Читать книгу 📗 "Весь Нил Стивенсон в одном томе. Компиляция (СИ) - Стивенсон Нил Таун"

Ноги у Кэт-два были слегка ватными, но она уверенно шла к эскалатору, который вел вниз к общественному транспорту. Потолок был высокий и сводчатый, как на роскошных железнодорожных вокзалах Старой Земли. В железоникелевых узорчатых сводах щебетали птицы, громко споря и ругаясь между собой, но при этом следя за перемещением людей внизу. Специальные ужики, опутавшие перекладины и опоры наподобие питонов на ветвях, плавно скользили по металлической конструкции и убирали помет. Птицы не обращали на них внимания.

Все птицы принадлежали к одному виду: ворона седоперая — небольшой воронид, у которого половина перьев лишена цветового пигмента, из-за чего кажется, будто птицу припорошило снегом. Конструкторы-генетики специально добавили эту черту, чтобы те визуально отличались от коренных ворон с Земли. Седоперые вороны стайками, похожими на серые вихри, кружили под потолком и время от времени сновали вверх-вниз между потолочным пространством и станцией. Пока Кэт-два шла по платформе, одна такая птица отделилась от кружащегося и каркающего воинства и нырнула вниз, целясь прямо в лицо Кэт. Ворона замерла буквально в нескольких сантиметрах от нее, но не нашла, куда присесть, и поэтому неловко зависла в воздухе, взмахивая крыльями и двигаясь задом наперед в такт ее шагам.

— Роща в умеренных дождевых лесах, — произнесла птица — настолько похоже, насколько позволял речевой аппарат, — после чего замахала чаще и поднялась к перекрытиям, а затем спикировала по наклонной шахте, чтобы снова попасть на станцию.

Таких ворон-посланниц было много, куда ни глянь. Несколько десятков птиц примостились на парапете у входа на эскалатор и бормотали всякую всячину, услышанную от людей. Одна, видимо, подслушала, как кто-то занимается любовью, и хрипло, по-вороньи изображала стоны оргазма. Три ее подруги в унисон напевали популярную песню. Какая-то лаяла по-собачьи. Некоторые пытались выхватить еду из рук проходящих мимо. Еще две без конца повторяли: «Встретимся на вокзале в точка-шестнадцать», «Я буду в красном шарфе».

В конце эскалатора вороны вылетали или залетали в специальные уютные птичники, устроенные на концах вагонов, чтобы птицы не загадили сиденья. Кэт-два села в такой вагон и через десять минут была в Садах Альдебранди: цепочке из шести кварталов, переделанных под ботанические заповедники. Каждый квартал — прямоугольник, накрытый сводчатой стеклянной крышей, — воспроизводил тот или иной ландшафт Старой Земли с соответствующей экосистемой. Имитировалось все, вплоть до температуры и влажности. Здесь выращивали растения и другие организмы, восстановленные из цифровых архивов, а со временем туда запустили птиц, насекомых и мелких зверей. После разведения и изучения их перевезли на фабрики в других частях кольца. Там их множили, а затем отправляли заселять Новую Землю.

Кэт-два вошла с жаркого конца. Первыми были южноазиатские джунгли — такие влажные, что жидкость каплями осела у нее на лице даже до того, как выступил пот. Неба не было видно за тройным слоем растительности. Зато, когда она шагнула через шлюз и попала в мексиканскую пустыню, то в глаза ей ударил слепящий солнечный свет, отраженный сквозь потолок автоматическим зеркалом. Прищурившись, можно было разглядеть небольшое орбиталище Сюртсей, которое находилось сейчас внутри Большой Цепи. Пока Кэт-два держали в Карантине, Око покинуло Акюрейри, прошло через еще более крупное орбиталище имени Шона Пробста (на отметке 20°0′ западной долготы) и теперь оказалось в пограничной зоне у кладбища Кабо-Верде. О Сюртсее Кэт ничего не знала, но оно больше напоминало времянку, вроде строительного вагончика, тогда как настоящая стройка должна развернуться в паре минут к западу. Солнце мгновенно высушило кожу и волосы, и к концу квартала Кэт почти раскаивалась, что пошла здесь, а не по тоннелям. Там хотя бы не надо остерегаться кактусов и гремучих змей.

