Читать книгу 📗 "Игры, в которые играют боги - Эбигейл Оуэн"

Он цветистый. Букетами поверх букетов громоздятся нарциссы: в основном бодрые желтые и яркие белые, но также с вкраплением фиолетовых, оранжевых и красных. Они окружают факел, вздымающийся из центра стола из черного обсидиана. В основании факела – блестящий череп, а от пламени глубокого красного оттенка летят искры.

Два гранатовых дерева по сторонам изгибаются, чтобы коснуться друг друга над алтарем, будто возлюбленные, которые сплелись в объятьях. Ветви усеяны темно-зелеными листьями и большими красными и спелыми плодами с характерной звездочкой снизу.

Персефона.

Этот алтарь для нее.

Она умерла уже довольно давно. Сто лет назад минимум. Хотя, я так полагаю, для Аида это не так много. Но чтобы такой алтарь стоял здесь, учитывая его редкие визиты… Видимо, он до сих пор глубоко скорбит.

Внезапно мне кажется, что я вторгаюсь в нечто настолько личное, настолько священное, что мне вообще не стоило останавливать на этом взгляд.

Я кланяюсь алтарю, молча извиняясь перед почившей богиней весны и царицей Нижнего мира, а потом пячусь и тихо закрываю за собой дверь.

Но образ этого алтаря и знание о его существовании кажутся гирями, которые я повесила себе на сердце. Они тянут меня к земле всю дорогу до ворот дома Гермеса, где я должна встретиться с Зэем.

Но его тут нет, так что я жду, поглядывая на часы. Я пришла вовремя. А он не похож на типов, которые привыкли опаздывать. Может, мне зайти внутрь? Вот только если я столкнусь с Гермесом, то сделаю хуже Зэю.

Я переминаюсь с ноги на ногу, пытаясь привести в порядок мысли. И даже подумываю послать за ним одну из моих татуировок. А потом ворота открываются, но выходит не Зэй. Сатир с мятно-зеленым мехом на козлиных ногах и пурпурными копытами и рогами выдает мне записку и без единого слова возвращается внутрь.

Записка от Зэя. Простая фраза.

«Встречаемся за храмом Гермеса. ~ З.»

Опасения Аида начинают казаться правдивыми. Если Зэю нужно скрываться и посылать записки, это плохой знак. Он ведь должен быть в безопасности в доме Гермеса, верно?

Я торопливо иду по дороге, часто оглядываясь через плечо, как сбежавшая заключенная. Особенно осторожно я пробираюсь по главной улице и расслабляюсь, только добравшись до храма.

Но Зэя там тоже нет.

Я издаю свист, служащий сигналом «выходи», а потом вспоминаю, что он не из моих коллег-заложников и его не опознает. Но справа от меня раздается шуршание, и появляется голова.

– О боги, Зэй! – Я умудряюсь не повысить голос, но он все равно машет мне, призывая к тишине, а потом заглядывает мне за спину, за дерево.

– За тобой кто-нибудь шел? – шепчет он.

– Вроде бы нет, но разве ты…

– Ты уверена?

Я вздергиваю бровь:

– Насколько могу. Что происходит?

Он снова оглядывается, и его темные глаза полны опаски; а потом выходит из-за кустов, где прятался. Парень выглядит просто ужасно.

– Что с тобой случилось, во имя Нижнего мира? – тихо вопрошаю я.

Он корчит рожу, которая должна, наверное, отображать отвращение к себе, но за отеками это сложно понять.

– У меня жуткая аллергия на… ну… фактически, можно сказать, на землю.

– И ты решил в ней спрятаться?

– Я скажу, когда мы доберемся туда, где я могу не умереть.

Кошмар. Справедливо.

– Так что будешь делать?

– Забирайся ко мне на спину. У меня идея.

Я кривлю губы, оглядывая Зэя с ног до головы. Забраться к нему на спину? А он меня удержит – в таком-то состоянии?

– Все будет нормально, – говорит он слегка отрывисто. – Залезай.

Я пожимаю плечами. Он знает свои пределы.

Зэй крякает, когда я запрыгиваю к нему на спину, и слегка спотыкается, ощущая весь мой вес, но не падает. А потом мы взмываем в воздух: не просто парим над землей, а набираем высоту. Зэй огибает горы, оставаясь над вершинами вздымающихся сосен и держась ближе к скалам – наверное, чтобы нас не увидели. Ветер со свистом проносится мимо, путая мне волосы: мы летим быстрее прежнего. Зэй еще лучше стал обращаться с сандалиями.

