Читать книгу 📗 "Колония лжи - Терри Тери"

Догадаться, о чем он думает, невозможно: на его лице отстраненно-задумчивое выражение.

Что на самом деле ему известно? Многое ли он знает?

Я закрываю свои мысли. На Шетленды мы с Каем отправились из-за Келли, дочери Алекса. Его второй дочери. Она была одной из подопытных в подземной лаборатории, и именно там ее инфицировали. Как и все мы, Келли выжила. Ее сожгли, и она стала такой, какая есть: невидимой и немой для всех, кроме меня.

Я обвожу взглядом Елену, Беатрис, Спайка. Все собранны, все внимательно смотрят на Алекса, хотят понять и во всем разобраться.

Не допускаю ли я ошибку, умалчивая о Келли, не рассказывая им о ней? И особенно держа ее историю в тайне от Алекса?

Между тем он начинает объяснять то, что ему известно о причинах эпидемии, и рассказывает об ускорителе частиц на Шетлендах. Его взгляд переходит с одного из нас на другого, останавливается на мне, и я вижу в его глазах проблеск узнавания, как будто он знает что-то такое, чего не знаю я.

Когда он спросит, должна ли я сказать?

Может быть. Но пока пусть о Келли не знает никто, кроме тех, кто уже знает.

Потом Алекс предлагает нам еще раз просмотреть всю собранную им информацию об эпидемии и ее распространении, сосредоточившись на том, что более всего интересно каждому, постараться по-новому, креативно, взглянуть на оставшиеся вопросы и тайны и подвести итоги. А потом мы снова соберемся вместе, поделимся открытиями и обсудим итоги.

Что я сама больше всего хотела бы знать?

Как влияет на людей антиматерия? Почему люди заболевают? Что с ними происходит? Может быть, если я буду знать ответы на эти вопросы, то смогу понять, что в нас происходит по-разному? Я читаю и читаю все, что попадается под руку, и все, что есть по этой теме у Алекса, — в интернете и библиотеке.

В конце концов я прихожу к двум выводам.

В том, что люди умирают, есть свой смысл.

В том, что мы выжили, смысла нет. Никакого.

Снова и снова меня влечет самое-самое большое и самое-самое маленькое. Уверена, ответ где-то там, за пределами обычного восприятия.

В конце концов, мы ненормальные.

9

Когда мы снова собираемся вместе, я едва ли не разрываюсь от желания высказаться.

— Можно мне первой?

Алекс кивает.

— Я думала о том, что происходит с людьми, когда они заболевают. Материя и антиматерия сосуществовать не могут, так что когда человек инфицируется антиматерией, она распространяется по всему организму. При встрече частицы антиматерии с частицей материи они взрываются и взаимоуничтожаются. Так продолжается до тех пор, пока от антиматерии не остается ничего. Но человек к тому времени умирает.

Таким образом, непонятными остаются два пункта. Если по смерти человека антиматерия уничтожается, то с чего вообще возникает эпидемия? Логично предположить, что она должна прекратиться, когда антиматерия расходуется полностью и заканчивается. И второй пункт: как выжившие, вроде нас, проходят это состояние? Почему мы не умираем?

Рассмотрим сначала вопрос о выживании.

Например, мы ввели дозу антиматерии… Спайку.

Он заболевает в тяжелой форме, испытывает сильнейшую боль. Однако вместо того, чтобы умереть, как большинство людей, он начинает выздоравливать. И не просто выздоравливать. У него резко и кардинально улучшается функция мозга и появляются способности, которых не было раньше. В результате инфекция не убивает его, но меняет.

Но как?

Потом я подумала о еще одной загадке, связанной с антиматерией. Согласно теории «большого взрыва», количество образовавшейся материи равнялось количеству образовавшейся антиматерии. При таком положении материя и антиматерия должны были бы уничтожить друг друга до полного исчезновения. Этого не случилось, и мы каким-то образом оказались во вселенной, основанной на материи. Почему? Есть ли какая-то причина, почему и тогда, и сейчас материя предпочтительнее антиматерии.

