Читать книгу 📗 "Развод. (не)фиктивная любовь (СИ) - Стоун Ева"
Он где-то далеко в своих мыслях, и я ему не завидую, потому что каким бы человеком ни был Грозовой-старший — он его отец. А даже плохих родителей любят.
— Зачем?
— Он хотел увидеть внучку.
— Ты права, — подумав, кивает он. — Тогда собери её и собирайся сама. Времени у нас немного.
Делаю всё, как и договаривались. Сара — послушная девочка и без проблем соглашается поехать проведать дедушку, которого никогда не видела.
Время тянется непозволительно медленно, словно пытка. Врачи, ухаживающие за свёкром, регулярно звонят Артуру, отчитываясь о состоянии отца.
Время у нас ещё есть, но немного, потому что он увядает на глазах.
Подойдя к кровати дедушки — а свои последние минуты он проводит дома, в своей спальне, которая пусть отдалённо, но напоминает медицинскую палату, — Сара вручает дедушке рисунок, который нарисовала, сидя на заднем сиденье машины.
Старик принимает у неё картинку, гладит внучку по голове. А потом переводит взгляд на меня.
Причём какой. По силе ничем не уступающий взгляду Артура в лесу. Если глубоко больной человек может смотреть на тебя с такой силой, то его внутренней энергии можно только позавидовать.
Грозового-старшего подводит больное тело, но никак не разум.
Ласково поговорив с Сарой, он отпускает её и подзывает к своей постели меня. Артур выводит дочь за двери, проводив меня долгим взглядом. Мол, если что он рядом.
— Марьяна, подойди ко мне, — слабой рукой свёкор подзывает меня, и я подчиняюсь.
В это мгновение собственные проблемы кажутся какими-то мелочными — ведь пока ты жив, можно исправить всё. Ну или почти всё.
— Я…
— Ничего не говори мне, дочка, — свёкор прикрывает веки. — Говорить буду я. Скажу коротко.
Его губы дрожат, как у столетнего старика, он медленно и шумно дышит.
— Бумаги в сейфе. Код от замка — день рождения Сары. Прости меня.
Глава 18. Поцелуй
Похороны Грозового-старшего и траур повлияли на меня сильнее, чем я думала. Какой бы ни была моя с ним история — умер больной, немощный старик.
И, возможно, это прозвучит старомодно — но я верю в уважение к старшим (воспитана так), особенно к тем, кто прожил долгую жизнь и ушёл в почтенном возрасте.
И вот пока я слонялась за Артуром словно тень — ведь статус жены обязывал — он, несмотря на то что тяжёлая потеря легла именно на его плечи, вёл себя как подобает.
Не подберу лучшего сравнения. Он организовал всё от и до и сделал это качественно, отдав усопшему отцу должное уважение.
Правда, вместе с произошедшим он окончательно лишился сна. Я знала об этом, потому что всю ночь он вертелся в постели, окружающие могли это заметить по залёгшим под глазами чёрным кругам.
Сегодня мы находимся в доме покойного свёкра. Артур попросил меня вместе с ним собрать некоторые вещи, а я настолько растерялась от его предложения, что даже не помню, зачем именно мы здесь.
— Держи, — протягиваю ему сэндвич, на который он смотрит без малейшего интереса. — Я знаю, что ты ничего не ел. Причём давно.
Ещё дома я быстро собрала нам еды с собой.
— Спасибо, Марьяна, — мазнув по мне незаинтересованным взглядом, он отворачивается обратно к рабочему столу своего отца. — Я не голоден.
— Верю. Но поесть надо, даже если ты будешь делать это через силу, — не отстаю.
— Что ты делаешь? — устало спрашивает он и трёт красные от отсутствия сна на протяжении нескольких дней глаза
— Отрабатываю зарплату жены, — не знаю, что толкает меня на эту шутку.
И она оказывается удачной, потому что вызывает не только мой тихий смех, но и призрак улыбки на губах Грозового.
— И ещё: я хотела сказать спасибо, — втягиваю воздух, что кажется морозным, потому что я никогда и ни за что не благодарю мужа.
На похоронах ко мне через толпу подошёл Молчанов. Артур молча заслонил меня собой, так и не дав отцу со мной заговорить. А тот хотел, я видела, какой взгляд он бросил на Грозового, когда тот задвинул меня себе за спину, а потом опекающе приобнял.
