Читать книгу 📗 ""Современная зарубежная фантастика-4". Компиляция. Книги 1-19 (СИ) - Греттон Тесса"

– На хрена мне твоя старая тряпка?

– Иногда на нее капают растворителем. Продай ее кому-нибудь, – жалобно сказала Нона.

Дверь закрылась. Нона почувствовала себя неудачницей. Но прежде чем она успела попробовать еще раз – как следует толкнуть дверь, надеясь не струсить в последний момент, – дверь открылась снова.

За ней стоял не Чести. За ней стояла Табаско. Чести маячил у нее за плечом и говорил мрачно:

– А мне насрать, ясно? Она всегда будет моим другом, босс. Я не брошу такую девушку, девушку, которая так думает о моем бизнесе. Я бы делал бизнес вместе с ней, ясно?

Нона на него не смотрела. Она стояла на потертом, грязном ковре и смотрела на Табаско. Табаско смотрела на нее в ответ. Сердце Ноны поднялось куда-то в горло.

– Заходи, садись, – сказала Табаско.

Нона села на один из стульев Чести, который представлял собой квадратную картонку на полу. Табаско села на соседний. Нона подтянула колени к груди и сказала:

– Я не могу задерживаться, поэтому, пожалуйста, не стреляй в меня, это займет много времени.

– В любом случае не стреляй, – влез Чести, – патроны дорогие.

Табаско не обратила на него внимания.

– Ты уходишь?

– Да, – сказала Нона, – как и другие некроманты – зомби. Я думаю, какое-то время здесь никого больше не будет.

– Некроманты всегда будут.

– Наверное, в конце концов, – сказала Нона, чувствуя себя мокрой и подавленной.

Чести развернул карту, которая висела в классе, на своем спальном мешке.

– Украл, – пояснил он на вопросительный взгляд Ноны и повел по карте пальцем, – так, минутку… Вот, потому что это переулок, где алкаши были, он единственный, который заканчивается треугольником.

– Запиши, дебил, – сказала Табаско, не глядя.

– Босс, Нона же не умеет писать.

– А я не ей говорю.

– Хорошо. Я печатными напишу. Мой почерк сложно читать.

Табаско и Нона оказались предоставлены друг другу. Нона продолжала украдкой поглядывать на Табаско, на ее закрытое лицо с рубцами, похожими на странные морские волны. Табаско спокойно встретила ее взгляд, и Нона сказала:

– Расскажешь Утророжденному, Красавчику Руби и Кевину, что я их люблю? Необязательно отвечать сейчас, но ты подумай, пожалуйста. И еще скажи милой учительнице, что мне жаль, что пришлось уйти с работы и что я хотя бы не погибла на станции водоочистки. И что если у нее будет новый помощник, пусть будет добрым с малышами. Они же не виноваты, что они маленькие.

– Ангел? – спросила Табаско.

– Ангел очень важна, Табаско. – Нона сглотнула.

– Ну… мы и так это знали.

– Готово! – воскликнул Чести, сложил листок бумаги и передал Ноне. Нона тут же сунула его в карман на случай, если снова подует ветер.

– Нона, ты бы не лезла в Конвой, – сказал Чести, – полная хрень.

Нона решила не говорить Чести, что Конвой, вероятно, был полон зомби.

– Не берись больше за такую работу, – посоветовала она. – В моей рыбке много всего.

Она вскочила на ноги и стряхнула кусочки мокрого картона с черных брюк. Табаско тоже поднялась – она очень красиво вставала – и проводила Нону до двери, все два с половиной шага. Нона посмотрела на Табаско. Она ужасно боялась заплакать и поэтому выпалила:

– Табаско, почему тебя так зовут?

Табаско заморгала.

– Тебе правда интересно?

– Да. Да. Очень.

Табаско взглянула на потрескавшийся потолок, затем вниз, на ковер, а затем на Нону.

– Потому что я очень его люблю, – призналась она.

– Что?

– Его можно есть с чем угодно. Острая еда всегда вкуснее. Его можно добавить в рис, а можно налить на хлеб.

Нона вдруг потянулась вперед и обняла Табаско.

– Табаско, прости меня, – прошептала она, – прости, чтобы я знала, что это такое.

Табаско застыла в ее руках, как статуя. Потом слегка подтолкнула Нону к двери, вывела за порог и посмотрела ей прямо в лицо.