— Ты уподобляешь инфицированное антиматерией человеческое тело эволюционным процессам вселенского масштаба? — говорит Алекс. — Интересно.

Я пожимаю плечами.

— В случае с эпидемией мы говорим о физической сущности — антиматерии. Почему бы не вернуться к большому взрыву, тому моменту, когда материя и антиматерия перемешались?

Но давайте рассмотрим первый вопрос: откуда вообще взялась эпидемия? Она должна быть самоограничивающейся. После взрыва материи и антиматерии последней не осталось, так?

Но вы сканируете выжившего на антиматерию и — бинго! Есть. Вот только найти и локализовать ее невозможно. Она вроде бы и есть, но невидима.

Не поэтому ли мы заразны? Но если антиматерия присутствует внутри нас, то почему она не взрывается при столкновении с материей? Почему больные не-выжившие распространяют болезнь так, словно где-то есть неисчерпаемые запасы антиматерии, которая не взрывается до полного исчезновения? Эпидемия должна быть самоограничивающейся. Почему этого не происходит? Почему она не останавливается?

Я сажусь.

— А ответ ты нам не скажешь? — лукаво подмигивает Спайк.

— У меня его нет.

— Итак, если коротко, есть антиматерия, которая должна убивать, но не убивает, и которая присутствует, но при этом невидима, — подытоживает Спайк.

— Да, — отвечаю я. — И смысла во всем этом примерно столько же, сколько и в существовании вселенной, которая должна была взорваться еще до того, как началась.

— Ну не занятно ли? — Алекс похож на ребенка в кондитерской, который никак не может выбрать лучшее лакомство. — Вот потому-то умники-врачи и ученые решили, что выжившие должны быть заразными: разве внутри них не находится то, от чего люди заболевают? Кроме того, были и отдельные, не связанные между собой свидетельства: маршруты передвижения некоторых выживших, совпадавшие с распространением болезни. Но что, если они ошибаются и связь здесь не столь очевидна?

— Некоторых выживших? И скольких же они проследили? — спрашивает Елена.

— Мне известно только об одном. — Алекс бросает взгляд в мою сторону; всю информацию обо мне он получил, должно быть, из файлов ВВС. Но их могло быть и больше. — Он пожимает плечами.

— Что? Вы шутите, — говорит Елена. — Нас заключили под стражу на основании таких вот доказательств? Сканирование показывает антиматерию, по следу одного выжившего идет болезнь — и это все?

— Ну, связь не настолько жесткая.

— Мы можем сделать с этим что-то, — говорит Елена. — Прямо сейчас. Нас здесь пятеро выживших. Пусть каждый скажет мне, где он был, когда заболел, и где находился потом, от пункта заражения до… э… базы ВВС — по дням, по часам, с указанием времени смены местонахождения. А потом сравним эту информацию с временной картой распространения заболевания в тех же самых районах.

— В файлах центра вполне достаточно информации о других, — говорит Алекс. — Можете проверить их и воспользоваться приведенными там данными.

— Хорошо. Нас там было двадцать три… — Елена смотрит на Алекса, — двадцать четыре выживших.

Подаем информацию Елене на стол. Некоторые затягивают, пытаясь вспомнить что-то, но у меня с этим проблем нет: все места и даты четко отпечатались в памяти, начиная с того момента, когда я осознала, что являюсь носителем, потому что куда бы я потом ни пошла, смерть следовала за мной повсюду с отставанием на несколько часов.

Уже поздно, но Елена хочет начать прямо сейчас. Алекс остается, чтобы помочь ей с файлами, а остальные отправляются спать.

Не могу отключиться. Не могу не думать.

Материя и антиматерия. Неизбежная аннигиляция. Почему она не случилась?

Голова идет кругом, но я никак не могу остановиться на чем-то одном, эта загадка не дает мне покоя.

Ответ должен быть внутри нас. Внутри меня. Должен быть. Чем бы оно ни было, сканирование его не показывает. По крайней мере, не показывает того, что можно было бы интерпретировать — оно слишком мало.