Читать книгу 📗 "Княжна Разумовская. Спасти Императора (СИ) - Богачева Виктория"

— Когда подписал приказ о вашем аресте, — непримиримо продолжил он.

В иных обстоятельствах я бы восхитилась его прямотой и смелостью. Требовалось немало мужества, чтобы взять на себя ответственность. Чтобы признаться в этом. Но сейчас мне хотелось сбежать из гостиной и держаться от него как можно дальше.

— Почему вы это сделали? — я с трудом пошевелила губами, вытолкнув вопрос, который следовало задать еще несколько дней назад.

Он так взглянул на меня... словно полоснул ножом прямо по сердцу. В глубине его глаз я увидела отчаянную, обнаженную тоску. Он выпрямился еще сильнее и стиснул деревянный подлокотник ладонью. Пальцы побелели от напряжения

— Я был зол, — тихо, но четко сказал князь Хованский. — Я был зол на вас за ту выходку в салоне... до того, как Серж попытался вас убить.

Я взвилась на ноги и сделала несколько шагов вперед, не очень понимая, куда я иду, что намереваюсь сделать. Прилившая к вискам кровь стучала в голове. Руки сами собой сжались в кулаки, и я вытянула их вдоль тела, прижав к пышному подолу платья, изо всех сил пытаясь обуздать охватившие меня эмоции. Их было так много!..

Подкатившая к горлу злость не позволяла дышать, душила меня, и, не задумываясь, я рванула проклятый воротник-стойку, и вырвала с мясом несколько мелких пуговиц. Жалобно звякнув, они рассыпались по дубовому паркету вокруг меня.

— Я не ищу оправдания своему поступку…

— Еще бы вы искали! — я круто развернулась к нему, и подол платья рассек воздух, обвив ноги. — Еще бы вы его искали, князь!

В моем голосе звенели слезы. Вытянувшись стрелой, я решительно приблизилась к князю, который также встал с кресла, и остановилась в шаге от него, вглядываясь в красивое, искаженное гримасой лицо.

— Как вы могли?! — разочарование кислотой обожгло язык, и я сделала глубокий вдох, пытаясь успокоиться. — Как вы могли со мной так поступить? Да, я повела себя в салоне непозволительно... но приказ о моем аресте? И как, вам стало легче после этого, князь? После того, как вы одолели бесправную девицу?

Я впилась в него ледяным взглядом. В тишине гостиной слышалось только размеренное тиканье старинных часов на стене и потрескивание поленьев в камине.

— Нет, княжна, — проронил он горько, почти обреченно. — Мне не стало легче...

Тугой комок в животе сжался еще сильнее, и я скрестила руки, обняв себя чуть ниже талии. Князь Хованский прикрыл на мгновение глаза. Я следила за ним, словно завороженная, подмечая мельчайшие изменения на лице: резче очертание скулы, проступившие на щеках жилы от того, как сильно он стискивал челюсть.

Внезапно я почувствовала опустошение. Не осталось ни гнева, ни злости, которая еще несколько минут назад вытолкнула меня из кресла. Лишь горечь, осевшая на языке, заполнившая собой все вокруг. Горечь и тоска, словно я потеряла нечто очень важное. Очень дорогое. В ушах стоял хрустальный звон; что-то разбивалось одно за другим, одно за другим...

Можно ли назвать поступок князя Хованского предательством? Наверное, нет. Могла ли я его винить? Тоже нет, ведь я даже не представляла, что тогда наговорила ему прежняя Варвара.

Но тогда почему мне было так больно, словно он все же меня предал? Почему грудь сжималась от накатывающих волна за волной рыданий, почему в животе поселилась липкая, вязкая тошнота? Почему хотелось плакать и злиться, и влепить ему пощёчину, ударить посильнее, чтобы князю тоже стало больно?!

— Третье отделение давно установило надзор за вашим братом, — вымученно заговорил мужчина. — Его образ жизни, его поведение, якшанье со всяким сбродом... — губы презрительно дернулись. — Мы искали его сообщников. За вами тоже негласно наблюдали...

— Это было до? — я невежливо его перебила.

— До чего?..

— До того, как вы с отцом договорились о нашей помолвке?

— После, — тяжело обронил он.

— Понятно, — я поджала губы. — Понятно.

