Читать книгу 📗 "Игры, в которые играют боги - Эбигейл Оуэн"

– Ладно.

Мы оба замолкаем, но от него исходит слишком мрачная задумчивость, и от этого у меня сводит мышцы плеч.

– Ты знаешь, какое сегодня будет испытание? – спрашиваю я.

Аид качает головой:

– Знает только тот бог или богиня, кто его придумывает. Они не должны говорить об этом даже своим поборникам, хотя, я так понимаю, большинство из них обойдут этот запрет.

Мои челюсти замирают, но потом я доедаю кусок. Такими темпами я никогда не впихну в себя эту яичницу.

– А ты будешь придумывать Подвиг?

– Нет. Мне сообщили, что уже поздно. Надо было решить этот вопрос с даймонами год назад.

Потрясающе. Я буду не готова ко всем Подвигам до единого, и хотя бы один поборник будет иметь преимущество в каждом. Я прожевываю эту мысль с остатками завтрака.

Видимо, я слегка потерялась в своей голове, потому что вопрос Аида звучит как гром среди ясного неба:

– Что за человек был у тебя в комнате вчера ночью?

Я не могу не поперхнуться и давлюсь яичницей, пытаясь как-то запить ее чаем. Когда наконец у меня получается нормально вдохнуть, я осторожно откладываю вилку.

– Ты ведь не обидел Буна?

– Нет. Он ушел невредимым и не зная о том, что я его заметил.

Ну, хвала богам за это. Но я не могу сейчас понять Аида, ведь у него самое нейтральное выражение лица.

– Он твой любовник? – спрашивает он скучающим голосом.

Я бы рассмеялась, если бы он не тыкал в больное место, которое, наверное, никогда не залечится.

– Разумеется, нет, – беспечно говорю я вместо этого.

Оказывается, боги могут чувствовать вину. Лишь на йоту, и это выражение пропадает с его лица так же быстро, как и появилось, но я замечаю.

– Это один из мастеров-воров в моем логове. Даже не друг. – Я умолкаю, потому что после вчерашней ночи я уже не уверена, что это так.

– Тогда зачем он был здесь?

Очень хороший вопрос. Если бы я знала.

– Принес мои вещи. Он помогал мне избегать кое-кого, когда ты выбрал меня, и видел, как я исчезла.

– Твой не-друг помогал тебе избегать – кого?

– Это долгая история.

– И ты не хочешь мне рассказывать.

Что творится с его голосом? Я думала, что начинаю понимать варианты его интонаций и их смысл. Один взгляд показывает, что его лицо по-прежнему нейтрально. Но все равно голос звучит как-то не так.

– Не особо. Нет.

Я встаю и иду к раковине мыть тарелку и сковородку.

– Ты в него влюблена?

Я ставлю сковородку в раковину с негромким лязгом и поворачиваюсь к Аиду:

– Ты действительно бьешь в самую суть, так ведь?

Аид с легким интересом наклоняет голову:

– Так что же?

О преисподние, я правда не хочу об этом говорить.

– Это не важно. – Я поворачиваюсь к раковине.

За моей спиной повисает показательная пауза.

– Хорошо, если нет. Чем меньше волнений у тебя за спиной, тем лучше ты справишься в Тигле.

И это с хлопком возвращает меня к реальности, а я и не понимала, что упорхнула куда-то. Его голос звучал напряженно не потому, что ему было не все равно, что со мной происходит и как и что влияет на мою жизнь. Аиду важна только конечная цель, какой бы она ни была, а я – просто средство для ее достижения.

И будет умно об этом помнить.

За моей спиной раздается тихое диньканье.

– Твою мать, – тихо бормочет Аид.

Через секунду он тянет руку мимо меня и выключает воду, а потом разворачивает меня лицом к себе, и его серебристые глаза сдержанны и серьезны.

– Я думал, что у меня будет больше времени на твою подготовку. Сейчас начнется первый Подвиг.

Сердце пытается выскочить у меня из горла, явно готовое бросить все остальное мое тело, пораженное проклятьем. Я его сглатываю.

– Откуда ты знаешь?

Аид поднимает телефон с групповым чатом. У богов есть групповой чат. Серьезно?

– Мне только что сказал брат, – говорит он.

На экране секунду плавает имя Посейдона. У меня тут же включается мозг.

