Читать книгу 📗 "Проклятый Лекарь (СИ) - Молотов Виктор"

— Вот и славно, — хмыкнул Митька-Косой, перевязывая себе царапину на руке. — Одной крысой меньше.

— Живой пленник полезнее мёртвого, — заметил я, обращаясь к Паше. Это был не просто совет, а консультация специалиста по «человеческому ресурсу». — Информация, возможность обмена, рычаг давления. Мёртвый язык вам ничего не расскажет.

Паша на мгновение задумался, а затем положил мне на плечо свою тяжёлую, как медвежья лапа, руку.

— Док, я ценю твой ум. Но в этом деле есть правила. Этот — не просто враг. Он… особый случай. Мы его не трогаем. И ты его не трогаешь. Это не обсуждается.

Я кивнул.

Десять процентов Живы гниют на стуле, а эти идиоты даже не понимают, что теряют ценный актив. Ладно. Не хотите по-хорошему — будет по-моему. Раз уж днём нельзя, придётся работать в ночную смену. Дождёмся, пока все уснут.

— Как скажете, — произнёс я, закрывая сумку.

Сейчас прям, отдам я вам столько Живы. Держите карман шире!

Три часа ночи. В доме, который «Чёрные Псы» использовали как свою временную штаб-квартиру, царила тишина. Все спали — кто в кроватях, кто прямо на диванах в гостиной. Я бесшумно, как тень, выскользнул из своей комнаты.

В руке — медицинская сумка. Рядом, невидимый и беззвучный, семенил Нюхль, его зелёные огоньки горели в темноте от предвкушения.

Спуск в подвал был похож на погружение в склеп. Сырость, запах плесени и застарелой грязи. Внизу, в небольшой комнатке, было тихо. Пленник всё так же сидел на стуле, но теперь его голова безвольно свисала на грудь. Дыхание было едва уловимым, поверхностным.

Странно. Его же не трогали. Я бы почувствовал ауру чужой агрессии, если бы его допрашивали. Значит, его состояние ухудшилось само по себе. Не от побоев… а от чего-то другого.

Я подошёл и одним резким движением сорвал с его головы грязный мешок.

И замер.

Под мешком оказалось лицо девушки. Молодой, лет двадцати.

Аристократические черты, высокие скулы, тёмные волосы, спутавшиеся и прилипшие ко лбу от пота. Даже в таком состоянии, с бледным, почти прозрачным лицом и синими кругами под глазами, было видно, что она из другого мира, из мира балов и светских раутов.

Но главное — не это. Главное — на её боку, под дорогой, но уже порванной блузкой, темнело огромное кровавое пятно. Рана, которую я не видел раньше. Рана, которая не имела никакого отношения к побоям «Чёрных Псов».

Я снова активировал магическое зрение. Так вот почему Нюхль так настаивал! Её аура была не просто повреждена — она была отравлена. Старое, уже несколько дней как полученное, плохо обработанное огнестрельное ранение.

Начинался сепсис. Потоки Живы были слабыми, прерывистыми, как умирающий пульс. Это были не десять процентов. Это были все двадцать, а то и двадцать пять! Это был джекпот!

Я работал в гулкой тишине подвала, при тусклом свете своего телефона, который положил на ближайшую бочку. Скальпель, зажим, антисептик. Я вычистил рану от грязи и обрывков ткани, остановил начинающийся некроз, вливая в неё свою собственную, драгоценную Живу, и наложил несколько аккуратных швов. Это была ювелирная работа в абсолютно антисанитарных условиях.

Она застонала и открыла глаза. Взгляд был испуганным, но уже осмысленным.

— Кто… вы? — прошептала она.

— Лекарь, — ответил я, убирая инструменты. — Как вас зовут?

— Аглая… — она с трудом сглотнула. — Аглая Ливенталь.

Дочь графа Ливенталя? У «Чёрных Псов»? С пулевым ранением, которое они не наносили? Интересно. Очень интересно. Кажется, я нашёл не только источник Живы, но и клубок очень опасных тайн.

— Вам нужно в больницу, — сказал я, заканчивая накладывать последний шов. Мой голос в гулкой тишине подвала прозвучал как приговор. — Инфекцию я предотвратил, но рана серьёзная. Без нормальных условий и курса антибиотиков начнётся гангрена.

— Нет, — она покачала головой, её тёмные волосы прилипли к бледному лбу. — Никаких больниц.

