Читать книгу 📗 "Проклятый Лекарь (СИ) - Молотов Виктор"
— Новенький? Пирогов? — он окинул меня оценивающим взглядом, от которого не укрылась ни потрёпанность моего пиджака, ни дешёвая обувь. — Я Семёныч. Пойдём, покажу, где переодеться.
Раздевалка оказалась тесной комнатушкой с рядами старых железных шкафчиков, Семёныч выдал мне форму — белый халат, шапочку и тяжёлый, прорезиненный фартук.
— Это обязательно? — спросил я, разглядывая фартук, похожий на доспех мясника.
— А то! — хмыкнул санитар, закуривая папиросу. — Первый раз труп вскроешь — все кишки наружу вывалятся. Без фартука домой в требухе пойдёшь.
Милый человек. Он думает, что я буду ковыряться в теле, как свинья в грязи. Он не понимает всю тонкость этой работы.
Я усмехнулся про себя. Вскрытие может быть искусством. Точный разрез, аккуратная работа с органами, минимум крови и биологических жидкостей. Это вопрос техники и контроля, а не грубой силы.
Но спорить с этим представителем местного пролетариата было бессмысленно. Я молча натянул на себя этот уродливый фартук. Придётся соответствовать их представлениям о работе патологоанатома. Хотя бы первое время.
Переодевшись, я последовал за Семёнычем по длинному коридору. Стены были выкрашены в мертвенно-зелёный оттенок, который почему-то считается успокаивающим в медицинских учреждениях. На меня он действовал скорее удручающе.
— Вот секционная, — он указал на двойные двери из матового стекла. — Там сейчас доктор. А вот сюда пойдём.
Он толкнул тяжёлую, герметичную дверь, и меня обдало волной холода. Мы вошли в хранилище — длинное, просторное помещение с рядами металлических столов. На каждом — неподвижная форма под белой простынёй.
Температура была около четырёх градусов. Идеально для сохранения тел. В воздухе висел слабый запах формалина и… та особая, густая тишина, которая бывает только в присутствии мёртвых.
Я глубоко вдохнул, закрыл глаза и почувствовал… покой. Впервые за два месяца в этом суетливом, шумном теле я ощутил себя дома.
— О, Тьма! — вырвалось у меня. — Как же тут хорошо! Благодать!
Семёныч попятился.
— Ты это… того… Нормальный? — его глаза округлились.
За спиной раздался сухой смешок.
— Первый раз за двадцать лет слышу такое в этих стенах, — проскрипел следом незнакомый голос.
Я обернулся. В дверях стоял человек, который не мог быть никем иным, кроме доктора Мёртвого.
Высокий, болезненно худой, с впалыми щеками и глубоко посаженными глазами. Седые волосы были аккуратно зачёсаны назад. В его облике было что-то птичье — может, из-за крючковатого носа или из-за манеры склонять голову набок, разглядывая собеседника.
— Доктор Всеволод Кириллович Мёртвый, — он протянул костлявую, длиннопалую руку. — И да, это настоящая фамилия. Прадед был гробовщиком, если вам интересна ирония судьбы.
— Святослав Пирогов, — я пожал его руку. Холодная, сухая, но на удивление крепкая.
— А, вы тот самый Пирогов, который заставил Сердце Милосердия устроить световое шоу? — в его голосе не было ни восхищения, ни зависти. Только профессиональное любопытство учёного.
— Виновен, — кивнул я.
— И после такого триумфа вас отправили ко мне, — он склонил голову, разглядывая меня как интересный препарат под микроскопом. — Морозов не любит аномалии. А вы, судя по всему, та ещё аномалия.
— Просто у меня особые отношения со смертью, — ничуть не соврал я.
— Особые отношения? — он едва заметно улыбнулся. — Как интригующе. Что ж, здесь вы найдёте множество возможностей их углубить.
Семёныч кашлянул, привлекая к себе внимание.
— Я это… пойду. Работа не ждёт, — пролепетал он, явно испытывая дискомфорт от нашего разговора.
Когда санитар поспешно ушёл, Мёртвый обвёл рукой хранилище.
— Добро пожаловать в моё царство, — провозгласил он. — Здесь всегда тихо, никто не жалуется, и каждый клиент хранит свою историю. Вам нравится?
— Честно? — я снова огляделся, впитывая атмосферу. — Это лучшее место в клинике.
