Читать книгу 📗 "Колония лжи - Терри Тери"

— Это в твоей ауре; вот тут есть какая-то тень. — Я провожу рукой за ее головой и шеей. — Если позволишь, я смогу помочь.

— Давай, — заметно нервничая, говорит она.

— Эй, расслабься; это не идет ни в какое сравнение с тем, что вы все сделали со мной после пожара. — Я держу руки позади нее, посылая пульсовые волны легкой энергии в ее ауру, в тень, пока она не уходит.

Елена улыбается.

— Блестяще. Мы могли бы тебя нанять.

— У меня вопрос, — говорит Спайк. — А ты могла бы сделать это, если бы она сказала «нет», воспротивилась?

— Не знаю.

— Ударь меня еще раз по руке, — говорит Спайк. Я закатываю глаза и подчиняюсь.

— Зачем же так сильно! А теперь попытайся сделать так, чтобы мне стало легче, но без моего сотрудничества.

На его руке действительно уже синяк, там — тоже тень. Извини, не хотела сделать тебе больно; просто не рассчитала собственную силу.

Разумеется.

Я пытаюсь различными способами повлиять на ауру Спайка; сначала — нежно, как я делала это с Еленой. Затем — прикладывая все больше и больше усилий, но в конечном счете сдаюсь, так как опасаюсь, что, надавив слишком сильно, могу причинить боль, если сломлю сопротивление.

Качаю головой.

— Нет, не получается. Позволишь теперь мне попробовать без блокировки с твоей стороны?

— Валяй.

На сей раз сопротивления нет: легкая подстройка успокаивает его ауру, боль в руке уходит.

— Прекрасная работа, — хвалит Спайк.

— Конечно, это не все, что вы можете делать с аурами, — замечает Алекс. — Вы можете использовать их против других.

Он смотрит на меня.

— Что ты имеешь в виду? — спрашивает Елена.

— Для самозащиты, — негромко отвечаю я.

— Или нападения, — добавляет Алекс.

— Как? — интересуется Спайк, но я не хочу рассказывать, что сделала.

— Может быть, им нужно узнать, — говорит Алекс, когда я не отвечаю. — Чтобы спасти себя или друг друга.

Я понимаю, что он прав, но все же…

— Покажи им, — настаивает Алекс.

Я соединяю их с моей памятью: пятеро мужчин бегут на нас с огнеметами, Алекс у меня за спиной отчаянно рвет провода, пытаясь открыть дверь. Я врываюсь в ауры первых двух-трех, с силой бью в цвета вокруг сердец, и они тут же падают на землю. Сердца останавливаются. Нападавшие мертвы. Я смотрю вниз, на пол — не хочу встречаться с их взглядами, видеть их ауры, боюсь почувствовать их отношение к увиденному.

— Ты сделала то, что должна была сделать, — говорит Спайк.

— Да, — соглашается с ним Беатрис.

Я поднимаю на нее глаза. Она шокирована, они все шокированы, но никто не произносит слово «убийца», звучавшее у меня в голове всю ту ночь.

— Покажи еще раз, — просит Елена, и в ее голосе слышится сталь. — Если кто-нибудь придет сюда с огнеметом, я хочу быть уверена, что сделаю все правильно.

И какое-то время я учу их убивать.

6

Вскоре после этого удаляюсь, как обычно, к книгам. Библиотека Алекса — это пещера Аладдина. Она огромная, со стеллажами вдоль каждой стены. Потолки такие высокие, что для верхних полок тут есть лестница, и я просматриваю все — читаю названия, трогаю переплеты, вдыхаю запах страниц, — старые и новые, по всем предметам, какие только могу вообразить.

Что я хочу почитать?

Все, что мы способны делать — по крайней мере, в моем представлении, — похоже, связано с волнами: волнами энергии, цвета и звука, волнами того, из чего складываются ауры или голоса, как назвал это Первый, возглавлявший на Шетлендах подземный исследовательский институт. Это слово, Vox, которое я, к собственному удивлению, использовала сегодня сама не знаю почему, обычно приходит в голову, когда я думаю об ауре.

Человеческие ауры — самые яркие, особенно ауры выживших, но ими обладают все живые существа и даже неодушевленные предметы, вроде звезд.