– Мы круче всех, – сказала она. Добавила неловко: – Я всегда буду любить тебя, Нона.

Нона поняла, что у нее из глаз льются огромные слезы и она с трудом видит Табаско.

– Возьми меня обратно в банду, – прошептала она.

Табаско заколебалась.

– Ладно. Но раз ты зомби, ты будешь всегда водить Кевина в туалет. Это будет честно.

И закрыла дверь.

27

Раскаты грома стали сильнее раз в десять, а дождь все не начинался. Ночь сделалась такой жаркой, что в большом грузовике все вспотели. Когда Нона сунула влажную бумажку в руку Ценой страданий, командир рявкнула в гарнитуру:

– Вперед. Все подразделения, не несущие казарменную службу, выходят на боевое дежурство. Правила взаимодействия крыльев больше не применяются. Ячейки крыла Ктесифона, это командир ячейки Ценой страданий. Операция «Замок и ключ» возобновляется, прием. Операция «Замок и ключ» возобновляется.

Раздались прерывистые аплодисменты водителей и мощный рык Страсти, которая одной рукой держалась за дребезжащее сиденье, а второй натягивала жесткий шуршащий комбинезон поверх одежды.

– Никаких речей, – продолжила Ценой страданий, – скажу только, что месть – это блюдо, которое подается не просто холодным, а ледяным. Ячейки Саафтиг, Сигор, Бирмингем, Троя, Мапуту, Тари, приступайте. Мемфис, Такша, Калакмуль, Валенсия, Опава, Данди, приступайте.

Где-то высоко в воздухе послышались громкий скрежет, длинный свист и треск какого-то атмосферного явления. Командир отвела гарнитуру от лица, почти истерически вздохнула:

– Никогда не думала, что ее операция начнется снова с освобождения жителей дома из плена другого крыла Крови Эдема. Но все же это первый шаг.

– Она бы начала с другого, – сказала Пирра.

Ценой страданий вопросительно посмотрела на Пирру, постукивая пальцами по колену.

– Я заметила, что ты любишь делать подобные заявления, – сказала она. – Командор Уэйк могла бы это сказать. Командор Уэйк подумала бы так. Я пришла к выводу, что ты не пытаешься меня разозлить, но я не представляю, что ты, собственно, делаешь.

Пирра молча пожала плечами.

– Может быть, мне просто нравится говорить с другими людьми, которые ее знали.

– Чтобы они ностальгировали вместе в тобой, ее убийцей?

Пирра не смутилась.

– Мне нравится думать, что я знала ее так же хорошо, как и все остальные. Насколько ее вообще можно было знать.

Страсти злобно застегнула штаны и натянула через голову жилет, окончательно растрепав свои крашеные волосы.

– Еще одно слово на эту гребаную тему, и я тебя прикончу.

– Знаешь, Уэйк держала при себе твою фотографию, – сказала Пирра.

Страсти дернулась, и Нона увидела, что это ее потрясло. Лицо с птичьими чертами странно сморщилось, шрамы на лбу и носу съежились.

– Заткнись, – сказала она, но в этом была нотка отчаяния.

– Я тебя сразу же узнала. Сколько тебе было, девять? Десять?

– Ликтор… Две… – сказала Ценой страданий. – Я прошу тебя замолчать. Как человек человека… ну, почти.

– Да хрен с ней, – быстро сказала Страсти, – она придумывает.

– Возможно, это мой единственный шанс сказать это, – спокойно пояснила Пирра, – а от депривации никотина я делаюсь сентиментальной. На фотографии ты ребенок… она хранила ее сложенной, в чехле для плоскогубцев. Ты там держишь автомат втрое больше тебя. И у тебя нет переднего зуба. Она говорила мне: «Если бы не падаль вроде тебя, такие милые дети не трогали бы оружие».

Страсти громко сглотнула. Пирра продолжила:

– Я говорила, что купила бы этому ребенку что-то побольше, если бы она так не гордилась, а она только гаденько хихикала и говорила, что это ее собственный автомат.

Страсти закрыла глаза. Нона затаила дыхание, но Страсти не злилась и не грустила. Она выглядела так, словно переживала религиозный экстаз.

– Я помню, как спросила, действительно ли ты такой милый ребенок, – сказала Пирра, – а она рассмеялась: «Нет. Она моя плоть и кровь. Она идет за мной». Я долго думала о тебе. Сестра?