Читать книгу 📗 "Странная погода - Хилл Джо"

– У нее вибратор есть. Он и отсос на мой член – все это срабатывает. Вот это – любовь. В особенности когда для нее это не столько секс, сколько прочистка засора в трубе. – Джим рассмеялся, но смех сразу перешел в натужный, хрипящий кашель. – Иисусе, а все куренье, етить его мать!

Келлауэй взял бутылку виски с колен Джима:

– Я стаканы принесу.

Ударом распахнул сетчатую дверь и оказался на кухне, где за столом сидела Мэри, худенькая (кожа да кости) женщина с глубокими морщинами вокруг рта и волосами, когда-то пышными и блестящими, каштановыми, но с тех пор давно поредевшими и обретшими мышиный оттенок. Она отстукивала эсэмэску и головы не подняла. Мусорное ведро было полно до краев, сверху лежал взрослый памперс, а в кухне стоял смрадный запах испражнений. Мухи жужжали и над мусором, и над лимонным тортом на столе.

– Я тебе стакан виски налью за кусок торта.

– Продано, – бросила она.

Он пошарил в шкафчике на стене, нашел несколько кофейных чашечек. Налил в одну на палец виски и сел рядом с хозяйкой. Когда наклонился, усаживаясь, заметил, как в эсэмэску она вбила целый рядок сердечек.

– А где фургон? – спросил.

– Забрали.

– Что значит – забрали?

– Мы полгода тянем с выплатами, – пояснила Мэри.

– А как же ветеранское пособие?

– Он потратил его на другие нужды.

– Какие другие нужды?

– Одной из них он в данный момент на курок жмет. – Снова раздались выстрелы. Оба на кухне слушали, пока стрельба не прекратилась. Мэри вздохнула:

– Ему больше по душе одну из своих игрушек дрючить, чем меня.

– Прелестная мысль, Мэри. Хочу спасибо сказать, что ты такой образ мне в башку вбила.

– Знаешь, может, если б он одну-две из них продал, так у нас в гостиной и окна были бы вместо дыр в стенах. Прелесть, должно быть. Жить в доме с окнами.

Келлауэй отрезал два куска торта. Отрезая, склонился еще раз заглянуть в ее телефон. Она на него не взглянула, зато телефон перевернула так, что экран уткнулся в стол.

– Джим уже кусок съел утром. Ему еще один не нужен.

– Нет?

– Вес у него лишний и диабет, ему и первый-то кусок ни к чему был. – У Мэри был усталый вид, темные круги под глазами.

– Как же вы без фургона-то обходитесь? – спросил он.

– Есть приятели с моей работы, которые не прочь помочь с поездками.

– Вот, значит, кому ты сейчас эсэмэску отправляла? Приятель с работы?

Мэри подняла голову, поймала его взгляд своими потухшими кроткими глазами.

– Как твой малец-то? Привыкает видеться с отцом только в определенное судом время и под надзором? Для вас обоих небось ни то ни се. Прям семейные свидания в тюрьме.

Келлауэй положил кусок торта на тарелочку для Джима и еще один – на тарелочку для себя и вышел, зажав кружки под одной мышкой, а виски – под другой.

Установив одну тарелочку Джиму на левое колено, отобрал у него оружие. Стал заталкивать патроны в обойму, пока Джим руками ел торт. Когда-то Джим был мужчина крупный, даже в армии, но в те времена крупным его делали грудь и плечи. Теперь же дородность свою он носил вокруг пояса, а его толстое круглое лицо морщинилось, покрылось мелкими оспинками.

В глубине двора стоял расщепленный, покачивающийся забор из деревянных плашек с прикрепленными к ним мишенями: Барак Обама в виде зомби, Усама бен Ладен в виде зомби и увеличенная фотография Дика Чейни [42]. Выражаясь политическим языком, Джим Хёрст был человеком, любившим распределять свое презрение в равных долях между всеми вовлеченными сторонами.

– Ты и впрямь купил этот пистолет для себя? – спросил Келлауэй, взвешивая рукой оружие. – На шприц смахивает. Что стряслось с этой рукояткой?

– Ты б лучше стрельнул из него сперва, а уж потом лаялся.

Пистолет был до того мал, что почти исчез в его руке. Келлауэй поднял его, прицелился и увидел зеленое пятнышко, ходившее по лбу Барака Обамы.