Он обжег меня взглядом.

— Потом был тот салон... не стану врать, вам удалось задеть меня. Я разозлился. Я... выпил лишнего. И подписал тот проклятый приказ.

Князь Хованский говорил короткими, рубленными фразами. И теперь избегал на меня смотреть.

— Я собирался уничтожить его уже следующим утром.

— Но не сделали этого, — желчно подсказала я.

— Да, вы правы. Не сделал, — князь склонил голову, не став себя щадить. — А потом события начали набирать ход, и я о нем забыл. До утра, когда состоялась дуэль.

Он замолчал. Тиканье настенных часов стало почти невыносимым. Я чувствовала, как в душе нарастало смятение. Было так странно видеть князя Хованского таким... Я успела привыкнуть в его непогрешимости и непреклонности во всем, что касалось чести. И совсем не ожидала, что он сознается. Что расскажет правду, что найдет в себе силы.

Признание резало его сильнее всякого ножа, резало по живому. Оно далось ему нелегко; слова срывались с губ тяжелыми булыжниками и стремительно падали вниз.

Воспоминания о тех минутах, когда я позволила себе предаться глупым мечтам... когда я позволила себе думать, чтобы с князем сблизились, прожигали сердце. Горечь обмана и разочарование оседали на душе седым пеплом.

— Княжна... Варвара Алексеевна, — позвал князь негромко и... ласково?..

Я подняла голову.

— Позвольте мне все исправить. Прошу вас. Я смогу вас защитить… в том числе и от самого себя.

— Позвольте мне все исправить. Я смогу вас защитить… в том числе и от самого себя.

***

— Нужно дождаться Киру Кирилловну, — сказала я и, вновь подойдя к креслу, рухнула в него без сил.

Князь Хованский застыл на месте, лишь проводил меня взглядом.

— Для чего? — спросил настороженно.

— Для благословения, — отозвалась я без улыбки и застучала пальцами по подлокотнику, стараясь сосредоточиться. — Нужно сообщить ей, что завтра мы венчаемся.

— Так вы... — он сделал крошечную паузу, — так вы согласны?

Я нерадостно усмехнулась.

Наверное, слишком цинично для благовоспитанной девицы, но сил переживать еще и об этом у меня не было. На кончике языка крутилось множество колкостей, и потому я крепко его прикусила. Если я что-то и понимала в мужчинах, так то, что для них не было ничего хуже, чем ущемленная, уязвленная гордость. А князь Хованский был дворянином. У него была гордость, у него была честь.

И потому я не стала говорить ему, что у меня, по сути, не осталось иного выхода, кроме как согласиться на поспешную, тайную свадьбу.

Я поежилась, словно думала о чем-то постыдном.

— Да, я согласна, — обхватив ладонями плечи, я кивнула. — Только вот... только вот о нас будут судачить. Везде.

Клянусь, я увидела, как огромная тяжесть свалилась с плеч князя Хованского, когда он услышал мой ответ. Кажется, ему даже дышать стало легче, и впервые за весь вечер он свободно вдохнул полной грудью. Глаза оживились, в его взгляд вернулся деловой, цепкий прищур.

Невольно я почувствовала, как уголки губ дрогнули в улыбке. Забавно. Он и вправду думал, что я ему откажу.

— О вас уже судачат, Варвара Алексеевна, — решительным шагом он вернулся и сел в кресло напротив, повернувшись ко мне всем телом. — И обо мне. И о вашем заблудшем брате. О нас всех судачит свет.

— Это другое, — отмахнувшись, нахмурилась я. — Эти разговоры рано или поздно улягутся… В отличие от тех, что сопровождают такие поспешные, тайный свадьбы.

Теперь уже пришел черед князю Хованскому хмуриться. Он выглядел как человек, который совершенно не понимал, о чем я толкую. Проглотив раздражение, я попыталась объяснить еще раз. Следовало ведь помнить, что Варвара — благовоспитанная девица, и о грязных подробностях жизни ей знать не полагалось.

— О том, что жених и невеста... согрешили... и нужна свадьба... чтобы скрыть позор...

Ситуация казалась настолько абсурдной, что я рассердилась и покраснела от злости, но, благо, князь принял мой румянец за смущение и стыд.