Исключение только Келли: из тех, с кем я когда-либо пересекалась, она единственная, у кого вообще нет никакой ауры.

Ученые и врачи, похоже, стараются понять, возможно ли, что заболевание может быть вызвано физическим агентом, а не агентом биологическим, вроде бактерии или вируса. Может быть, явление связано не столько с биологией, сколько с физикой?

Внутри меня скребется чувство, что, хотя нужные ответы и могут иметь самые серьезные последствия, в действительности они незначительны и бесконечно малы. Мы были заражены частицами антиматерии гораздо меньшими, нежели атомы. И когда я проникала внутрь себя, чтобы вылечиться, то сосредотачивалась сначала на молекулах, затем на атомах, а потом на частицах. Самые маленькие, самые крошечные из них, ставшие волнами, я могу использовать для самоврачевания. Не так ли все происходит, когда я воздействую на чужую ауру с целью устранить дефект, причинить ущерб или поговорить с кем-то напрямую мысленно?

Я набираю целую охапку книжек по физике, опускаюсь в кресло и открываю первую. Мне нужна квантовая физика, и этот текст начинается с теории «большого взрыва», произошедшего в незапамятные времена, высвободившего равные количества материи и антиматерии и создавшего расширяющуюся вселенную. Мне бы следовало взять другую книгу, но я уже не могу оторваться от чтения. Всю эту ерунду мы — пусть, конечно, и поверхностно — изучали в школе на уроках физики, но читать это сейчас на более высоком уровне и понимать так, как я не могла понимать раньше, занятие захватывающее. Что-то вроде научной фантастики: антиматерия плюс материя дают в сумме большой взрыв, и обе перестают существовать. Тогда как же мы ходим и говорим, если внутри каждого из нас антиматерия, словно тикающая бомба?

А на вселенском уровне как что-то вообще существует? Порожденные большим взрывом материя и антиматерия должны были взорвать одна другую так, что ничего бы не осталось, и почему этого не произошло, никто толком не знает. По какой-то причине материя победила. Чему мы — и наша основанная на материи вселенная — и являемся подтверждением.

Вселенная продолжает расширяться, хотя и не должна бы. Вся материя во вселенной не создает достаточной силы тяжести, чтобы эта самая вселенная вела себя так, как ведет. Не зная ответа, физики придумали объяснение: должно быть, материи существенно больше, но, кроме обычной, есть такая материя, которую невозможно ни увидеть, ни почувствовать, ни измерить, но которая должна где-то быть, если физические законы поняты правильно. А поскольку ученые обладают чувством юмора, они называют эту изобретенную ими невидимую материю темной материей.

Но что, если физические законы поняты неверно?

У этих физиков, должно быть, чертовски большое самомнение.

В библиотеку забредают Спайк и Беатрис, но я едва их замечаю. Спайк вскоре уже на другой стороне комнаты с собственной стопкой книг, Беатрис же устраивается рядом со мной.

Она зевает, и я смотрю на нее, на секунду отрываясь от книги.

Улыбаюсь, когда вижу, что она взяла «Гарри Поттера». Неужели нашла это здесь, в библиотеке Алекса?

— Уже поздно. Может, тебе пора немного поспать? — говорю я.

— Наверное.

Она захлопывает книгу, но не отводит от меня немигающего взгляда. Тихая, спокойная, сосредоточенная — когда она такая, то уже совсем не похожа на ребенка.

— Оливия, — говорит она наконец.

— Что?

— Моя лучшая подруга — ее звали Оливия. Она умерла, как и все остальные. В школе мне больше всего нравилось чтение. И пурпурный.

Лучшая подруга — любимый предмет — любимый цвет: то, о чем Беатрис упоминала раньше, когда я сказала, что хотела бы больше знать о каждом.

— А мою — Иона. Естественные науки. И зеленовато-голубой, как тропическое море.

— А эта твоя Иона, с ней все хорошо?

— Не знаю, — говорю я с некоторой озабоченностью. — Вроде бы да, по крайней мере, так было в последний раз, когда я с ней связывалась, но с тех пор, если честно, прошла вечность. Поверить не могу, что я о ней так долго не вспоминала.

— Надо узнать.

— Да, так и сделаю. Спасибо, что напомнила, Беатрис.