Следующий заповедник был отведен под финбош — экосистему мыса Доброй Надежды. Здесь уже было прохладнее, но так же солнечно. Тут и там в беспорядке были разбросаны цветущие растения. Люди со всей БЦ собирались сюда на пикники или понаблюдать за птицами. На вкус Кэт, тут было слишком людно, поэтому она сразу, не отвлекаясь на местные красоты, прошла в следующий квартал. Тот больше напоминал акваторию, нежели ландшафт, поскольку здесь воспроизвели байу штата Луизиана. Дощатые мостики, перекинутые над водой, которая кишела рептилиями, вели на противоположный конец к следующему шлюзу. Перед ним Кэт-два остановилась, достала из рюкзака куртку и перчатки.

Этот квартал от края до края был засажен восьмисотлетними дугласовыми пихтами. Посадку спланировали так, чтобы она напоминала умеренный дождевой лес донулевой Британской Колумбии. Крышу оснастили фильтрами, которые рассеивали солнечные лучи, и со всех сторон, казалось, исходило серебристое свечение. Из-за отсутствия теней оно было даже по-своему ярче палящего солнца в биоме мексиканского Чиуауа. Папоротники, мхи и эпифиты росли на поваленных стволах так густо, как будто их вылили туда из шланга. Через бурелом шли едва заметные тропки. Одна из них привела Кэт к Купольной роще: относительно ровной поляне, окруженной необъятными деревьями. Там ее и ждал Док с четырьмя студентами, ассистентом и роботом. Они сидели на замшелых корягах и камнях.

Доктор Ху Ной и большинство его студентов происходили из айвинцев. Принадлежность Дока была не так очевидна, потому как с возрастом расовые различия сглаживаются. Он уже давно облысел, голову покрывали пятна — последствие многолетнего пребывания на поверхности планеты под нефильтрованным солнечным светом. Кожа дрябло свисала с острых скул, как мокрое белье на камнях, переходя в складки на подбородке и шее, которые скрывались под шарфом. За одежду и другие мелочи, необходимые для комфорта, отвечал ассистент — приземистый камилит с рюкзаком, набитым медикаментами. У ног Дока, как спящий пес, свернулся хват. Экран у него на спине непрерывно транслировал данные о самочувствии айвинца, поступающие по беспроводным каналам. Рядом с экраном торчала вертикальная штанга, где-то по пояс Доку, с раздвоенной рукоятью наверху. Это была умная трость. Стоило Доку взяться за рукоять, та помогала ему встать. Кроме того, благодаря хвату он мог уверенно передвигаться даже по неровной поверхности, поскольку у него становилось на шесть ног больше.

Среди студентов Дока были люди от двадцати до семидесяти лет. Кэт-два никого из них не знала, что и неудивительно. «ТерРеФорм» — крупнейший проект из когда-либо предпринятых человечеством, 99 % которого еще только предстояло выполнить. Впрочем, фотография самого старшего студента попадалась Кэт на страницах научных журналов.

Ей было неловко. Выйти на поляну и предстать перед всеми этими людьми требовало определенной храбрости. В «ТерРеФорме» существовала своеобразная классовая иерархия, венчал которую, собственно, Док. Экспедиционники стояли не то чтобы на дне — скорее где-то на периферии. На них не то чтобы смотрели свысока — скорее искоса, как на нечто не вполне серьезное.

Но все вели себя вежливо. Все, кроме Дока, приветствовали Кэт айвинским приветствием: сдержанным жестом с намеком на поклон. Док же протянул руки ей навстречу, она осторожно взялась за них. Он сжал ее ладони — с неожиданной силой, — она сделала то же самое.

Вдруг они остались одни. Либо такая была договоренность, либо остальные айвинцы почувствовали себя лишними. Так или иначе, все удалились. Даже ассистент отошел в сторону и теперь прогуливался по периметру поляны, периодически проверяя жизненные показатели Дока по карманному компьютеру.

— Ты отправишься со мной в Колыбель, — объявил Ху Ной. — Мне нужна команда.

— Новый исследовательский проект?

Док, прикрыв глаза, мотнул головой, затем пристально взглянул на Кэт.

— Это будет Семерка, — уточнил он.

— Так… И я буду…

— Верно, одной из нас.

Док будто объяснял очевидное. Кэт-два же так не считала. «Семерки» — группы, в которые входило по одному представителю каждой из человеческих рас, — обычно собирали в церемониальных целях: например, для торжественного открытия нового орбиталища или подписания договора. Едва ли Кэт годилась для такого. И вообще, ее смущала сама мысль о том, чтобы быть в одной Семерке с Доком. Обычно стремились к тому, чтобы все члены Семерки занимали в обществе примерно одинаковое положение. А Кэт и Дока разделяла буквально неизмеримая пропасть: возраст, известность, значимость — что ни возьми.