Я не знаю, куда мы летим, пока не соображаю, что мы поднялись на самый верх, почти к вершине одной из гор. Именно тогда Зэй закладывает вираж, и перед нами возникает огромный и впечатляющий главный храм Олимпа, устремившийся в небеса в своей сияющей беломраморной славе.

С такого расстояния головы Зевса, Посейдона и Аида с их разноцветными водопадами кажутся еще больше, чем я думала. Они вырезаны так искусно, что я все равно что смотрю на хмурого Аида, когда он привычно заполняет собой все мое пространство.

Мы летим сюда? В храм?

И верно, Зэй опускает нас на тропу, ведущую к нему.

– На землях этого храма не действуют никакие силы, даже у богов и богинь, – объясняет он. Сандалии Гермеса исчезают. Он просто этого пожелал, что ли? – Это единственное место на Олимпе, где запрещено насилие. Даже если Декс и остальные найдут нас здесь, они не смогут нам навредить.

Не уверена насчет «не смогут», но на подъем сюда у них уйдет какое-то время. Так что я пользуюсь возможностью и смотрю вверх. И вверх. И вверх.

Сам по себе храм… Серьезно, у меня слов нет.

Храм Зевса в Сан-Франциско, довольно впечатляющий, похож на крохотное пламя свечи по сравнению с лесным пожаром этого храма. Крышу поддерживает минимум сотня высоких каннелированных коринфских колонн, два ряда их заполняют все пространство. На вершине треугольной крыши встает на дыбы распростерший крылья пегас. Водосточные желоба в виде львиных голов охраняют четыре угла, и статуи даймонов маячат по обе стороны прохода во внутреннее святилище.

Все вместе дополняет ошеломляющее ощущение, насколько я мала в великом замысле мироздания.

– Мы идем внутрь? – спрашиваю я.

– Там нельзя говорить, – говорит Зэй. – Боги услышат.

А мы обсуждаем стратегию, так что я понимаю. Но не могу ничего поделать: мои плечи слегка опускаются.

Зэй направляется к ступеням, врезанным в склон горы, и к тому, что похоже на смотровую площадку прямо над тремя водопадами. Поднимающийся туман покрывает нас прохладным сиянием, а рядом приглушенно ревет вода.

– Тут нас никому не подслушать. – Зэй повышает голос до крика, а потом начинает кашлять.

Он ведет меня к скамье, стоящей спинкой к краю водопада.

– Что случилось? – спрашиваю я, садясь. – Почему ты не подошел ко мне?

Зэй корчит гримасу:

– Декс.

У меня округляются глаза:

– Он тебя обидел?

Зэй качает головой, но выдерживает мой взгляд.

– Нет. Сделал кое-что похуже.

Я лихорадочно осматриваю Зэя на предмет повреждений, но, помимо жестокой аллергии, он кажется невредимым.

– Что может быть хуже смерти? – спрашиваю я, а потом мне становится неловко от такого вопроса – нападки на Аида.

Зэй пожимает плечами, смотрит себе под ноги и пинает камушек.

– Декс упал, пока слезал с горы, и сильно поцарапался. Но поскольку я выиграл, всем поборникам Разума даровали исцеление, так что сперва он пошел к Асклепию. Рима тащила его обратно к дому. – Он вздыхает. – Она предупредила меня, что Декс ужасно злится, что я не только решил не объединяться с другими поборниками Разума, но и вступил в союз именно с тобой.

– Ты боишься, что Декс может навредить и тебе. – Я произношу это не как вопрос.

– О нет, – говорит Зэй. – Декс всегда был сам за себя. Но теперь он уговорил Риму выгнать меня из нашего общего дома.

Я хмурюсь:

– У вас общий дом?

Он смущенно смотрит на меня:

– Конечно. Для каждой группы поборников по добродетели есть дом.

А. Но не для меня, потому что Аид.

Охренительно хорошо, что я привыкла быть отщепенкой, а то бы у меня уже комплекс развился.

– Я полагала, ты живешь у Гермеса. – Твою мать. Он живет с Дексом? – Надо было раньше сказать.

И теперь я понимаю. Он потерял потенциальную новую семью, когда Декс его выгнал. Я сглатываю комок, появившийся у меня в горле. Я ведь всегда хотела только найти свое место, свою семью, так что в полной мере понимаю, почему для Зэя это может быть хуже смерти.