– Когда это тебя потянуло заняться этой бондовщиной? – спросил Келлауэй.

– А я всегда торчал от этой муры про Джеймса Бонда. Лазерные прицелы, зажигательные пули. Мечтаю о будущем с толковым оружием, если только Национальная стрелковая ассоциация позволит нам его иметь. Мне хотелось бы иметь пистолет, который знает меня по имени, знает, какой кофе я предпочитаю. Кому такого не хочется?

– Мне, – произнес Келлауэй и выстрелил. Одну пулю он влепил Обаме в левый глаз, еще одну в лоб, одну в рот зомби бен Ладана, две – Дику Чейни в район сердца. – Я Роджера Мура [43] на Брюса Уиллиса в любое время сменяю. Не нужен мне пистолет с лазерным лучом и британским акцентом. Мне нужно оружие, говорящее по-американски, у которого и вид такой, будто его сделали, чтобы школьные автобусы дырявить.

– Зачем тебе понадобилось школьные автобусы насквозь пробивать?

– Знал бы ты, что за детки у моего соседа, ты бы понял.

Он обменял пистолет на стакан с виски, сделал глоток. Отдало подслащенной ванилью и прошло, как керосин, воспламенив глотку, вызвало в нем ощущение готовности взорваться – только и ждал кого-нибудь выдернуть чеку.

– Мэри не в настроении, – заметил он.

– Мэри всегда не в настроении, – буркнул Джим и отмахнулся от пелены в воздухе, мигая покрасневшими глазами и слабо покашливая. Просто ли это от курения, подумалось Келлауэю, или он простудился малость. – В субботу вечером ее допоздна не было, а у меня писюшник переполнился, трубку прорвало, портки обмочило.

Келлауэй на это сочувствия не проявил:

– Ты что, сам себе писюшник не можешь поменять?

– Забыл проверить. За меня это Мэри делает. Но она уехала нажраться вхлам с подружками на пятничную веселуху. Им нравится собираться на выходные и мужиков своих грязью мазать. Я так полагаю, Мэри грязи вывалила побольше всех. Подружки ее могут пожаловаться, что их мало окучивают, но никому из их мужиков не нужна натяжная гидромашинка, чтоб хоть на тридцать секунд колом встал. – Он размеренно перезаряжал обойму. – Я сижу там в моче, а она возвращается и начинает долдонить мне про деньги, про то, как ее кредитная карточка не принимается. Будто на меня и без того мало вылилось.

– Да-а. Она говорила там, в доме. Хочет, чтобы ты кое-что из своего оружия продал.

– Будто мне за них что-нибудь дадут. Все продают оружие в Интернете. Оно у них дешевле стали, из какой они сделаны.

– У тебя есть что-то, от чего тебе хочется избавиться? Такое, я имею в виду, что можно иметь, не посрамив себя как американца. Не такой пистолетик, из какого, ты чуешь, стрелять можно, оттопырив мизинчик, будто он чашка с чаем, а ты сидишь и всякое терпение теряешь с королевой.

Джим поднял кофейную чашечку, полную виски, держа ее под губой, не отпивая.

– Тебе хочется ощутить себя стрелком-ковбоем? Есть у меня «супермагнум» 44-го калибра, который в по несчастью выбранной тобой мишени дыру проделает с кочан капусты.

– Может, что-то малость поменьше.

Джим отхлебнул прилично, проглотил, кашлянул в кулак нутряным, лающим кашлем.

– Есть кое-что. Можем договориться, полагаю. У меня на душе полегчает, если тебе захотелось что-то из старья за несколько баксов.

– Джим, – сказал Келлауэй, – я не смогу пройти проверку данных. Висит надо мной этот судебный запрет. Адвокат этой сучки в суде меня в порошок сотрет.

– Слышь, ты мне не говорил – я не спрашивал. Мне проверка данных ни к чему. Я не торговец оружием. Я в беду не попаду. Ты – можешь, а я нет. – Джим тронул рычажок на правой ручке каталки. Кресло наполовину развернулось под завывание движка. Потом Джим остановился и уставился темным, почти враждебным взглядом в лицо Келлауэя.

– Оружие я тебе продам, но ты должен в одном поклясться.

– Да ну? И в чем же.

– Если решишь уйти в убойный запой, – выговорил Джим Хёрст, – дай слово, что начнешь с меня.

6 июля 2013 г.

9 час. 38 мин.