Читать книгу 📗 "Тени столь жестокие (ЛП) - Зандер Лив"

— Немедленно прекратите! — взревел Аскер, подхватив меня за руку и дёрнув на ноги, как раз когда Малир вскочил сам, послав в мою сторону новую волну теней. — Во имя богини, остановитесь!

Тени снова сомкнулись на моей шее, но сильнее душила подступившая паника. Малир был слишком силён. Его тьма — безжалостна, беспощадна. Победить его я не мог.

Но я мог избить его до полусмерти. И я это сделал.

Кулаки обрушивались на него с бешеной яростью, удары ног выбивали воздух из его груди. Кость билась о кость, кожа хлестала о кожу. Воздух наполнялся железным привкусом крови всякий раз, когда мой кулак врезался в его лицо. Его кровь? Моя? Какая, к чёрту, разница.

Мои удары не прекращались, каждый был эхом ярости, скорби, вины.

Я не защитил её.

Удар.

Я не спас её.

Удар.

Я снова все разрушил.

Удар. Удар. Удар.

Сдавленный стон Малира вернул меня в реальность. Красная пелена спала с глаз. Повсюду — кровь. Стекала с его губ, размазывалась по щеке, заливала глаза, и из рассечённой скулы струился поток.

Слишком много крови.

Ни единой тени.

Я даже не заметил, как схватил его за ворот, пока не отпустил, отшатнувшись, тяжело дыша, вымотанный до последней жилки. И лишь один факт мог объяснить, как я умудрился превратить его в такое окровавленное зрелище, что он едва держался за клетку, чтобы не рухнуть.

— Нечестно прекращать защищаться. И веселья никакого, — вытирая окровавленные кулаки о штаны, я всмотрелся в него, ища тени, но не нашёл ни единой. Неужели его аноа покинуло его? — Где твои тени?

Малир рассмеялся, захлёбываясь кровью. Хриплый смех перерос в судорожный, почти безумный. Он провёл тыльной стороной ладони по губам, а затем сплюнул комок розовой слюны сквозь прутья клетки. Плевок упал в солому, обрызгав белые перья птички Галантии.

А рядом с ней сидел аноа Малира…

… бережно разглаживая её повреждённые крылья.

Глава 2



Галантия

Наши дни, Тайдстоун

Холодный воздух, пропитанный солью и льдом, кусал наши перья. Рядом гулко били о скалы волны, и этот грохот сливался с нашими слабеющими взмахами крыльев. Мышцы, кости, сухожилия… каждая часть тела ныла с такой нестерпимой силой, что силы покидали нас. И всё же мы летели.

Внизу простиралась земля, укрытая лазурным полотном, с фиолетовыми хвойными деревьями, разбросанными по пёстрым лугам. Какая же это была красота, какая насыщенность — словно художник вылил свои самые густые масляные краски на весь мир.

Порыв ветра ударил в крылья.

Он сбил нас в сторону, пронзив острой болью — мышцы горели, кричали. Мы сорвались с небес, отчаянно размахивая крыльями, пытаясь поймать хоть какое-то дуновение, что унесло бы нас к деревьям, пока мы падали всё ниже, ниже. Иглы царапали перья. Снег ложился на наши тела, пригибая их. Когти судорожно скребли по стволу в поисках опоры.

Напрасно.

Тёмные когти скользнули по сучковатой коре. Мир завертелся, превратился в расплывчатый вихрь, пока, с несколькими глухими ударами, нас не поглотило ледяное одеяло снега. Внезапная сила взорвалась внутри нас, извиваясь, корчась, разрываясь волной иголок, что впивались в кожу.

Все краски исчезли.

Я прищурилась от ослепительного белого сияния, исходившего отовсюду. Лёгкие свистели, вбирая острый, ледяной воздух, пока холод пробирался сквозь тень-ткань моего платья. Дрожь пронеслась по телу, голову обожгло градом вопросов. Что произошло? Где я?

Нет!

Кем я была?

Белой вороной.

Слабый всхлип сорвался с моих губ и растворился в морозном воздухе. Разум метался, сплетаясь с безумным эхом этого ответа, ища хоть какую-то нить здравого смысла в разрывающемся сознании. Я не ворон. Не могла быть. Я — Галантия из дома Брисден, чёрт возьми! Единственная живая дочь лорда и леди Брисден!

Что-то щекотнуло висок.