– Посейдон. Значит… вода? Океан?

Аид кивает.

Может, надо было надеть что-то водонепроницаемое.

– Какая у него там добродетель?

– Отвага.

Отвага?

– Значит, наверное, не шашки, – бормочу я себе под нос. А потом громче: – Чудовища?

– Не знаю. Во время последнего Тигля он заставил поборников встретиться со всеми их величайшими страхами одновременно. – Он сейчас не шутит и не дразнится, и это меня еще более нервирует.

Видимо, Аид это понимает, поскольку дарит мне ободряющую улыбку – чего наверняка не делал уже тысячу лет, настолько она деревянная, и ямочек не видно, и это нервирует меня еще сильнее. Аид пытается меня ободрить. Это плохо.

– У тебя есть все, что нужно? – спрашивает он.

Жемчужины. Зубы дракона. Набор отмычек Буна. Моя реликвия. Еще парочка инструментов. Все рассовано по карманам разгрузки. На мне два дара Аида – татуировки и поцелуй – как часть меня, внутри меня.

Я киваю.

– Хорошо. Не рискуй без нужды. Пусть этим занимаются другие поборники.

Вот сейчас? Сейчас он решает дать мне совет?!

– Береги тыл. Инстинкт выживания внедрен во всех нас, но особенно в смертных, ведь, как ты сама сказала, вы не перезагружаетесь. Это делает всех живых существ безжалостными, вне зависимости от их личности и поведения в иных условиях.

– Это я уже поняла, – бормочу я.

Его пальцы впиваются мне в руку.

– Используй дары, но только если должна. Лучше дать это сделать другим поборникам, а свои приберечь.

Я снова киваю. Почему-то инструкции, которыми он меня бомбардирует, меня успокаивают. Может, потому, что напоминают мне о годах обучения, когда Феликс забрасывал меня указаниями так быстро, что я едва поспевала. Это кажется… знакомым.

Я сосредоточиваюсь на словах Аида, на его голосе.

– Ничто и никогда не бывает таким, как кажется, при участии богов, – говорит он. – Сомневайся во всем.

– Ну, охренеть теперь.

Его губы изгибаются, хотя глаза остаются серьезными.

– А если я буду нужен, тебе нужно лишь добраться до меня.

Я хмурюсь:

– Ты там будешь? Тебе же нельзя вмешиваться. Правила.

На его лицо ложится тень надменности.

– Я – бог смерти, а смерть не знает правил.

Я издаю неуверенный смешок.

– Наконец-то что-то позитивное в том, что ты – мой покровитель.

Спаси меня Олимп. Поверить не могу, что я это сказала. У меня расширяются глаза, но, наверное, Аид читает мои мысли, потому что накрывает мой загривок ладонью, притягивая к себе, и наши лица теперь совсем близко.

– Сосредоточься, Лайра, – говорит он.

Ну да. Сосредоточиться. Я киваю. Потом снова киваю:

– Ладно.

– Я не сказал «позови меня». Я сказал «доберись до меня». Есть разница. Ты поняла?

Еще одна загадочка. Класс.

Его черты искажает раздражение:

– Я не могу сказать больше.

– Я соображу. – Когда-нибудь. Может быть.

В моем теле зарождается забавное ощущение, как будто оно стало легче и с пузырьками, особенно ступни. Я опускаю взгляд и вижу, как они постепенно пропадают вместе с кожаными сапогами, и это ощущение ползет выше по ногам.

– Надеюсь, вода там хотя бы теплая, – бормочу я. Не знаю почему.

– Посмотри на меня, – приказывает Аид.

И я смотрю. Смотрю прямо в плавящиеся серые глаза, где клубятся эмоции, которые я сейчас не могу расшифровать.

Аид сжимает мне плечо:

– Что бы ни случилось, Лайра, запомни одну вещь.

Одну вещь? Он мне уже с десяток сказал.

– Какую?

– Я выбрал тебя не просто так. Ты сможешь.

Бог смерти выбрал меня. Избрал меня. Верит в меня. Несмотря на мое проклятье.

Ощущение добирается до подбородка, и образ Аида начинает меркнуть, пока я пропадаю. Его голос летит за мной в ничто:

– Ты сможешь, Лайра… потому что ты моя.