Читать книгу 📗 "Я - Товарищ Сталин (СИ) - Цуцаев Андрей"
Но это не всё. Мы нашли шифрованные записки, списки встреч, имена, связанные с иностранными агентами. Они передавали данные: планы заводов, цифры экспорта зерна, маршруты поставок. Один инженер в Ленинграде отправил чертежи нового танка через курьера в Стокгольм. Писатель, довольно известный, встречался с французским дипломатом в Москве. Это шпионаж, Иосиф Виссарионович.
Сергей взял папки, его пальцы скользили по бумаге, он видел имена тех, кого Ягода обвинял в шпионаже. Первая папка была заполнена письмами: аккуратные строки, полные боли, описывали сёла без хлеба, детей, умирающих от голода. Во второй были шифрованные записки, списки имён, даты подпольных встреч, кодовые слова. Он узнал имена: учёный, с которым обсуждал электрификацию, писатель, чьи книги вдохновляли его, инженер, работавший над новыми машинами. Одно письмо, подписанное дрожащей рукой, говорило о селе, где хлеб вывозили вагонами. Другое — шифрованное — упоминало «контакт в Париже» и цифры экспорта. Его сердце сжалось, но он подавил это чувство.
— Генрих, — сказал он, усиль слежку: перехватывай письма, блокируй их каналы, следи за каждым. Пусть выведут нас на всех, кто участвует в заговоре. Если найдешь что-то очень серьезное, то доложи мне незамедлительно. Тех, кто отправлял письма, пока не трогайте. А тех, кто показывал чертежи или давал информацию о наших технологиях, тех арестуйте.
Ягода кивнул. Он был готов выполнить любой приказ.
Днем состоялось заседание Политбюро. Сергей, уже привыкший к власти, чувствовал себя уверенно. Все считали его хозяином, и он заметил, что это начинало ему нравится.
— Товарищи, — сказал он, открывая заседание. — Пятилетка выполнена за четыре года — это победа, которой завидует весь мир. Заводы строятся, наша сила растёт. Мы не только смогли выполнить амбициозный план, но даже перевыполнили его по срокам.
Но валютный кризис никуда не делся, он душит нас. Мы вывозим хлеб, чтобы купить оборудование, но Запад сжимает кольцо — банки отказывают в кредитах, цены на зерно падают.
Есть и проблемы внутри страны. ОГПУ сообщает о шпионаже: Интеллигенция передаёт данные о голоде за границу, а ученые передают данные о наших технологиях иностранным шпионам. Я считаю, мы должны увеличить экспорт хлеба, усилить цензуру и искать новые рынки для торговли. А со шпионами ОГПУ разберется. Что скажете?
Анастас Микоян встал первым.
— Иосиф Виссарионович, — сказал он, — валютный кризис — это тоже война против нас, только без выстрелов. Запад душит нас, снижая цены на зерно, но мы можем переиграть их. Я предлагаю искать новые рынки сбыта. Есть Турция, Персия, даже Китай. Там меньше денег, но они купят наш хлеб, если мы дадим скидки. И к ним поступает валюта, потому что их намеренно не пытаются задушить, как нас.
Но это не всё. Вы сказали про шпионов, и я соглашусь, ситуация, напряженная. Я сам видел, как в наркомате торговли пропадают документы о поставках. Несколько человек уже арестовали. ОГПУ должно перекрыть все каналы, иначе наши сделки сорвутся
Николай Шверник поднял руку.
— Микоян прав, но только отчасти, — сказал он. — Новые рынки — это хорошо, но рабочие на заводах уже шепчутся: хлеба нет, а мы вывозим его вагонами. Валютный кризис имеет несколько причин, и это не только Запад, это и наши колхозы, которые не дают достаточно. Мы должны выжать больше хлеба, но аккуратно, чтобы не разжечь снова бунты.
Лазарь Каганович был эмоционален.
— Микоян и Шверник ошибаются! — сказал он. — Новые рынки. Никто не даст на столько валюты, сколько мы получаем на Западе. Это все сказки. Турция и Персия не дадут валюты, которой нам хватит. Запад одной рукой дает нам технологии и валюту, а другой хочет нас задушить, и шпионы им помогают. Мы должны выжать хлеб из колхозов, продать его, купить все что нам нужно, пока они в кризисе. Сейчас они нам все продают, потому что тоже в нас нуждаются. А что будет через несколько лет?! Поэтому надо торопится. А ОГПУ должно найти всех шпионов. Я давно говорил, что интеллигенция продаст нас. Владимир Ильич хорошо знал эту публику и не доверял им.
