Читать книгу 📗 "Блудные братья - Филенко Евгений Иванович"
– Но я не знаю, как поступить!
– Как бы вы ни поступили – вы поступите верно.
– Правда? – с надеждой спросила она.
– Через десять часов вы покинете этот корабль и выйдете под голубые небеса Магии…
– Лилла магента, – уткнувшись лицом ему в грудь, невнятно сказала Озма. – Э-э… м-м-м… лиловые.
– Хорошо, пусть лиловые. Вы окажетесь дома. В том мире, где все вам знакомо и все вас знают. Гордятся вами, обожают вас… – Он улыбнулся. – Где непуганые стаи рыб пересекают автострады, мешая дорожному движению, а рыбаки бродят на своих комбайнах по воде аки посуху. Вы отдохнете от переживаний, а после отправитесь на какие-нибудь очередные гастроли.
– На Тайкун, – кивнула она.
– Например, на Тайкун. Вас будут окружать близкие вам люди. Вам будут рукоплескать переполненные залы. Все будут называть вас великой певицей, может быть – величайшей. Где бы вы ни оказались – повсюду вас встретит одинаково горячий прием. Потому что вы – часть нашей культуры, вы плоть от плоти нашей цивилизации. Вы – женщина, в чьи руки ангелы ненароком обронили божий дар.
– На голову, – поправила Озма – Так говорит мой отец.
– На голову так на голову… В конце концов, что такое Эхлиамар? Несколько довольно-таки отсталых по галактическим меркам планет, населенных грубыми, несдержанными существами, чья культура все еще хранит следы архаического родоплеменного строя, а поведение регулируется чрезвычайно ветхими заветами. И если они боготворят вас, если каждый эхайн способен без раздумий отдать за вас свою жизнь, если каждая эхайнка готова на вас молиться, а эхайнята, зажмурясь от усердия, слабыми голосками выводят как умеют ваши песни – то это еще ничего не значит. И светлый замок гекхайана, выстроенный из чистой воды хрусталя и серебряных паутинок, может показаться вам тюрьмой…
– Кратов, Кратов, что мне делать?!
– Как бы вы ни поступили, Ольга вы ошибетесь…
– Будь ты проклят, Кратов! – сказала она, вытирая слезы кулачком.
9
На Эльдорадо ничего не изменилось.
Усталым зверем колотился о камни океан. Черепаший панцирь набережной Тойфельфиш полоскали дождевые струи. В прорехи торопливо наползающих друг на дружку низких туч заглядывали попеременно то налитая дурной кровью Цыганка, то синюшная Сомнамбула, а от Ведьмы виден был один лишь грязно-серый огрызок. Намекающе, но без особой настойчивости подмигивали окна увеселительных заведений. И в баре, куда вошел Кратов, с облегчением избавившись от мокрого плаща и отряхивая случайные брызги с волос, по-прежнему звучала переиначенная до неузнаваемости «Cantilena Candida», за девушкой в кимоно разгуливала обязательная трехцветная кошка, а за одним из столиков перед двумя кувшинами пива и блюдом, откуда свирепо взирал на окружающих «иглозуб по-нирритийски», сидел Бруно Понтефракт и зазывно помавал рукой…
Но ведь это только казалось, что минула вечность, а на самом-то деле прошла лишь неделя. Что же могло измениться?
– Должно быть, я был последним, кого вы ожидали здесь застать? – со злорадным наслаждением осведомился Понтефракт.
– Подите к дьяволу, Бруно, – сказал Кратов. – Я не собираюсь в вашей компании надуваться этим мерзким пойлом. У меня свидание, и по крайней мере в его начале я намерен быть трезв и благоухать.
– Снежная Королева, – неопределенно хмыкнул Понтефракт, – Зря вы это затеяли, друг мой. Феи очаровательны, но это всего лишь феи. Когда им не хватает женских чар, они прибегают к колдовству…
– Я это знаю, – перебил его Кратов. – И про феромоны, и про аттрактивную ауру, и про гипнопластику… Можно подумать, земные женщины не пользуются теми же маленькими хитростями!
– Пользуются, – охотно согласился Понтефракт. – Еще и как! Земные женщины… не говоря уже об эльдорадских… это, Константин, такие особенные животные, что только диву даешься… Между прочим, ваше намерение благоухать – из той же оперы. А во мне говорит уязвленный шовинизм. Что же, вам простых тритойских девушек мало, коли вы волочитесь за приблудной чужачкой?! – Он сделал иезуитскую паузу и добавил: – В особенности после Озмы.
