Читать книгу 📗 "Смех лисы - Идиатуллин Шамиль"

— Людей найдем, не волнуйтесь. И на временной основе, и я уже про постоянную думаю, в свете предстоящего роста нагрузки — ну, вы знаете про авиаполк.

Валентина кивнула. Скорая переброска в Михайловск авиаполка из Афганистана считалась строжайшей военной тайной, говорить о которой вслух было просто неприлично, но знал ее, как предписано классикой, каждый Мальчиш-Кибальчиш района.

Коновалов продолжил:

— Соответственно, сегодня я в Калинино поеду, там интернов из Томска привезли, надо присмотреться и тех, что получше, отобрать. Можем вместе съездить. А вечерком в кино — как раз новую французскую комедию крутят, «Трое мужчин и младенец в люльке». Коллеги обещали билеты оставить.

Кто бы сомневался, подумала Валентина, давя вздох. Коновалов подбивал к ней клинья давно и разнообразно, то нежно, то дружески, то деловито, как сейчас. При этом никогда не пережимал — и вообще мужик был неплохой, невредный и разведенный. Ну и что? На Земле пять миллиардов человек, почти половина — мужики, многие наверняка неплохие, невредные и разведенные либо ни разу не женатые. Это не повод любезничать. Каждого вниманием одаривать — внималка порвется.

— Спасибо, Константин Аркадьич, — вежливо сказала Валентина, вставая.

— Я комедии не люблю, а мужчин и люлек мне уже хватило.

Она вышла из кабинета, не слушая, что Коновалов говорит вслед, и не глядя, как крутит головой, хмурится или что он там делает в знак неодобрения.

Возможно, он ничего не говорил и не делал, экономя творческие способности для следующего раза. Флаг ему в руки.

Лебедка не пригодилась, но лесная дорога впечатляла. Ее трудно было назвать даже направлением. Уазик то и дело проламывался через кусты, ухал в ямы, а на корнях, валежинах и ухабах выплясывал «Яблочко» так усердно, что экипаж машины боевой ежеминутно пробовал прорвать головами брезентовую крышу, временами громко и больно попадая и в стальную штангу рамы.

Земских комментировал аттракцион с растущим ожесточением. И Нитенко, дядька вроде предельно мягкий и к унасекомливанию подчиненных не склонный, все-таки обратился, потирая отбитую макушку, к Игорю с горячей и довольно продолжительной речью. Игорь затравленно сгорбился над рулем.

Сабитов, конечно, помалкивал.

— Вроде прибыли, — несмело сказал Игорь в разгар выступления майора.

Нитенко по инерции произнес еще несколько слов и замолчал, озираясь.

Уазик, подскочив последний раз, вырвался на обширную поляну, покрытую кустарником. Невидимая под подростом дорога вела к ржавым воротам в заборе из колючей проволоки. На воротах виднелась ржавая, но разборчивая табличка «Хода нет! Опасно!». За воротами возвышался заросший бурьяном и молодыми деревцами холм в пару человек высотой.

Игорь остановил уазик у ворот, выключил движок и отвалился на спинку, обиженно глядя в сторону. Без рева мотора и скрежета коробки и демультипликатора было удивительно тихо. Даже птицы, кажется, помалкивали.

Только листья пробормотали коротко под порывом ветра и снова притаились.

Нитенко бодро сказал:

— С другой стороны, довез, причем почти живыми, — значит, боевую задачу выполнил. Молодец, ефрейтор. Не сердись.

Игорь повел плечом, показывая, что не сердится, и надулся уже с облегчением.

Офицеры вышли из машины, разминаясь и потирая отбитые фрагменты.

Сабитов сразу прошелся вдоль забора, прицельно разглядывая холм, профиль поляны и ее открытость. Вернувшись к машине, он подтвердил:

— Точка для радара идеальная. Чуть подчистить там и там, холм подровнять — и как специально подготовленная площадка будет. Но стоял здесь явно не он. А что тогда?

— Черт его знает, — ответил Нитенко, озабоченно ощупывая поясницу. — Что-то армейское, а что именно, уже не установить. Я на хозяйстве второй год, раньше тут авиаполк ПВО стоял, а до него после Даманского чехарда была. Три, что ли, части друг друга меняли. А уж что до того было, и старожилы, как говорится, не припомнят.

