Читать книгу 📗 "Общество гурманов (сборник) - Блэйлок Джеймс"
— Ура! — крикнула Клео, внезапно пробудившись, а Финн Конрад поднял свою чашку и предложил тост, после чего все охотно выпили.
— Есть, однако, одно необычное обстоятельство, — сказал Бэйхью. — Дом должен был пустовать все эти годы, и я опасался, что он уже развалился. У меня есть партнер в Маргите, и он любезно согласился посмотреть на него. Рад сообщить, что дом в полном порядке, однако мой партнер обнаружил, что в нем живут.
— Живут! — воскликнул Фробишер-старший. — Кто же? Самовольные поселенцы, даже не сомневаюсь.
— Судя по всему, нет, — сказал Бэйхью. — Там уже почти три года живет одинокий джентльмен, причем он утверждает, что регулярно платит за аренду. Его зовут Трулав, барон Трулав, что, согласитесь, звучит довольно подозрительно.
— В каком смысле барон? — спросил Сент-Ив. — Из пэров?
— Нет, просто иностранный титул. Я поинтересовался его прошлым и выяснил, что он жил во Франции, где снискал себе определенную репутацию, занимаясь так называемыми магическими искусствами. Присвоенный им титул в Англии не имеет никакого веса, хотя он настаивает, чтобы к нему обращались именно так — это часть его… костюма, если понимаете, о чем я.
— Не вполне, — сказал Сент-Ив. — В буквальном смысле?
— Костюма магнетизера, господи прости. Рядится в яркие мантии и плащи, разглагольствует о животном магнетизме, магнетическом флюиде и магнетической связи с мертвыми в одном из кружков мадам Блаватской в Лондоне. Заметьте, с точки зрения закона, к нему никаких претензий нет и обвинять его не в чем — он может быть совершенно невиновен, если исходить из того, что каждый вправе верить в свою собственную чепуху.
— Довольно нагло с его стороны жить в доме обманным путем, — заявил Гилберт Фробишер. — Табби и я выкинем его оттуда, Элис, вместе с его плащами и мантиями.
Мистер Бэйхью моргнул, глядя на Гилберта, видимо, не понимая, шутит старик или говорит серьезно.
— Не имею ничего против плащей и мантий, Гилберт, — улыбнулась Элис. — Вспомни о нашей соседке Матушке Ласвелл и ее друзьях.
— Матушка Ласвелл уже показала, чего она стоит, и не один раз, — возразил Гилберт. — А этот барон Трулав пока нет.
— Мы воздержимся от насилия, Элис, до тех пор, пока ты сама нас не попросишь, — поспешил успокоить ее Табби. — Дядюшка просто полон энтузиазма. Вполне возможно, ледяной пудинг отморозил ему мозги, — он подмигнул Клео и Эдди.
Бэйхью значительно откашлялся.
— Между тем барон показал моему партнеру договор аренды, разрешающий ему жить в доме, — уже третий такой документ, с продлением каждый год.
— Подписанный кем? — спросил Сент-Ив.
— Мистером Самуэлем Пиквиком.
— Ха! — воскликнул Гилберт Фробишер. — И этот идиотский барон даже не заподозрил, что имя вымышленное? Ну конечно, Пиквик!
Бэйхью пожал плечами.
— Возможно, магнетизера устраивали условия, и он предпочел не вникать в незначительные детали. Такие вещи случаются довольно часто. Нечестный человек видит пустующий дом, выясняет, что владелец умер, и сдает его кому-нибудь, подписывая договор, хотя не имеет никакого права, под вымышленным именем. Потом исчезает и, если обман не раскрыт, возвращается через двенадцать месяцев, чтобы продлить договор еще на год. Мой представитель в Маргите решил, что это как раз такой случай и что барон в каком-то смысле жертва мошенничества — с той разницей, конечно, что он все это время жил в доме, так что мошенничество оказалось для него удачным.
— Готов поставить пять фунтов, что Самуэль Пиквик не кто иной, как Коллиер Боннет, — сказал Сент-Ив.
Бэйхью кивнул.
— Вполне возможно. Боннету доподлинно известно, что дом пустует, а также все прочие обстоятельства. Он вполне мог решить, что раз дом в один прекрасный день перейдет к нему и все это дело приобретет законность, то он не делает ничего плохого и время все расставит по своим местам. Вероятно, мы сможем добиться, чтобы полученные за аренду деньги достались миссис Сент-Ив, если выясним, где живет Боннет и если барон готов дать показания, что Боннет выдавал себя за Пиквика. Думаю, Боннета не так сложно разыскать.
