Читать книгу 📗 "Горячие руки для Ледяного принца (СИ) - Морозова Рита"

Открытие: Однажды Эдгар пришел с рынка, стуча зубами — подхватил лихорадку. Я испугалась. Это было серьезнее царапин. Но инстинкт оказался сильнее страха. Я усадила его, приложила ладони к его горячему лбу и вспотевшей груди. И отпустила контроль. Тепло хлынуло мощным потоком, почти обжигая мои собственные руки. Я видела его — золотистый, как жидкое солнце, проникающий сквозь кожу, гонящийся за жаром болезни. Через час Эдгар спал спокойно, температура спала. Наутро он встал как ни в чем не бывало, громко хваля мою «вернувшуюся силу». Я же чувствовала себя выжатой, как лимон. Дар требовал платы — моей энергии.

Камень: Он реагировал. Когда я концентрировалась на целительстве, лежавший в кармане или за пазухой камень становился чуть теплее, а его внутренние искры начинали пульсировать в такт моему дыханию. Как батарейка? Антенна? Я не знала. Но чувствовала связь. Иногда, в тишине, мне чудилось, что он… шепчет . Обрывки непонятных ощущений: холод, боль, тоска. Я списывала это на усталость и стресс.

Эдгар, окрыленный моим «выздоровлением» и возросшим даром, объявил о поездке в столицу, Эйриденхолд, как только я окрепну.

— Покупатели с севера говорят, там беда, — мрачнел он, упаковывая тюки с южными тканями и специями в крытую повозку. — Холод, которого не было никогда. Люди мрут. Королевские лекари ничего не могут. Может, твой дар… — Он не договорил, но надежда в его глазах так и пылала. — Да и обещал я тебе, как только поправишься, показать столицу. Раз уж память твоя подводит, новые впечатления помогут!

Я не сопротивлялась. Столица. Королевские лекари. Король . Если где-то и были ответы на то, что со мной случилось, или шанс вернуться домой (хотя эта мысль таяла с каждым днем), то только там. Да и холод… Он манил и пугал одновременно. Намекал на что-то важное.

Дорога началась ярко и шумно. Лошади фыркали, повозка скрипела, Эдгар напевал старинные песни. Я смотрела на проплывающие мимо пейзажи: бескрайние желтеющие поля пшеницы, виноградники на склонах холмов, деревеньки, утопающие в зелени. Воздух был теплым, напоенным ароматами нагретой земли и полевых цветов. Никакой Вечной Зимы. Юг жил своей жизнью, почти не тронутый бедой севера.

Но чем дальше на север мы продвигались, тем заметнее менялся мир. День за днем.

День третий: Утро встретило нас непривычной прохладой. Солнце светило, но его тепло стало каким-то… слабым. Как чай, в который долили слишком много холодной воды. В тени деревьев было зябко. Я накинула шерстяную шаль поверх своего простого платья.

День пятый: Поля сменились хвойными лесами. Воздух стал острее, пахнул смолой и… снегом? Его еще не было видно, но обещание висело в воздухе. По ночам я куталась в одеяло, а Эдгар разводил костер побольше.

День седьмой: Мы въехали в первые по-настоящему заснеженные земли. Сугробы по обочинам дороги, деревья, согнутые под тяжестью снежных шапок, крыши домов, едва видные из белого покрова. Воздух обжигал легкие. Люди здесь выглядели иначе: закутанные в темные грубые ткани, лица скрыты воротниками, глаза — усталые, с тенью страха. Ни смеха, ни песен. Только скрип полозьев по снегу и завывание ветра в соснах. Вечная Зима перестала быть абстракцией. Она была здесь. Физическая, давящая, живая .

Именно здесь, в одной из северных деревень, укрывшись на ночлег в холодной каморке постоялого двора, случилось то, что окончательно сломало мою теорию «коматозного бреда».

Хозяин, угрюмый мужчина с обмороженными ушами, пробормотал за ужином:

— Жена… не встает. Горит. Кашель… ледяной. — Его глаза были пусты.

Сердце сжалось. Я знала этот взгляд. Отчаяние. Я видела его в больнице у родителей безнадежных больных.

Эдгар посмотрел на меня. Вопрос висел в воздухе.

— Дочь, может, посмотришь?

Я кивнула.

В крошечной, промерзшей спаленке лежала женщина. Дыхание хриплое, прерывистое. Кожа — серо-синяя, горячая на ощупь и при этом… липкая от какого-то странного внутреннего холода. Пневмония? Но что-то еще. Что-то зловещее .