– Озма… – усмехнулся Кратов. – Озма – это святое… Как вам это в голову могло прийти? Это сколько же нужно залить в себя пива, чтобы даже вообразить такое?! Я лишь охранял ее… как умел.
– Ну-ну, – недоверчиво пробурчал Понтефракт. – Это вы своей фее будете вкручивать, а меня, старого греховодника, на эту лабуду не купите.
– Заткнитесь, Бруно, – миролюбиво сказал Кратов.
– А правда, что теперь вы – эхайнский граф? – неожиданно сменил тему Понтефракт.
– Правда.
– И у вас есть свой замок?
– Даже несколько. И в обозримом будущем я принужден буду вступить во владение всей графской недвижимостью, а также преклонить колено перед родовым алтарем Лихлэбров.
– И официально представиться хирарху, – подсказал Понтефракт.
– Гекхайану, коллега, – поправил Кратов. – Нигидмешту Оармалу Нишортунну, Справедливому и Беспорочному гекхайану Светлой Руки. Только я ему уже представлен.
– Ах, да – это, верно, произошло, когда вы ударили по рукам насчет его помолвки с Озмой…
– Помолвки не было, и по рукам никто не бил, – запротестовал Кратов. – Озма всего лишь любезно приняла приглашение гекхайана погостить в его резиденции на Эхлиамаре. И немного попутешествовать по мирам Светлой Руки… По-моему, она впервые по-настоящему влюбилась.
– Ну, а про бедного гекхайана и говорить не приходится. Он, как и все Светлые Эхайны, пал жертвой озминых чар.
– Что вы имеете в виду?
– Каждая женщина – немножечко ведьма, – усмехнулся Понтефракт. – Хотя зачастую и сама об этом не подозревает. Думаете, ваша гномица…
– Я был бы вам чрезвычайно признателен, если бы вы последили за своим языком… – нахмурился Кратов.
– Ради бога, простите. Клянусь кошкой, я всего лишь рискнул употребить точный термин… Так вот: думаете, ваша… гм… ледяная фея пользуется аттрактивной аурой и гипнопластикой сознательно? Вовсе нет! Во всяком случае – не более сознательно, чем глазками, чтобы стрелять из стороны в сторону, и губками, чтобы производить приятные вашему слуху звукосочетания. Это – в ее натуре, это часть ее существа. То, чем юфманги всегда отличались от людей, а люди по незнанию называли колдовскими чарами.
– Причем же здесь Озма?
– У Озмы есть свои чары. Это ее голос.
– Разумеется, – сказал Кратов, пожимая плечами. – Тоже мне, открытие! Вся человеческая Галактика, а теперь еще и Светлая Рука, с удовольствием пребывает во власти этих чар…
– Со Светлыми Эхайнами дело обстоит несколько иначе.
– Бруно, вы до невозможности похожи на жирного тритойского кота, – слегка раздраженно заметил Кратов, – который поймал жирную тритойскую крысу, но вместо того, чтобы слопать ее, вдруг принялся вылизывать себе причинное место!
– Хорошо, пусть кот займется крысой, – улыбнулся в бороду Понтефракт. – Помните, я говорил вам о присущей различным расам повышенной чувствительности к определенным участкам акустического спектра?
– Очень смутно. Нечто похожее мне говорила Озма, но смысл был абсолютно иной.
– Возможно, я и не говорил этого. А содержание ваших бесед с Озмой отныне должно заботить лишь гекхайана… Взгляните-ка. – Понтефракт внезапно извлек чуть ли не из-под своей задницы обтянутый крокодиловой кожей (вполне вероятно – натуральной) бювар, шмякнул его на стол, и тот обернулся обыкновенным, чуточку старомодным переносным видеалом. – Что это, по-вашему?
– Видеал, – терпеливо ответил Кратов.
– А на экране видеала что?
– Очень похоже на потеки грязной дождевой воды на оконном стекле.
– Весьма образно. Вы сегодня фонтанируете разнообразными поэтическими сравнениями… А еще на что?
– Господи, на акустический спектр! – воскликнул Кратов.
– Теперь угадали. А вот это, – Понтефракт ткнул пальцем в особенно темный и широкий потек, – участок чувствительности. Перед вами, коллега, акустический спектр, воспринимаемый стандартным светло-эхайнским ухом. Добыто из военно-биологической лаборатории на Эхайнагге… Светлые Эхайны становятся кроткими, как дети, если раздражать их слух в указанном диапазоне звуковых колебаний. А теперь взгляните сюда.
