Читать книгу 📗 "Другие Звезды 2 (СИ) - Сергеев Артем Федорович"

Зарядка добавила позитива, душ тоже, потому на завтрак я вышел чуть ли не пританцовывая, с походкой, как на пружинках, и улыбался я всем встречным и поперечным во все свои тридцать два.

Народ, кстати, в кафешке присутствовал, не всем, видимо, было интересно это сегодняшнее заседание, что шло уже примерно час. Какие-то девушки, бабуленька какая-то с чашкой чая и бисквитом у окна, старичок ещё сидел напротив неё, сразу и не разглядишь, за вазой с цветами спрятался, мужики ещё были, учёного вида, примерно моего возраста, но всеми силами старавшиеся выглядеть солидными, да в дальнем углу целый столик оккупировал экипаж какого-то звездолёта, это я понял по форме одежды, что была у них один в один, как у меня.

Я кивнул всем, особенно девушкам, коллегам так вообще приветственно махнул рукой, но набиваться в компанию никому не стал, отдельно уселся. И официанта ещё огорчил, с ходу отмахнувшись от предложенного завтрака в стиле их заведения, с собственным свежим хлебом и прочим, чем они там гордились, а попросил я себе просто яичницу с колбасой. И чая ещё, большую кружку, никакого кофе, джема и круассанов, ну не моё это.

— Привет, — раздалось над ухом, — Кэлпи?

Я повернул голову и увидел крепкого мужика лет сорока, одетого в форму космофлота, полный аналог моей. Мужик, кстати, был нормальный такой, атлетичный, чуть рыжеватый, с правильно квадратной мордой, и очень уверенный в себе.

— Она самая, — кивнул я и показал ему на стул напротив себя, — присаживайтесь.

— Андрей Алексеевич, — представился он, — Зимин. Капитан «Чайки». Пришли сюда сразу после вас.

— Александр Георгиевич, — ответил я ему, — Артемьев, капитан «Кэлпи». Пришли сюда аккурат перед вами.

Он даже не улыбнулся в ответ на эту немудрёную шутку и принялся основательно усаживаться, и я успел за это время, отмахиваясь от сообщений нейрокомпа, узнать, что «Чайка» это большой грузопассажирский звездолёт среднего радиуса действия, что шли они сюда два месяца против наших десяти дней, на предел своей дальности, что искин на их борту корабль не покидает, так как не обладает полноценным сознанием и вообще на целых два поколения отстал от Кэлпи, что в данном конкретном случае было прямо пропастью.

— Очень приятно, Андрей Алексеевич, — я и в самом деле, честно сказать, обрадовался, по той жизни я помнил, что два лётчика всегда найдут о чём поговорить. — Если хотите, закажите себе что-нибудь, я подожду.

— Обойдусь, — наконец уселся он, — успел уже. Так что ешь, не стесняйся.

— Да я и не собирался, — пожал плечами я, потому что действительно стесняться не собирался, да и его слишком уверенный, даже покровительственный тон успел меня царапнуть, — дело ваше. Как у вас дела, Андрей Алексеевич, что нового слышно?

— Дела нормально, — кивнул он, — а насчёт нового хотел у тебя спросить, Саша, вот скажи мне…

— Саша я для своего бортинженера, — мне удалось, не повышая голоса, выплюнуть эти слова с такой враждой в голосе, что все в кафешке замолчали, а официант, что нёс поднос с моим завтраком в нижней паре рук, даже остановился, не рискуя подходить с нашему столику, — и для своего начальства, хоть они этим и не злоупотребляют. Доступно излагаю? А почему так — не припоминаю, чтобы вы меня поправили и предложили перейти на ты, когда я к вам по имени-отчеству обратился. Разговаривать снизу вверх я с вами не намерен, так что для вас и для вашего экипажа я Александр Георгиевич, не нравится — до свидания.

— Ну, что ж, — мужик даже ухом не повёл, — резонно. В конце концов, как себя поставишь…

— Именно, — ответил я, принимая от официанта завтрак, — и скажите спасибо, что я вас сейчас Андрюхой не назвал, сдержался всё же.

— Спасибо, — без тени улыбки ответил Зимин, — предлагаю в таком случае перейти на ты и на полные имена.

— Принимается, — согласился я, принимаясь за еду, аппетит мне испортить всё же было трудно, — так чего хотел-то, Андрей?