Вячеслав Молотов кивнул в поддержку.
— Каганович говорит дело, — сказал он. — Валюта — это то что нам необходимо в первую очередь. Но Микоян тоже прав — новые рынки нам нужны. Но не в Азии. Я предлагаю послать делегацию в Берлин, играть на их страхе перед нами. Там очень сильны левые идеи, и мы можем пообещать им, не сильно поддерживать местных коммунистов, взамен на их валюту и технологии.
Григорий Орджоникидзе взял слово.
— Иосиф, — сказал он, — выполненная пятилетка — это наш триумф, но народ умирает. Валютный кризис реален, я не отрицаю проблем, но чрезмерный вывоз хлеба добьет крестьян. Шпионаж тоже опасен, но если мы начнем арестовывать каждого, кто раз высказал недовольство, то рабочие взбунтуются. Дай колхозам передышку, пошли делегацию в Европу за кредитом.
Микоян покачал головой, его голос стал резче.
— Орджоникидзе, ты не понимаешь! — сказал он. — Кредиты? Запад посмеётся над нами. Мы должны продавать хлеб, искать покупателей в Азии, где к нам другое отношение. Иосиф, дай мне три недели, я найду рынки.
Шверник встал.
— Анастас, ты торопишься, — сказал он. — Новые рынки — это большой риск. Рабочие уже на грани, они видят, как хлеб уходит за границу. Если мы выжмем больше, будут бунты. Иосиф, дай рабочим и крестьянству больше хлеба, или они отвернутся.
Сергей почувствовал, что единственного решения быть не может. Так или иначе, где-то придется уступить.
— Товарищи, — сказал он, — мы увеличим экспорт хлеба, но не настолько, чтобы разорить крестьян. Мы пошлём делегации в Стамбул и в Берлин, будем искать рынки и кредиты. Запад не раздавит нас. Им бы самим сейчас очухаться.
Споры утихли и начали голосовать. Все единогласно приняли решение Сергея. Молотов и Каганович что-то записывали, а Микоян и Шверник обменялись взглядами. Сергей взглянул на Орджоникидзе и тот отвел взгляд.
После того, как он поссорился с Надей, она забрала детей и уехала жить к родителям. Но иногда они заезжали к нему домой. Надежда не хотела, чтобы дети забывали отца. Но происходило это так редко, что Сергей уже привык часто оставаться в Кремле. Он сидел в своем кабинете, рассматривал медальон Екатерины Сванидзе, думал о настоящем Сталине и о том, сколько ему еще предстоит сделать. Интересно, если я попал сюда в 1924-м, то до какого времени я тут пробуду? И чем все закончится. Неужели я повторю полностью судьбу Сталина, но тогда зачем я здесь? Должно быть что-то, почему я нахожусь на его месте.
Он взял папку с бумагами, где были имена арестованных и стал читать. Люди разных возрастов и профессий смотрели на него с этих списков. Он ведь старался для них. Будучи главой государства, он не вел жизнь Короля, не устраивал балов и пиров на весь мир, не сорил деньгами, не шиковал и не осыпал золотом себя и близких. Он даже не мог нормально отдохнуть и побыть с семьей на выходных. Он потерял свою семью ради работы, ради страны, ради этих людей. Но они выступали против него. Они обвиняли его в том, чего он не делал. Сергей не решался их казнить, даже шпионам, передающим сведения заграницу, он не подписывал смертного приговора. Максимальный срок 25 лет говорил он. Но Ягода, Молотов, Каганович, все они удивлялись его мягкости. Они предлагали расстрелять врагов народа и западных шпионов. Но он знал, из истории, что если запустить репрессии слишком далеко, то их будет трудно остановить. Он уже прошел урок с коллективизацией. Многое получилось не так как он планировал. Теперь он не торопился, он выжидал.
Глава 30
В кремлёвском кабинете Сергей сидел за столом, перед ним лежали отчёты о триумфе пятилетки. Когда, четыре года назад он брался за первый пятилетний план, он, даже не представлял, как тяжело ему будет. Ему казалось, что за это время он постарел лет на пятнадцать. А ведь это было еще далеко не самое сложное, что ждало его впереди. Но все же. Он гордился собой. Он смог взяться за тяжелый проект в стране, которая сильно отставала от западных держав и сделать невероятный рывок к прогрессу. Индустриализация была его гордостью. Но помимо побед, было много проблем. Голод, нехватка валюты, да еще и кризис в семье.
