Читать книгу 📗 "Проклятый Лекарь (СИ) - Молотов Виктор"

Я нашёл свою фамилию. Пирогов Святослав.

Напротив неё стояли две яркие единицы: за «Сердце Милосердия» и за «Клиническую диагностику». Других оценок не было ни у кого. У большинства стояли единицы и нули в разных комбинациях. Список стремительно сокращался — фамилии тех, кто набрал два нуля, тускнели и исчезали с панели. Из сотни с лишним кандидатов осталось не больше тридцати.

— У тебя высший балл, — прошептала Варвара, глядя на панель. — Как и ещё у нескольких человек. У Волконского, например.

— Удивительно, — сухо заметил я.

Она улыбнулась и перевела тему:

— Святослав, то, что ты делаешь… это не похоже на тебя. Прежнего.

— Люди меняются, — ответил я, не отрывая взгляда от табеля.

Не успела она ничего ответить, как по залу разнёсся усиленный магией голос Морозова, заставив меня обернуться.

— Внимание! — завывал он. — Второй этап отбора завершён. Следующее испытание! Работа в парах. Реальные пациенты, реальные диагнозы. И, чтобы уравнять шансы, — он сделал драматическую паузу, — никакой магии. Только классическая медицина, ваши глаза, руки и знания.

Наконец-то. Хоть что-то нормальное. А то от всех этих магических штучек и светящихся артефактов у меня уже ностальгия по простому, честному вскрытию.

— Пары определяются жеребьёвкой! — объявил один из распорядителей. — Подходим к столу, тянем номера!

Я подошёл и вытянул из широкой медной чаши холодную костяную фишку. Посмотрел на выгравированную на ней цифру.

Тринадцать.

Конечно. Чёртова дюжина. Какое еще число мне могло достаться?

Будто у меня и так проблем мало. Вселенная, видимо, обладала примитивным, но настойчивым чувством юмора.

— Тринадцатый? Это я! — раздался надменный голос рядом.

Я обернулся. Михаил Волконский стоял с таким выражением лица, словно только что проглотил живую жабу. Он посмотрел на фишку в моей руке, потом на меня, и его лицо исказилось гримасой отвращения.

Ты мне тоже не нравишься, дружок. Но если я начну выражать свою неприязнь также открыто, то ты быстрее в морге окажешься, чем пройдёшь это испытание.

— Нет, — выдавил он. — Нет, нет и ещё раз нет!

Волконский театрально всплеснул руками, привлекая всеобщее внимание, как плохой актёр на провинциальной сцене.

— Я не буду работать с этим… с этим… — задохнулся он, подбирая слова.

— Бастардом? — любезно подсказал я.

— Именно! — он развернулся к ближайшему распорядителю, молодому парню в форме клиники. — Где экзаменатор? Я требую немедленного пересмотра!

Подошёл магистр Крюков. После нашего недавнего столкновения он явно был не в духе и выглядел как грозовая туча, готовая разразиться молниями.

— В чём проблема, ваше сиятельство? — спросил он у Волконского.

— Я не могу работать в паре с ним! — аристократ ткнул в меня пальцем, будто я был каким-то грязным насекомым. — Это унизительно! Я из рода Волконских!

Из знатного рода, а нормами этикета напрочь пренебрегает.

— И что? — Крюков явно срывал на нас злость за своё утреннее унижение. В его голосе зазвучал яд. — Боитесь запачкать свою голубую кровь прикосновением к безродному?

Но Волконский не сдавался. Он понял, что от этого обиженного жизнью старика ничего не добьётся.

— Я требую встречи с главврачом Морозовым! Немедленно! Его сиятельство будет более сговорчив!

Через пять минут истерики, привлёкшей внимание половины зала, появился сам Морозов. Величественный, в своём идеально сидящем чёрном костюме, с неизменной тростью в руке. При его появлении весь шум мгновенно стих.

— Что за шум? — его голос был спокойным, но в нём слышалась сталь, заставившая даже Волконского съёжиться.

— Доктор Морозов! — аристократишка бросился к нему, как утопающий к спасательному кругу. — Произошла ужасная ошибка! Меня поставили в пару с… с этим!

Главврач перевёл свой холодный, изучающий взгляд на меня. Узнал.

— А, наш рекордсмен, — произнёс он. — Тот, кто заставил Сердце Милосердия сиять как солнце.