— Не знаю, чем девчонка может помочь. Но если может. Пожалуйста… Прошу…— прошептал хозяин, стоя на пороге, как приговоренный.

Я опустилась на колени, отбросив страх. Медсестра Алиса взяла верх. Я положила руки ей на грудь, закрыла глаза. И нырнула внутрь с помощью дара.

Холод. Ледяные иглы в легких. Темная, сковывающая тяжесть. И чужеродная тьма , пульсирующая где-то глубоко, подпитывающая болезнь. Проклятие? Сама Вечная Зима внутри человека?

Я собрала все тепло, какое только могла. Не игривые ручейки, как для ссадин, а мощную, жгучую реку жизни. Я направляла ее в легкие, разбивая лед, выжигая тьму. Тепло вырывалось из моих ладоней почти видимым золотым сиянием в полумраке комнаты. Я чувствовала, как оно воевало с холодом. Пот заливал мне лицо, ноги подкашивались, в висках стучало. Камень на груди пылал, как уголек.

Минуты тянулись вечно.

И вдруг — хриплый, но чистый вдох. Цвет вернулся к губам женщины. Лихорадочный блеск в глазах сменился сонной усталостью. Холод отступил, оставив лишь обычную болезненную слабость.

— Спи, — прошептала я, едва слышно, и рухнула бы, если бы Эдгар не подхватил меня.

Хозяин смотрел на жену, потом на меня. В его глазах не было радости. Только благоговейный ужас.

— Чародейка… — прошептал он. — Или… ангел?

Я не была ни тем, ни другим. Я была потерянной душой с украденным телом и опасным даром. И видя благоговейный страх и надежду в его глазах, видя синеву отступающей Зимы на лице его жены, я поняла окончательно.

Это не бред, Алиса. Это ужасающе реально. И ты здесь. И этот дар… он нужен.

Эдгар помог мне добраться до повозки. Я дрожала от истощения, но внутри горел новый огонь — осознанный, тревожный.

— Спасибо, доченька, — тихо сказал Эдгар, укрывая меня мехами. — Ты… ты настоящая героиня.

Я не ответила. Я смотрела на север, туда, где над заснеженными лесами, на фоне свинцового неба, уже вырисовывались мрачные, покрытые вечным инеем башни Эйриденхолда. Столицы Холода. Дома Принца Льда.

А черный камень, дающий мне силы, изредка тревожно холодел, будто тревожась из-за приближения к проклятию.

4 глава

Скрип полозьев по заледенелому камню сменился глухим гулом, когда наша повозка въехала под своды главных ворот Эйриденхолда. Воздух внутри стен ударил в лицо, как кулак — не просто холодный, а высасывающий тепло, пронизывающий до костей. Я втянула голову в плечи, кутаясь в шаль, но ледяные иглы все равно кольнули щеки.

— Вот она, столица, — пробормотал Эдгар, его голос был приглушен шарфом. Он правил лошадьми, напряженно вглядываясь в лабиринт заснеженных улиц. — Держись крепче, Аннализа. Тут… не как дома.

Дом. Слово вызвало острое воспоминание о солнце Вейсхольма, о запахе нагретой земли и смехе Лины. Здесь не было ни солнца, ни смеха. Здесь был иней . Он висел на всем: на острых шпилях башен, вздымающихся к серому, низкому небу; на мрачных каменных фасадах зданий, украшенных некогда изящной резьбой, а теперь скованных ледяными наплывами; даже на лицах редких прохожих, закутанных в темные, грубые ткани так, что видны были лишь усталые, напуганные глаза.

Контраст был не просто физическим. Он был душевным . В Вейсхольме жизнь била ключом, несмотря на скромность. Здесь царила подавленность. Люди двигались быстро, понуро, не глядя по сторонам, словно боялись привлечь внимание невидимых сил. Воздух гудел от тишины, прерываемой лишь скрипом саней, далеким кашлем или плачем ребенка, быстро приглушаемым. Роскошь, о которой говорилось в плане, была видна — резные деревянные балконы на некоторых домах, тяжелые двери с бронзовыми ручками, следы позолоты на гербах над воротами богатых особняков. Но все это было погребено под холодом и страхом. Изнанка роскоши — нищие, прижимающиеся к тепловым трубам, едва видным из-под снега, с пустыми глазами и синими от холода губами. Запах дорогих благовоний, доносящийся из лавок, смешивался с вонью замерзшей мостовой и отчаяния.