— Хм, — он прищурился. — Вы либо прирождённый патологоанатом, либо у вас очень специфическое чувство юмора.
— Почему не то и другое? — спросил я.
— Резонно, — он кивнул. — Знаете, Пирогов, живые постоянно врут. О болезнях, о привычках, о причинах недугов. А мёртвые… Мёртвые всегда честны. Каждый разрез скальпеля раскрывает их последнюю правду.
О, если бы ты знал, НАСКОЛЬКО я это понимаю… И не только последнюю.
— К тому же, — продолжил он, — мёртвые хотя бы не жалуются на сквозняки. И не требуют сменить палату на люкс. Самые благодарные пациенты!
— И не угрожают жалобами в городскую управу, — добавил я, прищурившись на его последнюю фразу. Какая еще благодарность от мёртвых?
— О, вы быстро схватываете! — он почти улыбнулся. — Думаю, мы поладим. Пойдёмте, покажу ваше рабочее место.
Следующие несколько часов прошли в обучении. Доктор Мёртвый оказался педантичным, но на удивление терпеливым учителем.
— При клинике действует похоронное бюро «Последний путь», — объяснял он, пока мы шли по коридору. — Элитное заведение для тех, кто может позволить себе умереть красиво. Ваша задача — подготовка тел к прощанию и присутствие при опознании.
Он показал мне процедурную — просторное помещение с мраморными столами и шкафами из тёмного дерева, полными косметики, инструментов и химикатов.
— Базовая подготовка включает омовение, бальзамирование по желанию родственников, косметическую обработку. Вот инструкция, — он вручил мне толстую, тяжёлую папку. — Изучите в свободное время.
Свободное время. У меня его примерно пять дней.
— А вот и первый клиент дня, — Мёртвый кивнул на каталку, которую вкатил Семёныч.
Под простынёй лежал пожилой мужчина. Инфаркт, судя по синюшности лица.
— Родственники придут через час. Нужно привести его в порядок. Справитесь? — спросил он.
Я кивнул.
Работа руками — это было знакомо. За столетия я подготовил тысячи тел. Правда, обычно для превращения в нежить, но принцип схожий. Нужно было лишь проявить немного больше деликатности.
Через сорок минут покойник выглядел умиротворённым и даже моложе, чем при жизни. Я закрыл следы инфаркта специальной косметикой, придал лицу спокойное выражение.
— Превосходно, — оценил Мёртвый, заглянув в процедурную. — У вас явный талант.
Столько лет практики что-то да значат.
В зал прощаний вошёл мужчина лет шестидесяти — брат покойного, судя по сходству. Он тяжело опирался на трость, лицо было серым от горя.
На каталке под простынёй лежал пожилой мужчина с густыми седыми усами и большим родимым пятном на щеке. Я сдержанно откинул ткань. Его брат, такой же усатый, но ссутулившийся и серый, замер. Он не плакал. Он просто смотрел, и в его взгляде была пустота.
— Да, это он. Мой брат-близнец, — тихо сказал старик, протягивая дрожащую руку и касаясь холодной щеки покойного. — Всю жизнь вместе, как две капли воды. Только у него вот, — он ткнул пальцем в родимое пятно, — «метка дьявола», как мать в детстве шутила. А у меня нет. Говорил ему, бросай пить, Степан, до добра не доведёт. Не слушал…
Он говорил это не мне, а в пустоту, словно подводя итог их общей жизни.
Когда он повернулся, чтобы уйти, я заметил, что его движения скованы, а взгляд расфокусирован.
— Вам плохо? — спросил я.
— Голова кружится, — он покачнулся, опираясь на стол. — С братом ушла последняя родная душа…
Я активировал некромантское зрение. Так и есть — защемление третьего и четвёртого шейных позвонков. Отсюда головокружение, спутанность сознания, проблемы с координацией. Ещё пара месяцев такой жизни, и он присоединится к брату.
Если не вмешаться.
— Позвольте помочь, — я встал сзади, делая вид, что обеспокоен его состоянием. — У вас воротник рубашки слишком тугой.
Делая вид, что поправляю воротник, я быстрыми, точными движениями пальцев нащупал нужные позвонки и вправил их. Лёгкий, почти неслышный хруст, и…
— Ой! — мужчина выпрямился. — Что вы… Странно, голова прояснилась.