Читать книгу 📗 "Горячие руки для Ледяного принца (СИ) - Морозова Рита"

Кайлен вскрикнул. Не крик, а резкий, сдавленный звук, полный ужаса и ярости. Он дернул руку, наконец разрывая контакт. Его лицо, всегда бледное, стало мертвенно-белым. Он тяжело дышал, его грудь вздымалась под темной тканью камзола. Он смотрел на меня не с ненавистью, а с чистым, животным страхом. Как на что-то непостижимое, чудовищное. Как будто я прикоснулась не к его руке, а к открытой ране на его душе и вылила туда раскаленную сталь.

— Довольно! — Его голос прогремел, потеряв всю свою прежнюю ледяную сдержанность. В нем была ярость, но ярость отчаянная, испуганная. — Вон! Немедленно!

Я отпрянула, прижав руку к груди. Ладонь горела, как после ожога, но не от его холода — от выплеска собственной силы. Я чувствовала слабость, головокружение, как будто отдала часть своей жизненной энергии в этом одном прикосновении. Но больше всего меня потрясла его реакция. Он не просто почувствовал тепло. Он испугался его. До глубины души.

Внезапно раздался громкий, настойчивый стук в дверь.

— Ваше Высочество? Все в порядке? Мы услышали крик! — Это был голос одного из ледяных стражей. Тревожный? Нет. Настороженный. Исполняющий долг.

Кайлен стоял, все еще дрожа, его глаза были прикованы ко мне, полные смятения и этой дикой, необъяснимой паники. Он сжал кулаки, челюсти напряглись так, что выступили желваки. Он боролся с собой, пытаясь вернуть контроль, вернуть свою ледяную маску.

— Войдите! — выдохнул он наконец, голос снова стал жестким, но в нем еще дрожали обертоны пережитого шока.

Дверь открылась. В проеме возникла фигура советника Дерна. Его умные, всевидящие глаза мгновенно оценили обстановку: меня, прижавшуюся к стене, Кайлена, стоящего как натянутая струна, с лицом, лишенным крови, трещину во льду на стене, осколки на полу. Его лицо осталось невозмутимым, но в глазах мелькнуло любопытство и… удовлетворение? Быстрое, как вспышка.

— Король требует отчета о первом сеансе, Ваше Высочество, — произнес он ровно, кланяясь. Его взгляд скользнул по мне. — И интересуется… впечатлениями.

Кайлен сделал глубокий, дрожащий вдох. Он отвернулся от меня, к окну, скрывая лицо. Когда он заговорил, его голос снова был холодным, отстраненным, но в нем появилась новая нота — горького сарказма.

— Скажи королю… — он сделал паузу, словно подбирая слова. — … что его новая игрушка… оказалась… интересной. Он обернулся, и его серебристый взгляд снова упал на меня. Теперь в нем не было паники, но была ледяная предостерегающая глубина. — Она не сгорела при первом же прикосновении. Пока.

Он повернулся к Дерну.

— Завтра. В это же время. Приведите ее снова.

Затем он посмотрел прямо на меня. Его губы не шевелились, но я услышала его слова так отчетливо, как будто он прошептал их мне прямо в ухо, сквозь гул собственной крови и стук сердца. Тонкие, ледяные, как лезвие ножа:

— И не вздумай рассказывать ему… что здесь произошло на самом деле. Ни слова о трещине. Ни слова о… Он не договорил. Но смысл был ясен. Ни слова о моем страхе.

Я едва заметно кивнула. Что еще я могла сделать?

Дерн поклонился снова, его лицо оставалось непроницаемым.

— Как прикажете, Ваше Высочество. Он повернулся ко мне. — Пойдемте.

Я последовала за ним, не оглядываясь. Мои ноги едва слушались. Рука, коснувшаяся его, все еще пылала, но теперь это было смешанное ощущение жара, покалывания и глубокой, леденящей усталости. В ушах звенело.

Но сквозь шум в голове ясно звучала одна мысль:

Он почувствовал.

То же, что и я.

Его лед… дрогнул.

И это его ужаснуло.

8 глава

Завтра наступило. И послезавтра. И еще один день. Они сливались в монотонную череду ледяных утра, мучительных сеансов и бесконечных вечеров в заточении. Жизнь свелась к ритуалу.

