Читать книгу 📗 "Тени столь жестокие (ЛП) - Зандер Лив"
Из груди вырвался стон и тут же переродился в долгий, рваный смех. Он разнёсся эхом. Казалось, стены смеялись вместе со мной.
Безумие.
Смех переломился в хриплый смешок — пустой, фальшивый, раздирающий горло. Во мне не осталось ничего здравого. Ни правильного. Ни целого. Ни приличного. Ни чистого.
Не теперь.
Я лежал, не знаю сколько, распластанный на камнях, а спертый воздух тянул плесенью и тоской. Сердце бухало в груди, постепенно замедляясь, стихая в глухой гул. Дыхание повторяло этот ритм — короткое, поверхностное, будто и сам воздух брезговал прикасаться ко мне, такому грязному.
Мне не стоило сюда возвращаться.
И вдруг — дрожь внутри. Яркая искра из ничего в самом центре, похожая на свет — так тени мои раздвинулись, уступая.
Я знал это чувство. Впервые встретил его мальчишкой здесь, в этих самых стенах. Потом — в рощице, уже взрослым, слишком сломанным, чтобы хоть о чём-то заботиться. Но сейчас… я заботился. Слишком сильно. Тянуло к нему, как ворону — к свежей падали.
Я хотел ещё.
Я нуждался в этом.
Я поднялся, шатаясь. Теневой плащ изорван местами, сапоги скрежетали по камню. Я брёл по коридору, где эхом ещё жили вековые крики Харлена. Винтовая лестница выросла впереди — каждый шаг был борьбой с прошлым, что царапало по пятам, не отпускало.
И, может, я рухнул бы на ступенях, ждал бы, пока Аскер придёт и вытащит меня, если бы не тот светлый зов, тянущий меня вверх — к свету барбакана.
Где она?
Я поднял руку, наблюдая, как клубы теней извиваются меж пальцев. Судьбоносные дары всегда тянулись друг к другу, но ничто так не звало тени, как пустота.
Моя голубка манила их. Сгибала. Склоняла. Указывала — к воротам слева, как стрелка компаса, рвущаяся на север.
Смахнув грязь с рукавов, я вышел через распахнутые ворота. Шорох ракушек под ногами сменился хрустом снега.
Три дня назад Галантия зажгла костёр для леди Брисден — только потому, что земля была слишком промёрзшей, чтобы зарыть её по-людски. Потом она заперлась в своей комнате — горевала, спала, плакала…
Всё это — в руках Себиана.
Картинка, что царапала меня изнутри, рвала и скребла. Но не так сильно, как память о том, как у виселицы она бросилась к его ногам. Не в мои объятия.
Когда всё пошло так чудовищно не так?
Когда я вырезал в её плоти свой знак? Когда душил её членом, тенями, рукой? Когда рвал её девственность пальцами? Или тогда, когда сказал себе: «Я ненавижу её. Я должен разбить её сердце»?
М-м, столько вариантов.
Чем дальше я уходил в спящий сад, где деревья стояли в идеальных рядах, тем сильнее тянуло в груди — узел просил быть затянутым. И, может быть, я давно бы уже поймал её в него… если бы она не пряталась всё это время в своей комнате. Но вот теперь вышла. Ушла от него. Наконец-то — ко мне.
Мои шаги замерли.
Там она стояла — моя прекрасная аноалея, волосы её сияли ещё ярче на фоне снега, а щёки разрумянились от холода. Жаль, я не мог рассмотреть цвет её губ сквозь серую пелену, застилавшую зрение, — губ, которые она прижала к Себиану.
Целовала его.
Мрак зашевелился в моей груди, — царапая, скребя, — заволакивал разум покровом тьмы, душил свет ясности, размывал края рассудка. Как он посмел целовать мою пару? Переплетать пальцы с её? Гладить хрупкие пряди её волос, прочёсывая их так показушно, чтобы все на стенах могли видеть!? Я, блядь…
Возьми себя в руки!
Дыхание сбилось. Лишь рефлекс — втягивать меньше воздуха, освобождая больше места, чтобы мои тени лупили по рёбрам с такой яростью, что пот скатился к вискам. Они стали… жестокими с тех пор, как она пробудила свой дар.
Сильнее, чем обычно.
Я заложил руки за спину, заставляя себя дышать ровнее, переваривая ревность к ситуации, в которую сам же себя загнал. Я это понимал. Но тени — нет. Они грозили захлестнуть меня, вынудить сделать то, о чём я потом буду жалеть.
Против моего лучшего друга.
Может, против моей пары.
Я не мог допустить ни того, ни другого.