— Оставим Коллиера Боннета в покое, — попросила Элис. — Он же мой кузен, в конце концов, и кроме того уже и без того стал жертвой собственной глупости. Нам повезло, что в доме жили. В противном случае он бы стал логовом барсуков и уютной пещеркой для летучих мышей.
— Безусловно, — кивнул Сент-Ив. — Ты совершенно права, Элис. У нас есть все основания для благодарности и ни одного, чтобы дразнить Фортуну, бросая камни в тех, кого она обошла.
— Как бы там ни было, барон Трулав поставлен в известность о том, что ему надлежит выехать, — сказал Бэйхью, покосившись на Фробишера-старшего. — Так что выбрасывать никого не потребуется. Я направил ему соответствующее письмо, как только получил доклад от своего представителя.
— И он уже выехал? — спросил Элис.
— К сожалению, мэм, этого я не знаю. Все это произошло совсем недавно.
— Если не выехал, мы его поторопим, — будничным тоном сообщил Фробишер-старший, — с выкидыванием или без выкидывания. Табби, ты ведь прихватил с собой дубинку? Пощекочем его за ухом, пока смех не превратится в слезы.
Бэйхью сделал вид, что не услышал этой недвусмысленной угрозы, и, достав из портфеля лист бумаги, обратился к Элис:
— Я принес с собой документ, дающий полиции право выселить его по вашему требованию, если он еще сам не выехал. Именно полиции, — поверенный многозначительно посмотрел на воинственного старика. — В худшем случае он будет вас раздражать очень недолго, поскольку закон в этом случае истолкования не требует. Это ваш дом, мэм, и, по моему разумению, вы вправе вступить во владение, когда вам заблагорассудится, — с этими словами Бэйхью опустил руку в карман жилета, извлек два одинаковых железных ключа и положил их на стол рядом с кофейной чашкой Элис.
— Ну что же, — сказал Гилберт Фробишер, — предлагаю отправиться туда утром в моей карете. Не стоит дожидаться, пока неподражаемый барон вытащит из дома серебро и мебель.
ГЛАВА 3
ХРУЩ
Элис обнаружила, что после праздничных тостов и позднего ужина с обилием новостей ей не заснуть. За открытым окном стояла тихая ночь, над деревьями проглядывали звезды. Она узнала опрокинувшийся над океаном ковш Большой Медведицы. Окно выходило на восток, где милях в сорока по прямой из Мористого открывался вид на те же звезды и океан.
Она вернулась к чтению своего дневника, написанного летом 1867 года и пролежавшего все эти годы в сундуке: восторженное описание кашалота, выброшенного на песчаный пляж в бухте Лазаря, над которой, у подножья меловых обрывов, стояло Мористое. Поля дневника в кожаном переплете с латунными застежками пестрели рисунками. Она измерила длину кита веревкой — шестьдесят три фута шесть дюймов, согласно записи в дневнике, а набросок на полях иллюстрировал его невероятную высоту, почти в четыре роста маленькой Элис, стоявшей рядом. Дядюшка обещал отдать ей зуб, вырубив его топором из китовой челюсти. После этого кита собирались взорвать динамитом, пока он не начал разлагаться.
Той ночью, много лет назад, она долго сидела у окна и смотрела на освещенного луной мертвого кита. Волны, набегая на пляж, обступали его, шевеля гигантский хвост, огромный глаз поблескивал в лунном свете. В конце концов Элис заснула под шум начинающегося шторма и прибоя у рифа. Когда она проснулась утром, пляж опустел, как по волшебству, — обошлось без динамита, слава богу, кита поглотило море. Зуб ей так и не достался, остались лишь чернила на бумаге.
И все же все эти годы ей временами снился этот кит, поднимаясь из глубин спящего сознания. Сны эти были страшноватые, но в то же время грандиозные — темная громада океана, в бескрайних просторах которого гигантский кит не больше жалкой щепки. Одна часть ее существа радовалась — даже более чем радовалась — комфорту и спокойствию Айлсфорда и его окрестностей, уютной жизни за живыми изгородями, подстриженными деревьями и прудами, в окружении родных лиц. Но оставалась и другая Элис, тоскующая по океану и порождаемым им снам.
