Читать книгу 📗 "Блудные братья - Филенко Евгений Иванович"
– Это не только странные игры, – заметил Кратов. – Но и опасные.
– Далась вам эта «Горгона Икс Пять»!
– Речь не о ней. – Кратов достал из кармана куртки кристаллик в простой «книжной» оправке. – Это «Остров доктора Моро». Читали?
– Разумеется. И не вижу аналогий.
– Может быть, ваши воспитанники строят из кубиков себе игрушки. Но получаются-то животные! Тогда они, в меру своего понимания, закладывают в них программы привязанности к создателю. Снабжают неразвитый мозг зачатками телепатии. И получаются животные-шизофреники – звери, чье сознание расщеплено между голосом дикой природы и унизительными программами подольщения и тыканья мордой в ладонь. Но шерстистый носорог не может раскланиваться с прохожими! Даже бубос этого делать не может! Бубос не понимает, чего он хочет. Инстинкт гонит его в лес, на поиски самки. Программа заворачивает к ладоням Майрона. Это не может кончиться добром…
– В любом случае дети – в полной безопасности, – сказал Тонг. – Не думайте, что ментальное программирование бионтов происходит без контроля со стороны учителей. Мы вносим небольшие коррективы и дополнения. Например, программы-предохранители, которые вызывают прекращение жизнедеятельности бионта в случае проявления агрессии к создателю.
– Теперь понятно, отчего у Майрона его подопытные мрут, как мухи, – раздраженно проговорил Кратов. – И отчего скончался добряк-единорог. Он мог существовать лишь в эмо-фоне чистоты, добра и любви. А когда услышал чьи-то темные мысли, то у него зачесался рог…
Глупая девочка Рисса! Она и не подозревает, что при взгляде на нее в мальчиках давно уже оживают древние, грубые, низменные – с точки зрения единорога! – инстинкты продолжения рода. Да и не только в мальчиках…
– Мы объяснили Риссе ошибку, – сказал Тонг. – Она все поняла. Она больше не хочет делать единорогов. Хотя с позиций абстрактной эстетики единорог был создан безукоризненно… В настоящий момент Рисса больше не хочет заниматься биологией. Но, может быть, это скоро пройдет.
– Ей вовсе не обязательно быть биологом.
– Еще год назад это было ее горячее и, как представлялось воспитателям, искреннее желание.
– Ей вовсе не обязательно заниматься прикладной генетикой. Пусть ухаживает за кроликами.
– Мы предложили ей подобную альтернативу. У нас замечательное стадо племенных коров. Она согласилась – без большой охоты.
– Да, я заметил. Ей хорошо на этом свете и без племенных коров.
– Вы правы. Боюсь, Рисса для биологии утрачена. Я с содроганием жду минуты, когда она попросится домой. Это будет наше маленькое фиаско.
– Наверное, Рисса из тех людей, кому достаточно кошки в доме и собаки на крыльце.
– Ну, что ж… Наверное, мы сможем расстаться с Риссой, содрогаясь от скрытых рыданий… – Кратов пристально заглянул в глаза Тонгу, опасаясь увидеть там насмешку. Но, похоже, учитель говорил вполне серьезно. – Ведь у нас останутся еще Майрон и Грегор.
– И Мерседес? – спросил Кратов, усмехаясь.
– Представьте себе. Пока что эта птичка-колибри прекрасно управляется с опытной делянкой акрора. И если вас ввели в заблуждение наивные карие глазки и глубокомысленные рассуждения о сеньорах и сеньоритах из «мыльных» сериалов, то знайте, что маленькая Мерседес Мартинес Солер – прирожденный фитомедиум поразительной силы и чувствительности.
– Фитомедиум? – Кратов сразу вспомнил поразившую его сценку с сорняком. – Эта цыпа… птичка-колибри воспринимает эмо-фон растений?!