Я запомнила этот его поступок с благодарностью, правда, так и не поняла, как его интерпретировать.
— За то, что не дал Молчанову подойти ко мне.
Когда я говорю это, лицо Артура немного разглаживается, словно ему приятно слышать мои слова. Но я от этих мыслей моментально отмахиваюсь.
— Ты планируешь дальше с ним общаться? — глядя на меня внимательным взглядом исподлобья, спрашивает Артур.
Немного поразмыслив и шумно вздохнув, отвечаю:
— Что касается моего биологического отца, я никаких иллюзий не питаю, и в моих планах — окончательно разорвать с ним отношения. Люди не меняются, — когда я говорю это, взгляд Грозового, что и так был сфокусирован на мне, меняется, словно мои слова произвели эффект.
Впрочем, мне не до этого.
Во время недолгого перекуса приготовленными мною сэндвичами мы молчим. Артур находится у стола своего отца, я же обхаживаю кабинет Грозового-старшего.
Не зря говорят, что место хранит энергетику своего хозяина. Интересно, каково находиться здесь Артуру, ведь если энергию его отца ощущаю я — то он должен чувствовать её и подавно.
Из-за этого мне хочется поторопить его, а потом я понимаю, что это вполне, возможно, ценные моменты для него.
Я убеждаюсь в своей догадке, когда он достаёт из ящика фотоальбом и начинает медленно его пролистывать. На снимках — сам маленький Артур и Сара. Я замечаю, насколько он задерживает взгляд на каждой фотографии, и, видимо, глубоко о чём-то думает.
Я подхожу к нему сзади, когда он сидит на стуле. Руки сами тянутся к его широким, напряжённым до невозможного плечам.
И я делаю это — медленно опускаю на них свои ладони, слегка надавливая кончиками пальцев.
Грозовой моментально напрягается, но не оборачивается:
— Что ты делаешь?
У меня нет ответа на этот вопрос, и быструю ложь придумать мне не удаётся. Соответственно, настало время правды:
— Я хочу тебе помочь, но не знаю как.
— Мне не нужна помощь. И жалость тоже не нужна, — жёстко и в некоторой мере грубо отвечает он.
Но я не обижаюсь. Мне понятно, почему он реагирует именно так. Я не слишком хорошо знаю своего мужа, но одно мне известно точно — он не принимает жалость ни в какой форме, и вообще к жалости как к явлению относится крайне негативно.
— Наверное, я не так выразилась, — не убирая ладоней с широкого разворота его плеч, говорю я. — Я хочу помочь тебе быстрее избавиться от боли. Обычно люди справляются с ней быстрее, когда у них есть собеседник.
Либо моя эмпатия сделала мне медвежью услугу, либо…
— Ты хочешь, чтобы я излил тебе свою душу? — спрашивает он, поворачиваясь ко мне вполоборота, но в глаза не смотрит.
— Не обязательно. Можно просто поговорить.
— Я не хочу говорить.
С этими словами он отворачивается, возвращая взгляд к альбому. Я уже собираюсь отойти, как пальцы правой руки вдруг накрывает его горячая ладонь.
Это безумно странно, и у меня сердце подскакивает до самого горла. Но я не двигаюсь и остаюсь стоять у него за спиной, пока он вот так странно касается моих пальцев.
В один момент он возвращается на одну из первых страниц фотоальбома, где находится фотография Сары, когда ей было несколько дней от роду.
Смотрит на крохотную, розовощёкую малышку, что морщила носик, и…
подносит мою ладонь к своим губам, чтобы оставить на ней поцелуй.
Меня прошибает электричеством, а ноги подкашиваются, словно во мне не осталось сил, и всё, на что меня хватит — это с грохотом упасть на пол.
Я понимаю, что мы подошли к какому-то важному моменту, и сейчас — вот прямо сейчас — что-то произойдёт…
И оно происходит. Артуру звонят. На экране его смартфона появляется фотография Алексы. Соблазнительная и горячая.
Грозовой сразу же отпускает мою руку, встаёт с места, подхватив телефон, и молча уходит с ним за дверь.
Я хватаюсь за спинку кожаного кресла — ни живая, ни мёртвая. Тяжело описать словами своё состояние. Наверное, лучше всего подойдёт «спуститься с небес на землю».