Читать книгу 📗 "Колония лжи - Терри Тери"

— Тебе это не снится. Круто, да? — говорит Спайк.

— Как мы убежали?

Алекс проходит в комнату, берет стул у окна, придвигает его поближе ко мне и садится.

— Я и так уже планировал вытащить всех вас оттуда и привести сюда, но охотники на ведьм обнаружили нас раньше. Этот отряд охотников на выживших — «Стражи», как они себя называют, — они каким-то образом узнали, где вы содержитесь, и напали на центр.

Я обвожу взглядом всех в этой комнате — их так немного!

— Только мы и остались?

— Да. Мы единственные, кто выбрался.

Боль хватает меня за горло. Эми… мы оставили ее умирать в постели, как и всех остальных, тех, кто не отозвался на зов Алекса. Неужели они теперь такие, как Келли, — и не живые, и не мертвые? Если и так, то не похоже, чтобы они последовали сюда за нами. На глаза накатываются слезы; я все еще не могу понять, почему это случилось.

— Но почему они напали на нас? Не понимаю. Запертые там, мы не представляли для них никакой опасности, так зачем было нас искать? Они ведь сильно рисковали, разве нет?

Алекс пожимает плечами.

— Скорее всего они искали вас из-за страха и предубеждений, а не только из-за угрозы эпидемии. Их пугало, что мы не такие, пугало, что мы можем делать и видеть то, чего не могут они. И слухов о том, что мы можем, становилось все больше и больше, что не могло их не тревожить, в том числе и самых абсурдных и невероятных слухов — они искренне верят, что мы демоны и ведьмы. И вообще уже не люди.

— Но как они нас нашли? Тот объект был секретным, даже нам не говорили, где он находится.

— Не знаю, — отвечает он. — Полагаю, кто-то из работавших там мог проболтаться, случайно или намеренно.

— А здесь они нас найдут?

— Нет. Никто не знает о том, что мы здесь, — говорит Алекс. — Они полагают, что мы погибли вместе с другими во время нападения, и мы удостоверились, что за нами никто сюда не последовал. Даже если они узнают, что мы выбрались, и как-то выяснят, куда направились, едва ли они придут сюда — с учетом последних событий дом находится теперь в глубине карантинной зоны.

— Почему? Как это произошло? Что случилось?

Алекс бросает взгляд на Елену; они о чем-то переговариваются между собой, но я хочу знать, и хочу знать сейчас же.

— Скажите мне, что я пропустила, — настойчиво повторяю я.

— Мне сказали, что после всего пережитого тобой я не должен сообщать тебе плохие новости, но если я не объясню сейчас, ты начнешь беспокоиться. Границы зон были прорваны: сначала — в Глазго, а теперь эпидемия разразилась еще и в Лондоне.

Я резко втягиваю в себя воздух и качаю головой — не хочу, не могу принимать его слова, но чувствую, что он говорит правду. Несмотря на опустошения от эпидемии, которые я уже видела в Шотландии, пока от нее был свободен Лондон, надежда на то, что с эпидемией удастся справиться, еще оставалась, и вот теперь эта надежда начала ускользать. Если эпидемией окажется охвачена вся страна, останутся лишь те, кто обладает иммунитетом, и выжившие — такие, как и мы.

И Алекс.

— Вы же ведь тоже выживший, то есть один из нас, так? — говорю я.

— Извини, что не сказал вам об этом, но я не мог рисковать. Если бы об этом прознали, я оказался бы запертым вместе со всеми вами, и тогда надеяться нам было бы не на что.

— То есть об этом там вообще никто не знал?

— Никто. Ни в правительстве, ни в руководстве центра никто не имел об этом ни малейшего представления.

— Но как вам удавалось хранить это в тайне прямо у них под носом?

— Лучший способ спрятать что-то — держать это на самом видном месте.

Он усмехается, и остальные, похоже, согласны с ним, но я все еще не могу понять, как ему это удалось: всех остальных они идентифицировали без труда, разве нет?

— Вот и хорошо, — говорит с улыбкой Елена. — Иначе никого из нас здесь бы сейчас не было.

— К счастью, я был один, когда болел, — говорит Алекс, — поэтому никто и не знал, что я — выживший. В первые дни эпидемии в Эдинбурге царил настоящий хаос, и сканирование тогда еще не проводили. А когда начали, у меня уже был знак иммунитета.

