Читать книгу 📗 "Общество гурманов (сборник) - Блэйлок Джеймс"
Внизу часы начали отбивать полночь, а когда они замолкли, она услышала, как муж поднимается по лестнице, закончив приготовления к их скоропалительной поездке на побережье. Фробишеры обещали заехать за ними ровно в восемь утра.
— Не спишь? — спросил Лэнгдон, уже в ночной рубашке, ныряя в постель рядом с ней. В этот момент на подоконник сел козодой, держа в клюве большого жука, беспомощно шевелящего лапками. Птица сидела совершенно неподвижно, освещенная лунным светом.
Элис слегка толкнула Лэнгдона локтем и указала на окно, где птица, посидев еще немного, улетела прочь.
— Видел жука у него в клюве? — спросила она.
— Думаю, это майский жук. Впрочем, поздновато для них, лето в разгаре.
— Хрущи, так отец их называл. На них отлично ловится щука.
— Будь я щукой, похрустел бы хрущом, — сказал Сент-Ив. — Да будь я и карпом, тоже.
— Рассказать о дядюшке Годфри? — спросила Элис.
— Расскажи, конечно. Я слабо себе его представляю, — он сел в постели рядом с ней, подложив под спину подушку. Бриз шевелил полог кровати, где-то в ночи слышался трескучий голос коростеля.
— Дядюшка Годфри жил в Мористом уже много лет, когда тетушка Агата привезла меня познакомиться с ним и кузеном Коллиером, до того я о них почти и не слышала. Я хорошо все помню, хотя мне было тогда, наверное, лет шесть. Дядюшка, несомненно, был человеком своеобразным, но я никогда не чувствовала в нем угрозы, во всяком случае, для меня. Он и пальцем меня ни разу не тронул.
— С чего это ему тебя трогать? Ты имеешь в виду непристойным образом?
— Может, и так в каком-то смысле, но он вообще ни разу ко мне не притронулся, даже руки не пожал. Он несколько раз бил Коллиера палкой — весьма жестоко. Но от Коллиера и у ангела терпение бы лопнуло. Дядюшка Годфри был человек угрюмый, не помню, улыбнулся ли он хоть раз при мне, никогда не смеялся уж точно. Занимался своими тайными делами, а нам двоим разрешалось беситься сколько угодно, лишь бы мы не приближались к запертым комнатам. Тем сильнее Коллиеру хотелось этот запрет нарушить. Он только и говорил о том, что может быть спрятано в этих комнатах, и в результате получал порку.
— Беситься в детстве было моим любимым занятием, — улыбнулся Лэнгдон. — Никогда не упускал возможности побеситься. «Тайные дела» твоего дядюшки звучат интригующе. Помнишь какие-нибудь подробности?
— Да не особенно, — ответила Элис, минуту подумав. — Он провел четкую границу, фигурально выражаясь, за которой находилось то, что нам знать не позволялось, и временами к нему приходили какие-то страшные люди. Коллиер придумывал всякие мрачные тайны, но у него всегда было болезненное воображение. Хотя, возможно, что-то из этого и было правдой. А в конце жизни дядюшка Годфри стал семейным скелетом в шкафу. Произошел скандал, и он внезапно впал в немилость. Мои родители никогда больше о нем не говорили, по крайней мере, в моем присутствии. Ходили слухи о контрабанде и других темных делах, хотя никто ничего не озвучивал. Со временем мое любопытство улетучилось. Но я скучала по Мористому, хотя и не особенно скучала по дядюшке Годфри.
— Теперь тебе не придется скучать по Мористому!
— Не придется, и это радует. И все же мне теперь не заснуть. Все изменилось в одно мгновение. Ты тоже это чувствуешь?
— Что-то вроде этого, определенно. Кажется, что жизнь идет в своей колее, и вдруг все переворачивается, к лучшему или к худшему. В данном случае я склонен к оптимизму, в отличие от несчастного хруща, которому внезапно изменила удача.
— Не говори так, — остановила мужа Элис. — Глупо полагаться на удачу.
ГЛАВА 4
МАГНЕТИЗЕР
Джулиан Хоббс сидел в кресле, привязанный за запястья и лодыжки, без сюртука, жилета и рубашки, голова его безвольно свесилась на грудь. Его перенесли в импровизированный погреб, вырубленный в меловой породе, куда через оконную решетку проникал свет луны, отраженной в океане. Ночной бриз заполнял помещение морским воздухом, и несчастный визитер дрожал от холода и страха, голова его болела, а сознание помутилось.