С хлопком теней Себиан обернулся и взмыл прочь, не чуя моего присутствия. Странно. Но это шанс, и я его приму.
Галантия обернулась и направилась к воротам, ко мне. Но тут её глаза наткнулись на мои — расширились, ноги встали колом.
— Почему у тебя глаза совершенно чёрные?
Дыхание ещё больше сбилось, головокружение хлынуло в разум. Возможно, не стоило искать её в таком состоянии, когда моё самообладание держалось на самой тонкой нити, а тени просачивались в зрачки. Но этот свет…
Земли. Титулы. Короны. Царства. Я отдал бы всё за один день покоя в его сиянии. Чёрт… за миг. За минуту. За вдох.
— Твоя пустота всё ещё голодна, — я шагнул ближе, нетерпеливо, жадно, стремясь слиться с ней, избавиться от этой тьмы. — Позволь мне влить свои тени в твою пустоту, и…
— Нет. — Галантия отшатнулась, втянув воздух. — Я не хочу твоих теней.
От её отказа связь рванула в груди, мой аноа захлопал крыльями, поднимая вихри, пока они не хлынули в мои мысли, густые, как чёрная смола. Разве я мало страдал, богиня? Разве мало выдрал собственных перьев, молясь, умоляя, вымаливая — даруй мне мою пустоту, только чтобы она оттолкнула меня!?
Я шагнул вперёд, преследуя её, пока она, пятясь, не упёрлась спиной в ствол дерева. Прежде чем она успела юркнуть за него, я вскинул руку, ухватил низкую ветку справа, подался бёдрами влево — и загнал её в клетку.
Я смотрел вниз на эти дрожащие губы — и как тончайшие нити моих теней тянулись изо рта к её устам, и сладость растекалась по телу.
— Боль в груди, должно быть, мучительна.
— Всё лучше, чем провести остаток жизни с тобой, — выдохнула она, голос дрожал, но я видел: эта… симбиозность между нами трогала её не меньше. — Ты пытался обманом заставить меня связаться с тобой.
Я прижался к телу, которое так хорошо помнил, красневшее под моими грубыми руками. И только сейчас заметил, насколько я твёрд — член пульсировал.
— Уж это не могло так сильно тебя удивить, как ты притворяешься. Мы уже выяснили: я ублюдок.
Ублюдок, который всё проебал так окончательно, что для неё я никогда не буду иным. Зачем ей вообще добровольно соглашаться на связь? Из жалости? Из любви? Нет… я за пределом искупления.
Так почему бы просто не взять ее?
В любом случае у меня есть её ненависть. Но я бы предпочёл иметь её вместе с этим светом…
— Откройся для меня, маленькая белая голубка. — Я склонился ближе, расстояние меж нашими губами таяло, воздух трещал от силы. — Прими мои тени. Проглоти их.
— Малир, пожалуйста… ты пугаешь меня, когда твои глаза такие. — Она чуть склонила голову, и поток моих теней замедлился до мучительной капели, пока она оглядывала меня с ног до головы. — У тебя лицо в крови. Одежда разодрана. Ты грязный.
Грязный.
Жгучий стыд ударил в жилы, обжёг руки. Жар стал таким невыносимым, что пальцы сомкнулись у неё на горле, прижав к дереву.
Да, я был грязным. Запятнанным, без совести.
Так зачем сейчас притворяться, будто она у меня есть?
Я сделал глубокий вдох, наполнил лёгкие и заставил тени рвануть сквозь разлом между рёбрами. Они вырвались из меня, пробив те жалкие барьеры, что она воздвигла у самого ядра, и хлынули прямо в её пустоту.
Они лились, и лились, и лились… Богиня, помоги мне, я жаждал ещё! Мне нужно было это расширяющееся сияние в груди, это облегчение, когда проклятые тени отступали!
Маленькая ладонь Галантии вцепилась в мой бок, но не оттолкнула.
— Пожалуйста, просто отпусти меня…
Никогда.
Связь дёрнула меня к ней, тянула к самому сердцу, с тем же отчаянием, с каким мои тени вливались в неё, и я ощущал себя легче, свободнее, чем за многие годы. Блядь… за целую жизнь.
Как я мог отказаться от этого?
Как мог отказать себе?
Я прижался к её телу, пока член не начал пульсировать от трения, всё моё существо сосредоточилось на этом пульсирующем звене между нами, таком хрупком, но крепнувшем с каждой тенью, что я вливал в неё. Ощущение было опьяняющим — поток нужды и жажды накатывал волной, топя всё остальное: её дёрганье, её извивание, её просьбу остановиться — всё превращалось в далёкий шёпот.