Он поднимает руку, демонстрируя вытатуированную на обратной стороне ладони «I». Я такую уже видела.

— Но почему вы собирались помочь нам выбраться оттуда до нападения? Мы — переносчики. Нас следовало бы держать взаперти.

— Этот дом находится внутри карантинной зоны, и здесь уже никого не осталось: мы и сами тут в безопасности, и для других не представляем угрозы. Но правительство ошибается, полагая, что выживших можно изучать как образцы. Они думают, что мы представляем проблему; что если они смогут понять, как деконтаминировать нас, то эпидемия закончится. Но мы им нужны. Мы не проблема, мы эволюция. С нашими способностями и интеллектуальной мощью, мы представляем собой лучшую надежду человечества на то, что со стоящими перед ним проблемами — в том числе и с эпидемией — удастся справиться. Вместе мы можем это сделать; можем показать им.

Алекс говорит страстно, убедительно; заметно, что он во все это верит. И все равно у меня возникает тревожное ощущение, что он недоговаривает, умалчивает о чем-то, касающемся того, как он стал выжившим. Но что это может быть, я не знаю.

Остальные верят ему, я вижу это в их аурах, верят, что прóклятые могут стать спасителями. Что они могут всё изменить.

Может ли так быть на самом деле? Мне хочется в это верить.

Я скрываю свои мысли. Кто такой Алекс на самом деле? Его глаза встречаются с моими, и мне становится не по себе — чувство такое, что он знает, о чем я думаю, несмотря на все мои ментальные барьеры. Есть в нем что-то, и дело не только в том, какой он высокий, не только в том, как он держится. Он умеет притягивать к себе людей — когда говорит, его хочется слушать. Но он также умеет хранить секреты, и он тот, с кем рассталась моя мать. Она не просто порвала с ним, она сбежала от него, не сообщив, что беременна мною, его дочерью. Она не верила ему, как не верил ему и Кай — а это два человека, чьи мнения для меня значат больше любых других.

И все же Алекс рискнул жизнью и вернулся за Спайком, когда я не захотела уходить без него; ему как-то удалось вытащить оттуда нас обоих, когда меня ранило. Я обвожу комнату взглядом, смотрю еще и на Беатрис с Еленой: он спас всех нас.

А мы не знали о нем самого главного, мы так и не разглядели его, не поняли, что он один из нас. Может, Кай и мама тоже ошибались насчет него?

Я лежу в постели, уставившись в потолок. Я убедила всех, что нуждаюсь в отдыхе, хотя физически, похоже, я сейчас более или менее в норме. Мне просто нужно было… даже не знаю… все обдумать и побыть в одиночестве.

Ну, если, конечно, не считать Чемберлена, который все еще урчит, закрыв глаза и растянувшись наполовину на мне, наполовину — на кровати. Он был котом домработницы Алекса, как мне сказали, и решил, что я его новая хозяйка, когда мы явились сюда несколькими днями ранее. Судя по всему, его тип хозяина — тот, кто валяется целый день в постели. Я запускаю руку в его мягкую шерсть, а мысли скачут и скачут.

Так много всего случилось — и до, и после того, как меня ранило, — так много всего я пропустила, скрываясь в стране грез, пока болела и выздоравливала.

Преследователи, огонь… моя транспортировка, когда я была не в состоянии сама решить, стоит ли перебираться сюда. И самое главное: можно ли доверять Алексу?

Но как ни прокручиваю я все это в голове, прямо сейчас ответа на этот вопрос дать не могу. Я не могу не принимать в расчет действия Алекса, основываясь на мнении мамы и Кая, которые знали его до меня. Теперь он выживший, как и мы; он изменился, как и все мы, но как именно изменился, я все еще не могу понять. И он спас нас. Если бы не он, мы все бы были мертвы. Я не стану верить ему слепо и не доверять ему тоже не стану. Мое мнение о нем будет основываться на его словах и поступках, на том, как они отражаются на его ауре и какого я о них мнения. Это лучшее, что я могу сделать. Но я не скажу ему или кому-либо еще, что он мой отец, по крайней мере, пока не скажу. Мама не хотела, чтобы он это знал; этого для меня вполне достаточно. Пока что я буду уважать ее желание.