— Без полноценного лечения умрёте через пару дней, — я констатировал факт, а не угрожал.

— Пусть, — прошептала она.

Её голос был слабым, но в нём была стальная решимость. Она не боялась смерти. И она не была благодарна.

А это означало две вещи. Во-первых, она — не обычная кисейная барышня. Во-вторых, и это куда важнее, моё проклятие не засчитает это спасение. Лечение не завершено, пока пациент не будет в безопасности и не испытает осознанную благодарность.

А эта упрямица, похоже, благодарить меня не собиралась. Значит, нужно было довести дело до конца. По моим правилам, а не по её.

— Пойдёмте, — я закрыл свою медицинскую сумку, и щелчок замка прозвучал в тишине подвала как выстрел. — Я заберу вас отсюда.

Она удивлённо подняла брови. В её серых, как грозовое небо, глазах мелькнуло недоумение.

— Куда? Обратно к этим… «Чёрным Псам»? Они же продолжат допрос.

— К себе, — коротко ответил я, перерезая верёвки на её запястьях. — Я живу этажом выше.

— Вы с ума сошли? — её голос окреп от изумления. — Так близко… Это же первое место, где они будут искать!

— Нет, — я покачал головой, помогая ей встать. Она пошатнулась, и мне пришлось её придержать. — Это последнее место. Никто не ищет пропажу в кармане у вора. Чем ближе к врагу, тем безопаснее. Прописная истина. Идём.

Хотя мою комнату тоже могут проверить, когда будут искать девушку. Но к этому легко подготовиться. Спрятать её.

Нюхль, до этого тихо сидевший в углу и наблюдавший за нашим диалогом, коротко и по-деловому клацнул челюстями, одобряя рациональность моего плана.

Я без труда подхватил её на руки. Она оказалась почти невесомой, как птица с полыми костями. Пока мы поднимались по тёмной, скрипучей лестнице, она молчала, но я чувствовал на себе её пристальный, изучающий взгляд. Она пыталась понять, кто я такой — спаситель, тюремщик или просто сумасшедший.

Пусть думает. Главное, что она жива и находится под моим контролем. А значит, мои двадцать два процента Живы не были потрачены впустую. Я их ещё верну.

В своей квартире я уложил её на старую, скрипучую раскладушку. Она оглядела мою спартанскую обстановку — стол, стул, шкаф, горы книг. Контраст между её аристократическим миром и моей безликой берлогой был разительным.

Я обработал её рану ещё раз, используя остатки антисептиков из своей сумки. Этого было мало. До утра продержится, а после работы я принесу из клиники нормальные медикаменты и пару ампул антибиотиков.

— Я спас вашу жизнь, — сказал я, затягивая последнюю повязку. Я не хвастался, а просто констатировал факт, который давал мне определённые права. — Потратил на это значительные ресурсы. И теперь я имею право знать, во что ввязался. Как вы, аристократка из рода Ливенталь, попали в подвал к «Чёрным Псам»? Что им было нужно?

Она молчала, упрямо отвернувшись к стене. Её профиль в тусклом свете ночника был резким и гордым.

— Могли и не спасать, — наконец ответила она, и её голос был холодным, как лёд. — Я вас об этом не просила.

Я усмехнулся про себя.

Значит, по-хорошему она не хочет. Упрямая. Что ж, это даже интересно. Ладно. У меня есть время. Она в моей квартире, слаба и полностью зависит от меня. Рано или поздно плотина её гордости даст трещину.

А пока — она просто пациент, которого нужно долечить. И который, в конечном счёте, заплатит по моим счетам. Просто она об этом ещё не знает.

Я оставил её и ушёл в другую комнату, рухнув на кровать. Сон был коротким и поверхностным.

Утро я встретил разбитым, но с чувством выполненной работы. Проверил Сосуд — двадцать два процента. Упрямая пигалица не стала меня благодарить. Только зря Живу на неё потратил!

Аглая выглядела значительно лучше. Лихорадочный румянец спал, на щеках даже появился лёгкий цвет. Дыхание стало ровным и глубоким. Когда я вошёл в комнату с двумя чашками дешёвого чая, она как раз сидела на раскладушке, пытаясь привести в порядок свои спутанные волосы.

— Можно мне остаться? — спросила она тихо, когда я протянул ей чашку. Она смотрела на меня уже не с вызовом, а с чем-то похожим на уязвимость, смешанную с осторожностью. — Мне… пока некуда идти.