назывался дом — это слово, когда Элис произносила или слышала его, вызывало в ней странные, но по большей части приятные воспоминания. Название вполне уместное: притулившийся на середине обрыва одинокий дом смотрел прямо на Дуврский пролив. Наследство на много лет погрязло в судебных разбирательствах и почти забылось, превратившись из возможного чуда в одну из досадных потерь. И вот потерянное неожиданно нашлось.

Это было ее второе наследство. Несколько лет назад она с мужем Лэнгдоном переехала из Чингфорда в дом в Айлсфорде, завещанный ей тетушкой Агатой Уолтон, сестрой Годфри Уолтона, где они жили теперь. Элис не нуждалась во втором доме, это казалось неприличным излишеством, тем более что она не являлась прямой наследницей ни тетушки, ни дядюшки.

Вся семья, включая юного Финна Конрада, за несколько лет ставшего почетным ее членом, собралась за ужином в столовой и уже почти расправилась с двадцатифунтовым молочным поросенком, начиненным шалфеем и луком, с печеной картошкой и огромным блюдом зеленого салата с травами из собственного огорода, заправленного соусом из измельченных вареных яиц, французского оливкового масла и сыра стилтон.

Табби Фробишер и его дядюшка Гилберт, оба солидные мужчины весом под восемнадцать стоунов, тоже внесли в богатство стола свой вклад. Они остановились ниже по реке в Снодленде, поскольку Гилберт недавно вступил во владение бумажной фабрикой «Мажестик». И приехав к Сент-Ивам сегодня днем, привезли с собой машину, способную производить умопомрачительные количества мороженого, и огромную корзину ранней черники, для вкуса.

В центре столи стояла бутылка портвейна и крекеры, но их мало кто удостоил внимания, предпочитая кофе из зерен, доставленных в поместье Гилберта в Дикере с Суматры и зажаренных и размолотых не более получаса назад. Фробишер-старший был богат, как Крез, несмотря на неумеренную щедрость и зачастую поспешные решения. Его племянник Табби выглядел бы как брат-близнец Гилберта, если бы не разница в тридцать лет и более густая шевелюра.

Клео и Эдди, дети Сент-Ивов, оба в радостном изумлении, тоже сидели за столом, несмотря на поздний час, хотя Элис видела, что у Клео уже закрываются глаза. Кот Ходж забрался девочке на колени и спал, что, как знал даже сам Ходж, за столом категорически не разрешалось. Домашние правила в этот вечер полетели за борт. Элис наблюдала за лицом мужа, внимательно слушавшего Бэйхью, но ее внимания хватило ненадолго, и она мысленно перенеслась в прошлое.

Дом покойного дядюшки, теперь уже ее дом — запущенный причудливый особняк в полумиле от маяка Норт-Форлэнд, высящийся над пустынным пляжем, где в детстве Элис летом неделями бродила по берегу, наслаждаясь полной свободой, исследуя приливные водоемы и морские пещеры и собирая сокровища, оставленные морем на песке у этого смертельно опасного для моряков побережья.

Свои летние месяцы в Мористом она делила с кузеном Коллиером, жизнерадостным долговязым подростком, который любил подурачиться и временами попадал в немилость у дядюшки, вопреки запретам забираясь в закрытые на замок комнаты. В спокойные дни двоюродные брат и сестра пускались на веслах в плавание на плоскодонке иногда до самых мелей Гудуин, бродили по окрестным лесам и ловили форель в ручьях с меловыми берегами. Они честно отрабатывали пансион: готовили завтраки и поздние ужины, обычно оставляя порцию дядюшки на тарелке в кухне и убирая за ним на следующий день. Поездки Элис в Мористое внезапно прекратились, когда ей исполнилось тринадцать.

Тогда же исчез из ее жизни и кузен Коллиер, поскольку их семьи между собой не общались. Прошло еще лет шесть, и до нее дошли слухи, что Коллиер повесился, после того как дядюшка, сам бездетный, лишил его наследства. Тогда она испытала чувство вины, поскольку саму Элис наследства не лишили. А потом, лет пять назад, когда дядюшка умер, кузен Коллиер восстал из гроба, чтобы его оспорить, завещание погрязло в судах.

Какие же чувства она испытывает сейчас? Ощущения вины не было — странные выходки ее кузена вряд ли его оправдывают. Радость, решила она, — примерно такую же радость она видела сейчас на лицах Клео и Эдди. От размышлений Элис отвлек вопрос Сент-Ива:

— Значит, этот Коллиер Боннет, предъявлявший претензии на дом, — самозванец?

— В определенном смысле самозванец, да, — ответил Бэйхью, — но только в том, что его самоубийство, как выяснилось, инсценировка. Сам он именно тот, за кого себя выдает, — манера спокойно излагать факты, темная одежда и серебряные волосы придавали мистеру Бэйхью вид солидный и прозаический — таким всякому и хотелось бы видеть своего поверенного. — Он представил документы, подтверждающие его происхождение, и у него по неизвестной причине оказался экземпляр первого завещания Годфри Уолтона, где тот завещал ему половину дома. Однако второе завещание, составленное годом позже, аннулировало предшествующее, и Боннет остался ни с чем. Претензии Боннета на это имущество совершенно безосновательны. Он нанял адвоката из Шотландии, чтобы тот, представляя его в суде, подавал протесты, иски и апелляции. Закончилось все скверно — молодой человек дошел до полной нищеты. Говоря проще, Боннет поставил все на плохие карты.

— Кузен Коллиер не получил совсем ничего? — спросила Элис. — В детстве я его любила. Мы ведь играли вместе.

— Ни гроша, — ответил Бэйхью. — Эти его странные выходки — не умер, хотя считалось, что умер, и вышел из тени, когда почуял запах денег… Нет, мэм, все это чересчур странно, чтобы его восприняли в суде всерьез. Без сомнения, он разыграл свою смерть, чтобы избежать уголовного преследования или, может быть, ускользнуть от недовольных кредиторов, а потом вернулся к жизни, когда увидел возможность получить деньги. Умри Годфри Уолтон без завещания, для Коллиера Боннета все могло бы сложиться иначе, но старый джентльмен ясно изложил свою последнюю волю. Он оставил дом со всем, что в нем находится, вам, мэм.