Читать книгу 📗 "Бастарды Сибирской Империи (СИ) - Бунькова Екатерина"

В общем, я разошлась, а способностью держать дисциплину, как это умела Феофания, не обладала, так что ребятня в итоге здорово расшалилась, и в кухне поднялся гвалт.

– Ну все, хватит! – не выдержала в конце концов старшая монахиня. – Молодцы вы сегодня, только шумные очень. Сядьте все на места, настало время письма и чтения.

Дети с неохотой расселись по своим местам и замолчали.

– Лиза, – снова обратилась ко мне сестра Феофания.

– Да? – обернулась я, уже не особо опасаясь строгой монахини.

– Вам с Кириллом уже давно исполнилось по восемнадцать лет, – сказала Феофания. – Пора в мир выходить. Конечно, вряд ли без серьезного образования вы найдете работу, где доведется что-нибудь писать. Но хотя бы подпись уметь поставить красивую – это важно.

Я хмыкнула, но ничего не ответила. Действительно, зачем учиться грамоте, если в такой местности придется, скорее всего, всю жизнь коров доить? Подпись под трудовым договором поставил – и свободен.

– Держите, – сказала монахиня, пододвигая мне и Кириллу по листу бумаги и перу. – Буквы вы все выучили, по складами читать я вас тоже учила. Теперь попробуйте поставить красивую подпись. А ребята посмотрят.

Подпись так подпись. Я взяла перо. Надо же – и правда просто перышко со срезанным по косой кончиком. На пробу я макнула его в чернила. На кончике пера почти сразу скопилась капля.

“Будет клякса”, – поняла я.

Нет, у меня не всплыло воспоминание о том, как правильно писать гусиными перьями. Я просто сделала этот вывод логически, поэтому лишнее сняла о край чернильницы. Попробовала расписаться… А ничего, это не так уж страшно. Правда, под конец чернила закончились, но уже на вылете подписи.

– Это что? – странным тоном спросила меня монахиня.

Все подались в мою сторону и вылупились, стараясь разглядеть. Я же, наоборот, отодвинулась, оценивая результат.

На листе красовалась какая-то непонятная закорючка, которую я поставила как будто на автомате, не думая. В ней явно угадывался намек на буквы и в целом подпись, но куда больше она напоминала просто зигзагообразную линию с завитушками.

– Это? Моя подпись, – неловко улыбнувшись, сказала я.

Сама не поняла, честно говоря, что написала. Но вышло это почему-то привычно: я явно эту закорючку ставила не раз и не два, и ее образ мне был знаком до мелочей, несмотря на то что рука была непривычна к письму.

– Лизонька, ну что за шутки? – возмутилась Феофания. – Бумага денег стоит. Не порть лист почем зря, тренируйся имя свое писать и фамилию.

– Фамилию? – не поняла я. – Какую?

Имя-то я уже выяснила, а вот фамилию мне никто не говорил.

– Ну… – монашка вдруг замялась. – Отца твоего мы не знаем, конечно – наличие спящего дара в тебе определил артефакт. Так что пиши “Митрофанова”. Святой Митрофан уж точно не обидится, коли дочкой его назовешься.

Я пожала плечами и старательно вывела: “Елизавета Митрофанова”. Это оказалось труднее, чем поставить предыдущую подпись – чернила все время либо заканчивались на половине слова, либо так и норовили капнуть на него кляксой.

– Ну, вот так-то лучше, – удовлетворенно сказала монашка. – Изящности только не хватает – ты ж все-таки потомок знатного рода, хоть и непризнанный, так что старайся больше. Ну, у тебя хоть буквы ровные. А то вон Кирюшка вечно…

Она повернулась к моему товарищу и вдруг замолкла на полуслове. На втором листе потрясающим каллиграфическим почерком уже красовалось “Кирилл Митрофанов”. Еще и вензеля-завитушки всякие присутствовали.

– Ого!

– Как красиво! – полетело со всех сторон, и ребятня сгрудилась вокруг его листа.

– Кирилл, а меня научишь?

– Ну ты прям реально как благородный пишешь! Или как церковный летописец.

– Кир, признавайся, кто научил? Я тож так хочу!

Но мой товарищ лишь молчал и загадочно улыбался. Я же по его взгляду поняла: он и сам не помнит, где так научился.