— Этот Сент-Ив, — спросил Саузерли, — что вы о нем знаете, барон?
— Член Королевского общества и Клуба исследователей. Учился в Эдинбурге, где затем недолго преподавал. Он, как говорится, мастер на все руки, когда речь идет о науках: миколог-любитель, палеонтолог-любитель, исследователь тайных наук и, говоря о философских взглядах, в своем роде либертарианец, свободномыслящий, но не вольнодумец. Его имя связано с полетами дирижаблей, сыворотками долголетия, электромагнетизмом, предполагаемыми путешествиями во времени и в космосе, и это еще далеко не все. Ум его отмечен печатью гениальности, без всякого сомнения. При этом филантроп чистой воды, но не любит привлекать к себе внимания. Несколько лет назад переехал в деревню Айлсфорд и занялся сельским хозяйством, хоть и джентльмен. Жена у него вполне обеспеченная, да еще и красавица в придачу. Грозная женщина. Не советую недооценивать их обоих.
У ближайшей стены стоял вырубленный из известняка стол, блестящий от толстого слоя лака, с подносом, где лежала пара шприцев с мутной жидкостью. Вокруг подноса располагались разнообразные магнетические атрибуты: магниты разных форм и размеров, цветные очки, медные трубки, пульверизаторы с разноцветными жидкостями, неоправленные драгоценные камни и отполированные булыжники. Ларсен и Форбс сидели на деревянных стульях, наблюдая за процедурой.
— Либертарианец, ну конечно… — произнес Ларсен не вполне трезвым голосом. — Иными словами, этот Сент-Ив — обычный самозванец и мошенник. Прикрывается дурацкой философией, а сам живет на деньги жены. Тихушник он чертов, сдается мне, — толстяк подмигнул несчастному Хоббсу, громко рыгнул и, допив остатки вина и чмокнув губами, снова потянулся за бутылкой, но обнаружил, что та уже пуста.
— Нет, сэр, мошенничеством тут и не пахнет, — возразил барон. — Благодаря ему в Лондоне поймали Юлиуса Клингхаймера. Припоминаете Юлиуса Клингхаймера, Ларсен?
— Неохотно.
— В газетах почти ничего не писали, потому что Сент-Ив избегает появляться на публике, а в «Таймс» у него есть приятели, которые заболтали это дело. И множество неожиданных сторонников Сент-Ива осталось в тени, словно целую кучу фигур сбросили с доски. Еще более красноречив тот факт, что Сент-Ивом много лет особо интересовался доктор Игнасио Нарбондо — но доброму доктору так и не удалось избавить мир от профессора Сент-Ива несмотря на несколько попыток. На самом деле, ходят слухи, что Сент-Ив, возможно, избавил мир от Нарбондо во время недавних загадочных событий в Стеклянном соборе в Блэкфрайарсе. Известно, что Нарбондо присутствовал при этой катастрофе, и с тех пор его никто не видел. Его дом в Блэкфрайарсе стоит пустым.
— Опишите Сент-Ива, барон, — попросил Саузерли. — Чтобы я мог узнать его при встрече.
— Шесть футов и два дюйма ростом, примерно тринадцать стоунов. Где-то так. Подтянутый, на книжного червя не похож. Щеки впалые. Вид у него суровый, можно даже сказать — грубоватый. Волосы темные, хотя, возможно, уже начали седеть. Еще добавлю, что он умеет управляться с дубинкой и легко сломает вам челюсть, глазом не успеете моргнуть. Дважды слушал его доклады в Королевском обществе, в одном из залов Берлингтон-Хауса.
— Вы с ним не знакомы?
— Нет, да и не все ли равно.
— Действительно, — согласился Саузерли, и тут Хоббс затрясся, будто в припадке паралича, громко стуча зубами. — Накиньте мистеру Хоббсу на плечи мой плащ, если не затруднит, Дженсен, — сказал барон. — Боюсь, у него начинается припадок. Быстрее. И дайте ему нюхательную соль, пусть подышит.
Затем, обращаясь к Хоббсу, который рывком поднял голову, когда к его носу поднесли флакон с солями, барон сказал:
— Умоляю, сохраняйте спокойствие, сэр. Бояться вам совершенно нечего. Действительно, ваше возвращение в Кентербери несколько откладывается, и ваш отец скорее всего будет расстроен из-за так называемой смертной книги вашей матушки, но в ваших же интересах взять себя в руки. От этого зависит успех нашего… нашего эксперимента.