– Эмо-фон – это чересчур сильно сказано. У растений нет эмоций. В то же время они способны модулировать свое биополе в зависимости от изменений в условиях жизнедеятельности. Нельзя отрицать, что и люди, и более примитивные существа, делают то же самое. Так что нет оснований запретить малышке Мерседес называть одно состояние растительного биополя «удовольствием», а другое – «гневом». Мы возлагаем на нее большие надежды. А ведь есть еще Радослав Грим, Дженни Райт, Ёсико Савагути… Если бы прикладная биология входила в сферу ваших интересов, я бы порекомендовал вам запомнить эти имена.
Кратов поглядел поверх седой макушки Тонга. Грядущие надежды мировой, а то и, чем черт не шутит, галактической биологии смиренно кучковались возле своих наставников. Кто сидел за знакомым дощатым столом, выслушивая сопровождаемые размеренным киваниям проповеди учителя Ка Тху о равновесии добра и зла в природе (на примерах из жизни кишечнодышащих и круглоротых, они же мешкожаберные). Кто угнездился в кругу возле большого костра, слушая песни под две гитары и одно укулеле, с которым виртуозно управлялась учитель Кендра Хименес. В сторонке худой и длинный, как жердь, доктор Спанкмайер (что было указано на визитке, пришпиленной к нагрудному карману ослепительно-белой рубашки) обсуждал с сумрачным, как всегда, Грегором поведение «Горгоны Икс Пять». Гениальное дитя Мерседес Мартинес Солер погоняло хворостиной в направлении кухни двоих голенастых подростков постарше, в обычных, но в предзакатный час вряд ли уместных шляпах-«нон», с крытыми корзинами на коромыслах. Мулаточке очень был бы к лицу какой-нибудь большой красный цветок в убранных по-вечернему волосах. Однако теперь Кратов понимал, что никогда в жизни она не сорвет ни единого цветка… Из дальнего загона доносилось капризное взмыкивание бубоса по имени Дракон. Все было хорошо и покойно. Ферма готовилась отойти ко сну.
– У меня самые разнообразные интересы, – сказал Кратов. – Я от рождения любопытен. Должно быть, потому постоянно и встреваю в разные истории. Например, мне доводилось видеть, как диким животным вкладывали лишку ума – что не мешало им оставаться животными.
– Но вы же пользуетесь космическим кораблем-биотехном. И, похоже, вас не смущает его небольшой, но отчетливый интеллект.
– Биотехны – не бионты. У биотехнов не бывает конфликтов между древними инстинктами и программами, потому что у них нет древних инстинктов. Биотехны помнят только то, что в них вкладывают создатели. Биотехны никогда не были дикими животными.
– К чему вы клоните, доктор Кратов?
– В последнее время я обнаружил за собой одну неприятную особенность. Вернее, мне указали на нее… старшие братья. Куда бы я ни попал, где бы ни оказался, вскоре выяснялось, что я догонял какую-то неприятность. Не злой рок преследует меня, а я его. Забавно, правда?
– Такого я еще не слышал, – покивал учитель Тонг. – Чтобы не судьба охотилась за человеком, а он был охотником за судьбой!
– Если бы я был охотник, то давно бы уже пристрелил эту чертовку, а шкуру повесил дома над камином… Картина и впрямь странноватая. По Галактике сама собой катится волна катаклизмов. И не одна, кстати говоря – Галактика слишком велика, чтобы позволить себе роскошь безмятежной жизни… Но за одной из этих волн с некоторых пор катится другая. Как будто нечто… или некто… задался целью упредить ее или по меньшей мере свести последствия к минимуму. И я – на гребне этой другой волны.
– Знаете что, доктор Кратов, – сочувственно сказал Тонг. – Я не самый лучший исповедник на острове. А вот не хотите ли поговорить с учителем Ольгердом Бжешчотом? Он прекрасный психоаналитик, правда – детский, но зато один из лучших в своей области…
– Я так и знал, что вы примете меня за юродивого, – фыркнул Кратов. – Не следовало мне перелагать свои проблемы на вас… Вы спросили, к чему я клоню? Я честно пытался объяснить. Вот уже несколько месяцев я на Земле. Как предполагалось – в безопасном удалении от галактических процессов и катаклизмов… Но я все время настороже. Я напряженно жду подвоха. Куда бы я ни пошел, я ловлю себя на том, что пытаюсь разглядеть, какую беду мне предстоит опередить и предотвратить.