Каждое утро, ровно с восходом солнца (вернее, с тем моментом, когда серое небо чуть светлело, обозначая наступление дня), раздавался стук. Тот же безликий стражник. Тот же приказ: «За мной». И тот же путь по становящимся все более знакомыми, но не менее враждебным коридорам. Камень, лед, мерцающие факелы, леденящая сырость и вездесущий гул тишины, прерываемый лишь звоном доспехов и скрипом моих шагов. Каждый шаг по направлению к его покоям отдавался в висках нарастающей тревогой. Страх перед болью — не физической, а той, что исходила от него. Страх перед его словами. Страх перед своей собственной силой и ее последствиями.

Дверь с серебряными вихрями. Ледяные стражи-статуи. Все тот же волнообразный удар холода при входе. И Он.

Кайлен. Каждый день он встречал меня в том же простом кресле у заиндевевшего окна. Иногда он сидел, уставившись в серую мглу за стеклом, абсолютно неподвижный, словно часть интерьера. Иногда — с книгой в руках, толстым фолиантом в потертом кожаном переплете, но я никогда не видела, чтобы он перелистывал страницы. Его пальцы просто лежали на корешке, бледные и безжизненные. Он никогда не встречал меня взглядом сразу. Всегда выдерживал паузу, ледяную и тягучую, прежде чем медленно повернуть голову. И каждый раз его серебристые глаза были одинаковыми — пустыми. Как два осколка мертвого зеркала. Лишь глубоко внутри, в их бездонной глубине, я иногда улавливала едва заметную тень ожидания. Или страха. Того самого страха, что прорвался в нашем первом контакте.

Сеанс всегда начинался одинаково. После мучительной паузы он протягивал руку. Без слов. Просто протягивал. Жест был механическим, лишенным воли, как будто он выполнял чью-то чужую команду. Приказ отца. Обязанность. Пытка.

— Ну? — его голос звучал хрипло, как скрип несмазанных петель. — Твоя очередь играть в спасителя, южная муха. — «Муха» сменила «игрушку» и «целительницу». Каждый день он находил новое уничижительное прозвище. «Пятнышко солнца» (с убийственной иронией), «Теплокровная» (словно ругательство), «Пластырь для прокаженного».

Первые дни его слова впивались, как ледяные иглы. Я краснела, сжимала кулаки, чувствовала, как слезы подступают от бессилия и обиды. Я хотела кричать, спорить, бросить ему в лицо, что я здесь не по своей воле! Что я тоже жертва! Но страх за Эдгара, за себя, и этот давящий холод его присутствия сковывали язык. Я лишь опускала взгляд и молча протягивала руку к его ледяной ладони.

Прикосновение.

Каждый раз это был шок. Всепоглощающий холод его кожи, пронизывающий до костей. И сразу за ним — боль. Не его боль в момент прикосновения (хотя и ее я чувствовала остро), а эхо ее. Как будто мои пальцы, коснувшись его, погружались в бурлящий океан вековых страданий. Физическая боль от проклятия — острые, ледяные иглы под кожей, ломота в костях, сковывающая мышцы, вечный холод, пожирающий изнутри. И душевная боль — гнетущее одиночество, всепоглощающее чувство вины перед замерзающим королевством, горькое отчаяние от собственной чудовищности, бессилие перед неумолимым проклятием. Этот вихрь боли захлестывал меня каждый раз, заставляя задыхаться. Я с трудом удерживала себя, чтобы не отдернуть руку.

И тогда мой дар вскипал в ответ. Тепло не просто текло — оно взрывалось из глубины, концентрировалось в точке соприкосновения и устремлялось навстречу холоду. Как вода на раскаленный камень, оно шипело, боролось, пробивало себе путь сквозь ледяную броню. Я чувствовала, как его тело вздрагивало под моим прикосновением. Как его дыхание сбивалось. Как в его пустых глазах на мгновение вспыхивала та самая дикая паника, заглушаемая лишь железной волей. Он никогда не издавал звуков после первого раза, но его пальцы непроизвольно сжимались на моей руке, не отпуская, а скорее цепляясь, как утопающий за соломинку, даже если эта соломинка жгла его ледяную сущность.

«Только не сейчас! Только не трещина!» — эта мысль билась в моей голове как птица во время каждого сеанса. После первого раза лед на стенах его покоев больше не трещал так громко. Но напряжение в воздухе было ощутимым. Холод колебался. Он то сгущался, пытаясь подавить вторжение тепла, то чуть отступал под его натиском. Иногда на стене, где уже была трещина, откалывалась крошечная чешуйка льда. Кайлен замечал это. Его взгляд метался к повреждению, и в его глазах вспыхивало что-то… похожее на ужас и ярость одновременно. Он ненавидел эти следы. Ненавидел доказательства того, что его твердыня не так неприступна.