На этом монашкам пришлось от нас отстать. Стало ясно, что мы и считаем хорошо, и письму обучены уже на уровне, так что нас обоих отпустили. А подпись Кирилла так и вовсе на стеночку пристроили – чтоб ребята видели, как надо.

.

Мы вышли во двор, вдохнули свежий деревенский воздух. К нам тут же подбежал Форрест, ткнулся мне носом в ладонь, приветствуя, и сел рядом, тоже принявшись смотреть на природу.

Подумав немного, я спросила Кирилла:

– Тебе тоже кажется, что мы умеем больше, чем полагается приютским детям?

– Нет, не кажется, – ответил он. – Я это точно знаю. Мы с тобой не те, кем нас считают.

Подумав, я признала его правоту. Действительно, с тех пор, как я очнулась на той заброшке, мне с каждым часом все больше казалось, что все вокруг чужое. Причем если мир в целом выглядел более или менее привычным, то вот приют и те, кого я должна считать родными – нет.

– И что будем делать? – спросила я.

– А у нас есть выбор? Ждать, пока память восстановится, разумеется, – пожал плечами Кирилл. – Крыша над головой у нас есть, и даже кормят худо-бедно. Поживем пока тут. А потом, может, все вспомним и вернемся… туда, откуда пришли. Если, конечно, мы оттуда не сбежали специально.

– Неудобно как-то, – подумав, сказала я. – Мы как будто всех обманываем. Пользуемся их доверием и любовью.

– А что такого? – не понял Кирилл. – Какая разница монашкам, какого подкидыша любить? Это приют, мы тут все непонятно откуда.

– Хм. Ну, с этой точки зрения я не смотрела, – пришлось признать мне. – Наверное, ты прав. Но все равно немного неудобно. Они и так бедные, а мы их объедаем.

– Мы всегда можем отплатить за доброту, – сказал Кирилл. – Молодые и здоровые люди же, в чем проблема? Можем хоть прямо сейчас пойти в город и поискать работу. Хотя бы ту, до которой я вчера не дошел. Мне кажется, Глафира будет только рада.

– А это мысль, – кивнула я. – Давай так и сделаем. И с картошкой им еще поможем. Ну, и вообще с бытом – надо поставить приют на ноги. А то беднота такая, что смотреть страшно. Как они тут выживают?

– И не говори, – покачал головой Кирилл, оглядывая нищенское подворье. – Выглядит так, будто все хорошие вещи отсюда проданы за долги. А ведь само здание, судя по виду, когда-то было добротным. Вон, глянь, даже украшения местами имеются.

– Да, я тоже заметила, – кивнула я, глянув на красивую резьбу под козырьком крыльца. – Давай поставим это место на ноги. Три монашки с приютом явно не справляются.

– Хых. Бастарды Митрофановы желают основать свой род? – весело глянул на меня Кирилл.

– Бастарды Митрофановы желают вкусно кушать и спать не на трухлявой соломе, – чуть более серьезно поправила его я. – Но в целом согласна. Погнали, братан, покажем, как деньги надо зарабатывать.

– Ой, сеструха нашлась! – фыркнул Кирилл, но подал руку, и мы пошли к Глафире – узнавать, что там за купец хотел нанять байстрюка на работу.

.

Глафира оказалась не против. Более того, она очень удивилась и даже как будто обрадовалась. Видно, решила, что вчера мы принципиально бойкотировали идею устройства на работу и собирались делать это и дальше.

Она так воодушевилась, что даже выдала нам свежую одежду – такую же старую и застиранную, но хотя бы с зашитыми дырами и чистую.

– Только арголиты под одежду убирайте, сколько раз говорить, – проворчала она, увидев, что Кирилл опять вытащил свой кулон наружу. – Во-первых, они к телу должны приникать. А во-вторых, сопрут еще, а нам с сестрами имперская комиссия потом по шапке настучит. Все-таки казенный инвентарь.

Кирилл вздернул брови, подумал немного, но все-таки запрятал кулон под одежду. Хотя я поняла по взгляду: вытащит, как только мы достаточно удалимся от приюта.

.

Стоило нам выйти из дому и начать спускаться с холма, как рядом нарисовались толстячок Трофим, Аленка и молчаливый Егор. Все трое что-то жевали, и у меня при виде этого заурчало в животе. А еще за ними, почти невидимый в траве, бежал на некотором отдалении Форрест.

– Вы-то куда? – спросил Кирилл ребятню. – Я за вас в городе отвечать не собираюсь.