Дрожащие пальцы потянулись и вынули одинокое, хрупкое, молочно-белое перо с моего лица. Просто совпадение. Оно могло быть откуда угодно. Из подушки. Из пустого гнезда в ветвях над головой. Или… или…

Больше у меня ничего не было. Как бы я ни цеплялась за рвущиеся лоскуты рассудка, ища утешение в неведении. Но разве я не поклялась больше не прятаться? Всю жизнь я прожила во лжи — и что это дало?

Предательство и ложь.

И недавно — разбитое сердце.

Здесь для тебя нет любви.

Ни от меня, ни от него. Никто тебя нигде не любит

Слова Малира шептала ветряная боль, трескавшая мои губы, и я сжала глаза, не давая хлынуть горячим слезам. Слишком много для моего сердца. Слишком много для разума. Как я могла быть такой слепой?

И Себиан…

Сердце сжалось при мысли о нём: там, где должна была расцвести любовь, теперь зияла пустота, наполненная лишь болью. Это резало. Боги, как это резало…

Я не знаю, сколько пролежала так, чувствуя, как новые слёзы стекают по переносице и исчезают на другой стороне. Слишком долго. Отчего я вообще плакала? О потерянной великой любви? Как же жалко я выглядела…

Я вытерла глаза о плечо платья и поднялась. Малир, может, и сломал меня, но я жива. Пока жива. Ему не удалось меня убить, но это сделает холод. К чёрту, да где вообще?

Моргнув, стирая мутность перед глазами, я всмотрелась в пейзаж. Там, в серой дымке горизонта, возвышался силуэт внешних стен Тайдстоуна. Дорога из Глостена — или, может, от южных ферм, трудно было сказать из-за снега — вела прямо к воротам. Я была в безопасности.

Или нет?

Сознание болезненно заострилось на хрупком стержне пера, всё ещё зажатого между большим и указательным пальцами. Каждая секунда молчаливого раздумья ускоряла пульс. Разум вопрошал: стоит ли возвращаться в Тайдстоун? Ворона? Как это возможно? Знал ли отец? Вряд ли. Мать? Если она вообще моя мать…

Ещё один взгляд на бесконечно белый пейзаж. Я выронила перо и заставила себя идти вперёд сквозь снег по колено. Было ли разумным возвращение домой, я не знала. Но знала одно: остаться здесь — без покровителя, без золота, без ничего — глупо. И уж точно я не вернусь в Дипмарш.

Я брела по снегу, каждый шаг давался с тяжёлым усилием, ноги утопали в густом белом покрывале. Каменные громады Тайдстоуна всё ближе поднимались передо мной, пока я спотыкалась и шаркала, — молчаливое напоминание о силе и стойкости, что веками удерживали наш род. Но… был ли это мой род?

Кто я?

С каждым новым вопросом шаги мои становились медленнее. К тому времени, как я добралась до ворот, где стражник стоял чересчур близко к служанке, уткнув лицо в изгиб её шеи, усталость уже разъедала мои горящие мышцы.

Глаза служанки метнулись ко мне, и она быстро хлопнула стражника по плечу, предупреждая его о моём приближении.

Он повернулся, на его мундире тускло поблёскивали бледно-зелёные нашивки Тайдстоуна.

— Кто идёт?

— Леди Г-Галантия из дома Брисден, — наверное. — Дочь лорда и леди Б-брисден, — вероятно, нет. Неужели отец мог зачать меня от женщины-ворона? Да. Но позволил бы он такому ребёнку жить? Воспитать его? Сомневаюсь. А мать? Возлежала ли она с вороном? Была ли она белой вороной? Я слишком мало знала о белых воронах, чтобы сказать, и здесь ответа не найти. — Передайте лорду Б-брисдену, что его д-дочь у воро…

— Думаешь, любая девка может явиться и попытаться пройти за ворота? — стражник фыркнул, обиженно скривившись. — Леди Галантия уехала более двух месяцев назад…

— Не будь же дураком! Это и есть леди Галантия! — воскликнула служанка, прежде чем задрала подол серого хлопкового платья и поспешила ко мне. — О, моя госпожа, что с вами? Боги, вы дрожите! Гаврик, зови девочек, пусть немедленно несут горячую воду в покои леди! — Она бросила взгляд через плечо. — Живо! Или хочешь, чтобы она умерла от холода?