Сабитов тем временем, задумчиво покачав створку ворот, раскрутил и отбросил ржавый пруток, сцепивший ее с соседней, приподнял створку, чуть переставил и скользнул сквозь образовавшуюся щель к холму.

Нитенко качнулся было следом, но, оценив размер щели и собственного живота, предпочел остаться на месте, лишь напутствовал:

— Осторожней там, на арматуру не напоритесь. Или в щель ногой запросто можно.

Земских, возясь у откинутого борта уазика, добавил:

— Ага, тут руки-ноги только так ломаются. По слухам, до войны и сразу после вокруг вообще была глухая запретка с лагерем. А радар вроде дальше стоял, на вырубке в трех километрах северо-западнее.

Сабитов сказал, проворно карабкаясь на холм:

— Это слишком далеко. Контрольный периметр размыкается, получается дыра в безопасности.

Он достиг вершины и принялся изучать окрестности с новой точки, медленно поворачиваясь на месте, будто модель радара.

Из-за деревьев офицеров с интересом изучала небольшая рыжая лиса.

Пасть ее растянулась как будто в улыбке.

Земских, не обращая особого внимания на маневры Сабитова, весело пересказал Нитенко беседу с Гордым. Нитенко, хохоча, объяснил Сабитову:

— Бич этот мечтает на самолетике прокатиться. Идея фикс просто. Причем непременно какого-то там июня, вроде как на этой неделе уже. И за это готов всему личному составу ноги мыть и воду с лица пить. Как майские проходят, так только держись: Гордый пикирует почти в ежедневном режиме. Меня, говорит, предыдущие командиры за особые заслуги раз в год катали, и как бы нам тоже об этом договориться. А я, говорит, в долгу не останусь. Представляете?

— А мне лета-ать охота, — пропел Земских. — А нам пожра-ать… Товарищ капитан! Кушать подано, садитесь жрать, пожалуйста.

Он уже проворно выставил еду и выпивку из дорожных котомок на откинутый задний борт уазика.

Сабитов, скользнув брезгливым взглядом по гастрономическому великолепию, холодно сказал:

— Благодарю, некогда. Есть смысл немедленно поискать документы, подтверждающие режим консервации. Если их не существует, надо именно здесь ставить один из радаров, и приступать как можно скорее.

Он ткнул пальцем себе под ноги.

— Да тут пол-леса в древних секретках, на каждую документов не напасешься, — добродушно заметил Нитенко. — Проверим, конечно, ничего не найдем и, засучив рукава, дружно, весело и с песня́ми примемся за работу.

Предложение совершенно правильное, верно, товарищ капитан?

— Так точно, товарищ майор, — сказал Земских. — Вот только технику у района выпросим. Своих бульдозеров мы, понятно, не держим.

— В общем, всё на контроле и на мази, — подытожил Нитенко. — А пока надо это большое дело спрыснуть.

Он двинулся к импровизированному дастархану, потирая руки.

— Если техника такая проблема, я лично этот квадрат зачищу сегодня же.

Пара ФАБ-250 у вас найдется? Прямо сейчас запрошу у округа разрешение, бомбы к Ли-2 прицеплю и сровняю тут все, — сухо сказал Сабитов.

Он сбежал с холма, выскользнул в щель между створками ворот, прошел мимо уронившего руки Нитенко и двинул к помятым зарослям, демонстрируя, что сейчас уйдет в часть пешком.

Лиса отбежала в глубь чащи и замерла там, с любопытством следя за развитием событий.

У самых кустов Сабитов остановился и повернулся, выжидая. Земских пожал плечами. Нитенко сделал вялый жест, сел на переднее место и хлопнул дверью. Земских, сплюнув, собрал края покрывала, расстеленного в качестве скатерти, завязал углы, не обращая внимания на звяканье, швырнул тюк в багажник — Игорь от звука страдальчески поморщился, — с лязгом закрыл багажник и тоже вернулся в уазик. Сабитов ровным шагом дошагал до машины и присоединился к остальным.

Обратный путь был не легче, но никто не проронил ни слова, ни оха.

Нитенко, приложившийся о стальную распорку уже виском, даже не покосился на ссутулившегося над рулем Игоря — растер ушиб, не отворачиваясь от окошка в двери.

Земских и Сабитов тоже старательно смотрели в разные стороны, как орел на царском гербе. На выезде из леса уазик миновал громкую группу подростков, скучившихся на вытоптанном пятачке: видимо, играли в монетки или ножички.