В его голосе не было ни капли восхищения. Скорее, подозрение и холодная настороженность, с которой смотрят на аномалию или на сбой в системе.

— Михаил Сергеевич, — обратился он к Волконскому, и его тон мгновенно изменился, стал мягче, почти отеческим. — Я понимаю ваше… неудобство. Ваш отец, Сергей Аркадьевич, много сделал для нашей клиники.

Ага. Вот и всплыла истинная причина. Папочка-спонсор. Как предсказуемо и скучно.

— Если господин Волконский не желает со мной работать, то это не проблема. У нас с ним будет еще много возможностей посоревноваться, — улыбнулся я, намекая, что это только начало.

Услышав это, Волконский скривился. Но нет, так просто он от меня не отделается. Если нам предстоит работать вместе, я запомню этот случай.

Волконскому еще предстоит узнать, что такое настоящее унижение.

— Думаю, мы можем сделать исключение, — продолжил Морозов, не глядя в мою сторону. — Господин Волконский, присоединитесь к паре номер семь. Там молодые люди из хороших семей, вы найдёте общий язык.

Волконский просиял, бросил на меня победный взгляд и умчался к своим «молодым людям из хороших семей», которые тут же приняли его в свой круг.

— А мне кто достанется? — спросил я, когда он скрылся.

Морозов пожал плечами, словно решал незначительную бытовую проблему.

— Кто останется без пары, — бросил он. — Разберётесь.

Он развернулся и ушёл, явно потеряв ко мне всякий интерес. Я огляделся. Все уже разбились по парам, переговариваясь и готовясь к испытанию. Кроме…

— Привет! Похоже, мы с тобой два одиноких волка! — раздался звонкий голос.

Передо мной, словно выскочив из-под земли, стоял парень примерно моего возраста с копной непослушных рыжих волос и такой россыпью веснушек на лице, что казалось, будто его поцеловало солнце. Улыбался он так широко и искренне, что лицо вот-вот грозило треснуть пополам.

— Фёдор Соловьёв! Можно просто Федя. А ты тот самый Пирогов, который артефакт взорвал? — он протянул руку для рукопожатия, и я заметил мозоли на пальцах — не от перьев и книг, а от реальной работы.

Интересно. Молодой парень, который знает, что такое труд. Редкость среди местных студентов.

— Не взорвал. Просто заставил светиться ярче, чем у остальных, — ответил я, пожимая протянутую руку.

— Да ладно, не скромничай! — он хлопнул меня по плечу с такой силой, что я едва не пошатнулся. — Весь зал ослеп! Это было круто!

Ох, Тьма! Мне достался деревенский весельчак. Моя полная противоположность. Проклятие, ты издеваешься? Впрочем, как всегда.

Нас направили к койке номер восемь. На ней лежала женщина лет сорока, худая до болезненности. Кожа имела желтоватый оттенок, а под глазами залегли тёмные круги.

— Так, что тут у нас? — Фёдор, отбросив веселье, мгновенно стал серьёзным и деловым. Он подошёл к койке и мягко улыбнулся пациентке. — Здравствуйте, красавица! Что вас беспокоит?

Женщина слабо улыбнулась в ответ.

— Красавица… Давно меня так не называли. Слабость, доктор. Уже месяц как с ног валюсь. И тошнота постоянная, — начала она рассказывать.

Я молча наблюдал, как Фёдор собирает анамнез. Несмотря на свои шутовские манеры, делал он это на удивление профессионально — расспрашивал о питании, режиме дня, перенесённых болезнях, характере боли. Он располагал к себе, и женщина, поначалу зажатая, начала отвечать более развёрнуто.

Хм. Может, не такой уж он и клоун. По крайней мере, с живыми он общаться умеет лучше, чем я.

— А давайте я вас послушаю! — Фёдор достал из кармана стетоскоп.

Пока он это проделывал, в моей памяти всплыли строчки из учебника прежнего владельца тела. «Дифференциальная диагностика», глава двенадцать.

Я провёл последние недели, изучая его конспекты — криво написанные, с ошибками, но достаточно подробные. Троечник он был ленивый, но записи вёл старательно. Видимо, надеялся на шпаргалки больше, чем на память.

Фёдор слушал сердце и лёгкие пациентки, а я сосредоточился, используя остатки своего некромантского зрения. Никакой магии — договор есть договор. Но видеть потоки Живы — это не совсем магия, верно? Это просто… более совершенная диагностика.