— Да много чего, — ответил он, разглядывая меня, — но в первую очередь хотел бы узнать, откуда ты такой взялся. Я в космофлоте всю свою сознательную жизнь болтаюсь и много кого знаю, мелочь всякая, конечно, не в счёт, но ты же у нас не мелочь. Капитан и бортинженер для звездолёта уровня «Кэлпи» это уровень, это стаж, это опыт. Экипажи девяти других систершипов твоего корабля — это, можно сказать, элита, а вот ты кто?

— Ищите данные в открытых источниках, — посоветовал я ему, принимаясь за колбасу и хлеб, — ничего к ним добавить не могу.

— Так искал, — кивнул мне Зимин, — только что искал, причём в том обновлении, что вы на планету сами и привезли, но там же нету ничего, там чушь какая-то написана. Какой-то молодой парень, без стажа, без ценза и без прошлого, причём бортинженер у него ничуть не лучше, разве что немного постарше, вдруг становится капитаном «Кэлпи», на которую кто только не облизывался. Ты хоть знаешь, какие люди туда пробовались?

— Подозреваю, что много, — ответил ему я, — но не скажу, что уж очень огорчён неудачами этих достойных людей. В таких делах каждый сам за себя. Да и извиняться за то, что мне повезло, а им нет, не собираюсь в принципе.

— Да и не надо, — пожал плечами Зимин, — чёрт с нами, с неудачниками. Ты только ответь мне, Александр, откуда ты взялся и почему ты такой молодой. И как ты вообще сумел на этот звездолёт пробиться?

— Взялся я из миров Третьего Круга, — я добил завтрак и принялся за чай, причём довольно неспешно, — точный адрес не скажу, желаю сохранить инкогнито, имею право. Молодой — так рано начал, усердно работал, а потому многое успел, мой год считайте за ваших десять. А пробился — так, наверное, мне этот звездолёт за заслуги достался, и я не шучу.

— Кстати! — на Зимина подействовал последний довод, — аргумент! Системный да планетарный подтвердили? И про подвиг-то свой намекни хотя бы, где да что, я там дальше сам посмотрю.

— Конечно, — кивнул я, — подтвердили, как иначе-то? А насчёт подвига — так я хвастаться не люблю, да и давно это было.

— Давно, — усмехнулся Зимин, — ну да ладно, понятно всё с тобой, годится. Меня, знаешь, возраст твой смущал, что это, думаю, за вундеркинд, я им не доверяю, хоть и пихают их везде последнее время. Но ты, смотрю, не он, ты мужик уже, в отличие от многих, а сейчас это редкость, не улыбайся. Я, если хочешь знать, про племянника своего книгу могу написать — кормление ребёнка тридцатилетнего возраста, художник он у меня, да они все сейчас такие.

— Чего-то ты куда-то не туда, — предупредил я его, — в другой компании побурчишь.

— Побурчу, — согласился он, — и не ершись ты, Саша. У меня просто манера общения такая, я всё в глаза говорю, прямо…

— Никогда этого не понимал, — перебил я его, — вот, мол, я такой человек, суровый и прямой, а потому на прямоту не обижайтесь, грубостью её не считайте и прочее. А с какого перепугу, Андрей, я должен это делать? Это твои проблемы, не мои, и знаешь что, вот если бы сейчас с нами мой бортинженер сидел, мне бы вас уже растаскивать пришлось, точно тебе говорю. При нём многие, знаешь, свою прямоту немного искривляют, как-то само собой у них это получается.

— Мда, — даже крякнул Зимин от досады, — хорошо, мои это не слышат. Я-то думал, подойду, нагну немного молодого, он мне всё и расскажет.

— Что могу — расскажу, — улыбнулся я, — спрашивай.

— Зарубину сюда привёз? — неожиданно спросил он. — Ту самую?

— Знаешь её? — удивился я, — или она такой известный человек?

— Век бы мне их всех не знать, — скривился он, — ни тех, ни этих. Я ведь два долбаных месяца, целых шестьдесят чёртовых дней, настоящий десант сюда вёз из этих, из отборных гуманистов. И вот они всё надеялись, что она не успеет, все уши мне про неё прожужжали, мол, нельзя ли побыстрей. Я уже, знаешь, искренне желаю, прямо очень сильно желаю, чтобы она их всех сама там нагнула, чисто из вредности, да и должна же быть в мире справедливость, правильно? Но только вряд ли что-то у неё получится, а жаль.

— Это почему же? — удивился я.